Девушка без платья - Людмила Волок

– Но ведь ты ничего не нарушил. И я в суде могу подтвердить! – принялась заверять я Женю.

– Тебе никто не поверит… ты – заинтересованная сторона. Заинтересованная ведь? По-прежнему? – спросил он с надеждой, глядя мне в глаза.

– Очень. Очень заинтересованная, – я взяла его за руку – но тут же отпрянула, потому что в приемную начали заходить коллеги. Я быстро собрала фотографии, запихнула их обратно в конверт и спрятала в стол.

Дальше, как обычно, началась праздничная кутерьма, и рабочий день закончился, так и не успев толком начаться. И какая может быть работа, если у мужчины мечты – день рождения?

Глава 8

Лишь в конце дня все утихомирилось – бесконечные тортики, конфеты и чаи для поздравляющих. У нас алкоголь в офисе был строжайшим запретом, – хотя бы в этой части Симакову удалось победить национальные традиции. Почти победить, если быть точным. Потому что запрет предполагал одно исключение: именинник мог в конце рабочего дня, а именно в семнадцать ноль-ноль, устроить легкий фуршет для сослуживцев с сухим вином. Правда, иногда такой фуршет превращался в пьянку, однако безобразий сотрудники себе не позволяли. Все-таки, европейский путь развития и все такое.

Изо всех сил я старалась сдерживаться, чтобы ничего не желать. Но когда наступило пять часов пополудни и все собрались в большой переговорной на бокал шампанского, я не удержалась и пожелала клубники.

Народ толпился вокруг Евгения, произносил здравицы, пил и с аппетитом закусывал – праздник обслуживала известная кейтеринговая компания, и этому «легкому фуршету» позавидовали бы многие полноценные банкеты. Поэтому клубники я пожелала не ради гастрономического удовольствия (хотя клубника – это всегда удовольствие, а среди зимы – особенно). Скорее, начала фантазировать, чтобы отвлечься от желания остаться наедине с Женей, поговорить с ним, обнять его… целовать его…

– Яна, чего такая грустная? На, возьми клубнику, – я очнулась, увидев около себя Гришина, протягивающего мне большое блюдо с фруктами.

– Спасибо, – я взяла веточку винограда, несколько ягод клубники и попыталась уйти подальше от Константина. Но он не отставал. Я вышла в коридор со своей тарелкой и села на диванчик в коридоре. Гришин пришел за мной следом.

– Душно там, правда? – сказал он в пространство, ослабляя узел галстука. И потом, без никакого логического перехода, спросил нарочито безразличным голосом:

– А что у тебя с Симаковым?

– С Симаковым? – удивилась я. – Ничего. А должно что-то быть?

– Ну… Я заметил, как вы друг на друга смотрите. Да и письма ты ему чужие пересылаешь неспроста. Ты в курсе, что он женат? – насмешливо спросил Гришин.

– А вам, извините, какое до этого дело? – неожиданно резко ответила я, разозлившись, и посмотрела ему прямо в глаза. – Может, лучше вы мне расскажете всю правду о том, что произошло двадцать лет назад?

И он вдруг начал рассказывать.

В его голосе сквозило удивление – словно и сам не верил, что это именно он говорит. А я молча слушала, иногда осторожно прикасаясь к мягкому бархату своего платья.

– Митька с Женькой в детстве жили по соседству и хорошо знали друг друга. Когда мы с Женькой бизнес начали, со временем решили подключить Митьку – он экономический закончил. А потом Юлия появилась. Ну и закрутилось у них.

Тут я вынуждена была уточнить:

– У кого?

– Да у Митьки с ней. А он женат, ребенок. И тут Юлька залетела, истерика, все эти бабьи разборки… Митька, конечно, жену бросать не собирался – она ж в нашем бизнесе плотно сидела, куда разводиться? Тогда Митька придумал эту историю с исчезновением. У жены его были хорошие связи во Франции, она вообще всегда мечтала туда уехать. Ну и уехали. А Юлька срочно замуж на Женьку выскочила, он на нее чуть ли не молился, – засмеялся Гришин.

Последние слова я постаралась не принимать близко к сердцу и задумалась. Получается, Женина дочь – совсем не его дочь?

– Это все? – подозрительно спросила я. – И как письмо про швеллер связано с теми событиями?

– Ну да, связано, – вздохнул Константин. – Это Митька мне написал, чтобы встретиться, и чтобы об этом никто не знал… Ему срочно нужно сына вытащить из передряги. А теперь самое интересное: про этого самого сына… Митька ведь с женой все-таки развелся. Вернее, она с ним развелась. Наверное, что-то подозревала – черт ее знает… Короче, их сын вырос, взял фамилию матери. Теперь он не Чернов, а Погорельский. Никого не напоминает?

– Алексей? – поразилась я.

– Вот-вот, – удовлетворенно протянул Константин. – Именно! Наш «золотой мальчик» – Митькин сын. Его отчего-то потянуло на историческую родину. Странно, конечно. Все отсюда выехать стремятся, а он вернулся! Ну и ладно бы, кого это волнует, что там у него в голове творится…

– Он же компьютерный гений, – после небольшой паузы с ироничной усмешкой произнес Гришин. – А гении все немного того!

Константин покрутил пальцем у виска. После этого, видно, решил, что выразил свои эмоции достаточно ясно, и продолжил рассказ.

– Короче, все бы так и оставалось в прошлом, если бы этому Алексею, будь он неладен, не пришло в голову закрутить с Юлькиной дочкой!

Я поморщилась. Что у него все «закрутить» да «закрутить»! Других слов не знает, что ли?! Речь ведь о любви. Встречаться, влюбиться, понравиться… По-разному можно назвать отношения. Но «закрутить»! Это гайки закручивают, а не любовь… Но вслух ничего не сказала. Взрослого сформировавшегося сорокалетнего человека уже не изменить даже психотерапевту, так что доводы моего рассудка лучше оставить при себе.

Стоп. Проблема в Насте. Насте, которая, получается, Алексею Погорельскому – сестра! Елки-палки.

– Теперь понятно, почему Митька возник из небытия, так сказать? А мне теперь расхлебывай.

– Что именно расхлебывать вам придется? – спросила я, хотя уже начинала догадываться. Наверное, финансовые грешки Константина как-то связаны со срочным отъездом неизвестного мне Мити… Но дальше я слушать ничего не желала. Гришин и так смотрел на меня почти с ненавистью, словно открыл какую-то страшную тайну, и теперь придется меня убить.

– Да так… Любопытная ты. Блин, и сам не пойму, почему тебе все рассказываю! – сердито произнес он. – Надеюсь, понимаешь, что тебе придется молчать. Особенно Симакову ничего говорить нельзя. Что бы там между вами ни происходило – молчи, – строго приказал он.

– Ясно, – сказала я и поспешила уйти от Гришина подальше. Сотрудники уже начинали расходиться, я ушла в приемную, села за свой стол и принялась думать. То, что я надумала, мне совершенно не понравилось.