Над строками Нового Завета - Георгий Чистяков

Не случайно слово «милостыня» такое трудное, естественно и то, что оно не поддаётся переводу. Милостыня – не просто отчисление какого-то процента от своих доходов в пользу бедных, не просто десятина – это нечто значительно большее. Она связана с отдаванием именно Божьего – того, что Даровано нам Самим Богом, – другим людям, тем, кто пас окружает. Это явление не физическое, а мистическое – явление, в которое включено сердце, часть делания, совершаемого «втайне», и не случайно в Нагорной проповеди это выражение повторяется так часто.

Подавай милостыню и молись – вот к чему призывает нас Иисус. Как молиться? «Войди в клеть твою», – говорит Он, начиная свою беседу. Причём в славянском варианте сказано именно про клеть, а не просто про комнату, как в русском переводе. Слово, которое использовано в греческом тексте Евангелия, обозначает не жилую комнату, а чердак, амбар, склад, чулан, вообще помещение без окон, где люди обычно не живут, – свв. Кирилл и Мефодий, как всегда, заметили что-то такое, мимо чего прошли потом переводчики нового времени.

«Войди в клеть твою». Это ответ на вопрос, как и где нам следует молиться, когда, например, мы, люди разных возрастов и интересов, живём в однокомнатной квартире. Нам не следует мешать друг другу отдыхать, смотреть телевизор или заниматься какими-то другими делами. Для молитвы достаточно «клети», молясь в которой, мы не будем мешать нашим близким или смущать их. Клетью этой, в конце концов, может стать наше собственное сердце.

Здесь говорится о том, что не надо молиться публично, демонстрируя своё благочестие, как любили делать фарисеи, останавливаясь для молитвы на углах улиц. Они уже получают награду свою, говорит Христос, а вы молитесь тайно. Тогда эта тайная молитва действительно будет приношением сердца, потому что в молитве тайной, в клети своей, запертой на замок, человек раскрепощается от условностей. Не случайно же в православных храмах принято выключать свет и гасить свечи, когда читается Шестопсалмие, – чтобы люди могли не стесняясь поплакать, встать на колени. В больших соборах всегда есть какое-то место, где можно укрыться от посторонних глаз, особенно во время вечерней молитвы. Встать в нишу, где сможешь открыть сполна сердце Богу, уйти в келью не только в прямом, но и в переносном смысле слова, в глубину своего «я», – вот что нужно для молитвы.

«А молясь, не говорите лишнего…» В греческом варианте употреблено слово баттологео, что значит «говорить вздор», «бормотать», «произносить непонятные слова» и т. п. Что имеет в виду Иисус? В древности во всех религиях, практически у всех без исключения народов молитвы переходили из поколения в поколение, передаваясь по наследству от дедов и прадедов. Поэтому, как правило, в них сохраняется тот язык, который уже утрачен людьми следующих поколений. Скажем, римляне во времена Цицерона и Цезаря говорили на одном языке, вполне современном, а молились на другом – на языке VII в. до Р. Х., времён Ромула и той эпохи, о которой они, в сущности, уже ничего не знали. Поэтому образованный римлянин, знавший, естественно, как разговорный, так и литературный латинский, просто не понимал, о чём он молится. Арабы и наши российские мусульмане и сегодня молятся на языке Корана, не зная древнего арабского языка. Иудеи по всему миру, не понимая иврита, молятся на нём, повторяя слова молитв, механически заученных на память.

Христос предлагает нам другой путь: молитесь на том языке, на котором вы говорите. Не на иврите, который вы плохо знаете, а на своём – арамейском. Сам Он говорит и проповедует только по-арамейски.

Скажите несколько слов, но на своём родном языке. Что же касается молитвы, которая совершается на языке чужом или малознакомом, то к ней необходимо относиться крайне осторожно. Заучив на память, затвердив такую молитву, человек начинает повторять её нараспев как нечто непонятное, чудесное, гипнотизирующее, вводящее в состояние особой лёгкости и какого-то особого упоения. Происходит не встреча с Богом, а нечто совсем другое: самогипноз. Вот почему Иисус нас предупреждает: молясь, не говорите слов, которые не понимаете. Молиться можно только своими, простыми, «детскими» словами, понимая, о чём мы просим Бога.

«Когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови», – говорит Господь устами пророка (Ис 1:15). Когда мы молимся, мы должны стремиться изменить себя, преодолеть свои слабости, стать другими. Нельзя механически повторять слова молитвы и не пытаться переделать свою жизнь. Мы должны отказаться от зла. «Не повторяй слова в прошении твоём», – говорится в книге Премудрости Иисуса, сьща Сирахова (7: 14). Иными словами, не будь многословен в твоём молении. Об этом же говорится и в книге Екклесиаста «Не торопись языком твоим, и сердце твоё да не спешит произнести слово пред Богом» (5:1).

Иногда нам кажется необходимым прочитать всё Правило – быстро, невнимательно, но до конца. А лучше будет прочитать две-три молитвы, но так, чтобы каждое слово, каждая буква их прошли через сердце, вышли из глубин нашего «я».

Молитва, в сущности, не есть повторение слов – это не заклинание. Когда язычники молились на архаической латыни, не зная её и зачастую вообще не понимая, о чём в той или иной молитве идёт речь, смысл того, что они делали, заключался в самом произнесении слов. Когда колдуны бормочут свои молитвы, им тоже представляется важным произнести слово. В сказке В. Гауфа «Калиф-аист» тот, кто произносил латинское слово мута'бор, сразу превращался в то животное, облик которого хотел почему-то принять. Молитва, к которой призывает нас Христос, ничего общего с таким заклинанием не имеет. Молитва Его, по сути, есть уход в безмолвие.

Когда-то Ф. Мориак хорошо сказал о том, что молитва – это piste d'envol, т. е. взлётная полоса. Самолёту, чтобы он взлетел, необходимо пробежать как минимум пятьсот метров по бетонной дорожке, но дальше она ему уже не нужна, он летит без неё. Чтобы прикоснуться к реальности Бога, начать диалог с Ним, нужны слова, но потом необходимость в них отпадает. Задолго до Мориака о том же говорил православный святой Феофан Затворник, сравнивавший молитву по молитвослову с прописями, которые необходимы, чтобы научиться правильно и красиво писать. Когда же ты этому научишься, говорил он, тебе уже не потребуются образцы, ты сможешь молиться своими словами, а потом – и вовсе без слов.

Конечно, ничто так не открывает сердца, как молитва «Богородице Дево, радуйся…» или Иисусова молитва, а иногда просто один или два кратких стиха из того или иного псалма. Тем более, что Бог, как говорит Иисус в Нагорной проповеди, знает, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него. И задача в молитве – не умножать слова, а поставить себя в присутствие Божие, почувствовать трепет, открыть для себя, что Он здесь, что земля, на которой ты стоишь, святая.

У мусульман принято входить в мечеть, сняв обувь, не навязывая Богу шума своих шагов. Это действительно замечательный обычай, который восходит к Ветхому Завету. Господь говорит Моисею из неопалимой купины: скинь обувь, не навязывай мне своего шага, прислушайся к тому, что говорю тебе Я. «И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх 3: 5).

Прекрасно говорит о молитве митрополит Сурожский Антоний: «Дайте Богу сказать, не заглушайте Его голос своими молениями, помолчите, когда молитесь».

В Талмуде описывается, как в древности благочестивые люди, прежде чем начать молиться, час пребывали в молчании. Молчание важно и для каждого из нас, потому что иначе мы не войдём в присутствие Божие. Слово «час» не обязательно понимать в астрономическом значении – на деле это могут быть три-четыре минуты, но обязательно иметь в виду, что какое-то время для молчания абсолютно необходимо каждому.

Далее Господь предлагает нам слова Своей молитвы, которую знают все: «Отче наш, Иже еси на небесех!» Очень важно сравнить слова этой молитвы в Евангелии от Матфея со словами той же молитвы в Евангелии от Луки. Если мы пользуемся Синодальным переводом, то сделать это невозможно – там текст Евангелия от Матфея полностью перенесён в Евангелие от Луки. Поэтому надо брать перевод под редакцией епископа Кассиана [6] или перевод на один из современных языков и по ним сопоставлять два текста молитвы «Отче наш».

«Отче наш, Который на небесах!» – в Евангелии от Матфея (6: 9), и только одно слово «Отче!» в Евангелии от Луки.

«Да святится имя Твоё. Да придёт Царство Твоё» – в обоих случаях.

А дальше – только у Матфея: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе».

«Хлеб наш насущный подавай нам сегодня» – у Матфея, у Луки в несколько иной форме, но полностью присутствует это же прошение.

Точно так же полностью, но немного в разных вариантах: «И прости нам долги наши, как и мы простили должникам нашим» – у Матфея, «И прости нам грехи наши, ибо и мы сами прощаем всякому, кто должен нам» – у Луки.