Год потопа - Маргарет Этвуд

Судя по запаху, мясо уже подтухло. Тоби завернула его в марлю из «Велнесс-клиники» — она видела, как это делает Пилар, — и спустила узелок на веревочке с крыши. Через пару дней мухи отложат туда яйца, из яиц выведутся личинки, и тогда она втянет узел обратно и соберет опарышей, потому что где тухлое мясо, там и они. Пилар всегда держала наготове опарышей для лечебных нужд, но Тоби еще не видела их в действии. По словам Пилар, лечение опарышами — древний метод. Его списали со счетов как устаревший, вместе с пиявками и кровопусканием, но во время Первой мировой войны врачи заметили, что раны у солдат заживают быстрее, если в них заводятся опарыши. Эти полезные создания не только ели отмирающую плоть, но и убивали гнилостные бактерии, а потому замечательно помогали предотвратить гангрену.

Опарыши в ране создают приятное ощущение — покусывают, словно мелкие рыбки, — но за ними надо внимательно следить: если кончится мертвое мясо, они вторгнутся в живую плоть, причиняя боль и вызывая кровотечение. Если этого не допускать, рана заживет чисто.

Пилар и Катуро промыли раны Зеба уксусом и смазали медом. Кровь перестала идти, но Зеб все еще был бледен. Тоби принесла ему настой сумаха. Катуро сказал, что стекло, которым дерутся в плебсвиллях, чудовищно инфицировано, так что лучше сразу приложить опарышей, чтобы избежать заражения крови. Пилар взяла припасенных ею опарышей, пинцетом переложила в марлю, сложенную вдвое, и прибинтовала марлю к Зебу. Пока опарыши прогрызут марлю, рана Зеба уже загноится настолько, чтобы их привлечь.

— Кто-нибудь должен сторожить опарышей, — сказала Пилар. — Круглые сутки. Чтобы они не съели нашего дорогого Зеба.

— И чтобы я их не съел, — сказал Зеб. — Сухопутные креветки. То же строение тела. Очень вкусные в поджаренном виде. Отличный источник липидов.

Он старался держаться, но голос у него был слабый.

Тоби взяла на себя первые пять часов вахты. Адам Первый узнал про Зеба и пришел его навестить.

— Скрытность — лучшая доблесть, — с упреком сказал он.

— Ну, их было слишком много, — ответил Зеб. — И то трое наверняка теперь в больнице.

— Гордиться тут нечем, — сказал Адам Первый.

Зеб нахмурился.

— Орудие пехотинцев — ноги, — заметил он. — Потому я ношу ботинки.

— Мы это обсудим позже, когда тебе станет лучше, — ответил Адам Первый.

— Мне и сейчас хорошо, — огрызнулся Зеб.

Впорхнула Нуэла, которая должна была сменить Тоби на посту.

— Ты сделала ему отвар ивы? — спросила она. — Ой, я так ненавижу этих опарышей! Дай-ка я подложу тебе подушку под спину! А можно поднять сетку? Нам нужен ветерок! Зеб, это у тебя такое «Предотвращение кровопролития в городе»? Ах, какой ты нехороший!

Она щебетала, и Тоби захотелось ее пнуть.

Следом, вытирая слезы, явилась Люцерна.

— Какой ужас! Что случилось, кто…

— Ой, он так нехорошо себя вел! — заговорщически шепнула Нуэла. — Правда, Зеб? Подрался с людьми из плебсвилля!

В ее шепоте слышался восторг.

— Тоби, — спросила Люцерна, игнорируя Нуэлу, — насколько это серьезно? Он… он…

Она держалась словно актриса старинного телевидения, играющая сцену у смертного одра.

— Я в порядке, — ответил Зеб. — Беги по своим делам и оставь меня в покое.

Он сказал, чтобы его никто не дергал. Кроме Пилар. И Катуро, но только при крайней необходимости. И Тоби, потому что она хотя бы молчит. Люцерна ушла, заливаясь злыми слезами, но тут Тоби ничего не могла поделать.

Слухи заменяли вертоградарям ежедневные новости. Старшие мальчики скоро узнали о битве Зеба — стычка уже превратилась в битву, — и на следующий день Шеклтон с Крозье пришли его навестить. Он спал — Тоби подлила в ивовый отвар настой маковых головок, — так что мальчишки ходили вокруг него на цыпочках, переговариваясь шепотом и пытаясь разглядеть его рану.

— Он однажды съел медведя, — сказал Шеклтон. — Когда был полярным летчиком. Тогда они пытались спасать полярных медведей. Его самолет разбился, и он пошел пешком — и шел несколько месяцев!

У старших мальчиков было много подобных героических историй про Зеба.

— Он рассказывал, что медведь с ободранной шкурой выглядит точь-в-точь как человек.

— Он съел своего второго пилота. Правда, когда тот уже умер, — сказал Крозье.

— А можно посмотреть на опарышей?

— У него гангрена, да?

— Ганг! Рена! — завопил маленький Оутс, который притащился хвостом за братьями.

— Заткнись!

— Ой! Мясоед!

— А ну марш отсюда! — сказала Тоби. — Зебу… Адаму Седьмому нужно отдыхать.

Адам Первый был твердо уверен, что Шеклтон, Крозье и юный Оутс вырастут хорошими людьми, но Тоби все же сомневалась. Предполагалось, что Фило Туман заменяет им отца, но до него не всегда можно было достучаться.

Пилар взяла на себя ночные вахты: она сказала, что все равно мало спит. Нуэла вызвалась дежурить по утрам. Тоби заняла вторую половину дня. Она проверяла опарышей каждый час. Температуры у Зеба не было, и кровь не шла.

Пойдя на поправку, Зеб заскучал, и Тоби стала играть с ним в домино, потом в криббедж и, наконец, в шахматы. Шахматы принадлежали Пилар: черные были муравьями, а белые — пчелами; Пилар сама вырезала фигуры.

— Раньше люди думали, что пчелиная матка — на самом деле король пчел, — говорила она. — Потому что стоит убить матку, и остальные пчелы не знают, куда им деваться. Потому и шахматный король не очень много ходит по доске — все оттого, что пчелиная матка все время проводит в улье.

Тоби сомневалась: разве правда, что пчелиная матка никогда не выходит из улья? Кроме роения, конечно, и брачных полетов… Тоби смотрела на доску, пытаясь уловить комбинацию. Сквозь стену хижины доносился голос Нуэлы и чириканье мелких детей.

— Пять чувств, которыми мы постигаем мир… зрение, слух, осязание, обоняние, вкус… чем мы чувствуем вкус? Правильно… Оутс, перестань лизать мелиссу. А теперь уберите свои языки в коробочки для языков и захлопните крышку…

У Тоби возник образ… нет, вкус. Она словно чувствовала языком кожу Зебовой руки, ощущала ее соленый вкус…

— Шах и мат, — сказал Зеб. — Муравьи снова выиграли.

Зеб всегда играл муравьями, чтобы дать Тоби преимущество первого хода.

— Ой, — сказала Тоби. — А я и не заметила.

Она задумалась о том, нет ли чего между Нуэлой и Зебом, — недостойная мысль. Нуэла, хоть и слишком толстая, была цветущей женщиной со странно младенческим личиком. Некоторых мужчин это привлекает.

Зеб смахнул фигуры с доски и принялся их опять расставлять.

— Сделаешь мне одолжение? — спросил он. Ответа он ждать не стал.

Он сказал, что у Люцерны часто болит голова. Голос был нейтральный, но в нем звучало что-то такое, отчего Тоби показалось, что, может быть, эти головные боли на самом деле выдумка; а если нет, то, может быть, они все равно наводят на Зеба скуку. Может, Тоби как-нибудь зайдет к Люцерне со своими зельями, когда у той будет очередная мигрень? И посмотрит, что тут можно сделать. Потому что сам Зеб точно ничем не может помочь, если у Люцерны гормоны разыгрались. Если это, конечно, гормоны виноваты.

— Она меня пилит, — сказал он. — За то, что меня подолгу не бывает. Она из-за этого ревнует.

Он расплылся в акульей ухмылке.

— Может, она хоть тебя послушает.

Так, подумала Тоби. «Все цветы мне надоели…» И цветку это совершенно не нравится.

22

Был День святого Аллана Спэрроу от Свежего воздуха; и пока что этот день не соответствовал своему названию. Тоби лавировала по запруженным улицам плебсвилля, пряча под мешковатым плащом сумку сушеных трав и бутылочек со снадобьями. Послеобеденная гроза слегка очистила воздух от пыли и взвесей, но Тоби не стала снимать респиратор — в честь святого Спэрроу. Согласно обычаю.

Она уже не так боялась ходить по улицам, с тех пор как Бланко посадили в больбол, но все равно никогда не прогуливалась и нигде не задерживалась, хотя, помня инструкции Зеба, и не бежала. Лучше всего идти быстро, словно по важному делу. Прохожие пялились на нее, выкрикивали гадости про вертоградарей, но Тоби не обращала внимания, только была настороже на случай внезапных резких движений или если кто-нибудь подойдет слишком близко. Однажды плебратва выхватила у нее грибы; к счастью для грабителей, в тот раз Тоби не несла ничего смертельно ядовитого.

Она шла к «Сыроварне», выполняя просьбу Зеба. Это был уже третий раз. Если Люцерна не играет на публику и у нее действительно головные боли, суперсильные снотворно-болеутоляющие таблетки производства «Здравайзера» так или иначе решили бы проблему — либо вылечив Люцерну, либо убив ее. Но лекарства корпораций были табу среди вертоградарей, и Тоби использовала экстракт ивы и валериану с небольшой добавкой мака; совсем небольшой, так как он вызывает привыкание.