Чувство вины - Александр Снегирёв

Отколошматить бы ее, пускай проваливает со своими слезами, и еще поджопник отвесить. Кулаки налились, любовь загудела, закрутилась, стала биться, кидаться по всему телу из угла в угол. Перебаламутила кишки, такой шейк из мозгов устроила, что он видеть перестал. Он бы мог блондинку прикончить на ощупь. Не спихнуть за балконный борт, а сдавить глотку с этими ее гландами, и башкой о стенку. Исколотить суку. Вывалять. Руки уже к ней потянулись, но мячик, бьющийся в теле, отбросил его. Руки со скрюченными пальцами топорщились, но он пятился назад, как зомби, которого отпугнуло заклинание.

Перед очередным приездом сюда, обзаведясь уже кипой разрозненных диагнозов, результатов анализов и показаний, почти утратив надежду, блондинка угодила на прием к одной знаменитой старушке-докторше. Та изучила внимательно ее пухлое, способное конкурировать по толщине с уголовным делом начинающего актуального художника досье, пожевала губами, отослала ассистентку и, сняв очки, посмотрела на блондинку внимательно.

– Муж вам доверяет?

– Вроде да, – кивнула блондинка, не понимая, куда старушенция клонит.

– Главное, чтобы муж верил, что ребенок от него, – сказала докторша, многозначительно глядя на блондинку. – У нас, женщин, ведь все от настроения зависит. Одна моя пациентка, не буду называть имени, десять лет не беременела, а потом на встрече одноклассников свою первую любовь встретила и… – докторша надела очки. – Прекрасный, здоровый мальчик. Два годика уже. И муж счастлив.

После того разговора блондинка осмотрелась и обнаружила кандидата. Американский сосед. Спортивный мужчина пятидесяти с небольшим, отец четверых детей, разведен, богат, хорош собой. Прекрасные гены для их с Курицей наследника. Вот только фотографировать любит, ну так все не без странностей.

Она не изменила. Наоборот, принесла себя в жертву. Специально нашла мужика не в своем вкусе, чтобы не влюбиться, но и не урода, таких принято красавцами считать. Она же не виновата, что не может зачать от Курицы. От другого смогла. Пожертвовала своим телом. Беременность для дамы ее статуса и возраста не развлечение. А беременность в такое время вдвойне обременительна. В родной стране того и гляди пойдет трещинами стабильность, патронов ее правительственных выпихнут из насиженных гнезд. А у новых властителей вполне могут оказаться свои фаворитки-общественницы. Но она панике не поддается, курс не меняет, напротив, изыскивает возможности для осуществления намеченного. Планирует родить в Америке, чтобы ребенок гражданином великой страны на свет появился. С таким ребенком и они с Курицей смогут Россию без труда покинуть, если полыхнет. Да она настоящая героиня!

И почему она родилась женщиной?! Это так несправедливо быть женщиной. Баба рожает, чтобы ее не сочли больной. Из-за отсутствия фантазии. От желания наследить в мире, типа свое имя вырезать на березе. Чтобы привязать мужчину, не ощущать себя несостоявшейся, если нет денег или положения. Чтобы отвлечься от депреса, а у нее, наоборот, депрес от одной только мысли о беременности. Рожать, терпеть, ухаживать, выслушивать, поддерживать, воспитывать. Ради чего? Чтобы в старости помог колесо поменять? Чтобы стакан воды подал? Она достаточно обеспечена, наймет сиделку.

Курица груб. Невнимателен. Думает только о своей никчемной карьере. Девку эту голую рисует уже полгода, крест на нее надел и шапку церковную, а зачем – сам не знает. Не может объяснить, что хочет выразить. Говорит, политическое высказывание. Когда закончит, не знает, но уже волнуется, ждет преследований, готов уже политического убежища просить, боится, как бы на родине за святотатство не арестовали. Пройдет несколько лет, он так и не прославится и пополнит толпу мужчин-неудачников среднего возраста. Тех, кто первую половину жизни ждет наступления счастливого будущего, а вторую – жалеет об упущенных возможностях.

Ее идеал – семья, в которой муж и жена трахаются с кем пожелают и честно рассказывают друг другу о своих приключениях. Ложь и тайны разъедают то, что в телешоу называют «отношениями». Но не может она взять, да и рассказать Курице, что носит не его ребенка. Он не настолько передовой. Не хочет она его перед таким выбором ставить. Он, чего доброго, примет ее такой, какая есть. А это и будет самое отвратительное. Слабый мужчина, который со своей бабой совладать не может. Нет, он не такой. А если такой, то не она откроет в нем эти качества.

«Прости. Психанул. Очень тебя люблю». Написал ей эсэмэску в соседнюю комнату.

Услышал сигнал ее телефона.

Вскоре и его телефон просигналил.

«Я беременна, а ты орешь на меня. Что будет, когда я рожу? Ты бросишь меня с ребенком. А я на старости лет буду с ним нянчиться».

Она написала только это, а думала о другом: если бы ему так не приспичило быть папашей, она не была бы вынуждена идти на ухищрения, ложиться под хлыща из пентхауса. Хоть он и рассказал кое-что полезное о рынке акций. Да и в постели оказался не промах.

Получив сообщение, Курица вздохнул, как перед работой, которой нельзя избежать, но которая не столько трудна, сколько занудна, вздохнул и стал писать про свою минутную слабость, про то, что он несказанно счастлив, что наконец случилось то, что случилось, что он благодарен и… Он хотел еще что-то написать, но из закромов памяти высунулась утренняя фотография и стала кривляться. Курица помрачнел, ничего больше к своему пышному посланию не прибавил и отправил как есть.

– Ты меня любишь? – блондинка подошла и заглянула ему в глаза.

– Люблю, – ответил Курица, отворачиваясь.

– Правда? – блондинка развернула его лицо к себе, как монитор. – Почему ты со мной? Я же старая.

– Ты меня возбуждаешь, – не соврал Курица.

– Не надо нам ссориться. Важно, чтобы ребеночек чувствовал, что мы серьезно друг к другу относимся, и не ушел от нас.

Они обнялись.

– Я чувствую, у тебя все получится с этим рестораном. Это будет модное место. Ты станешь знаменитым. Он в тебя поверил, ты невероятно талантливый.

– Я сейчас туда собираюсь. Пойдем вместе.

– Ты правда хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Ее дурацкая манера сомневаться в его искренности. И как в ней сочетаются умение руководить и эти приступы сомнения?

– Хочу.

– Только голову помою.

– Ты же мылась недавно.

– Голову не мыла.

– Минут за десять-пятнадцать успеешь? Не хочется опаздывать.

Блондинка радостно кивнула и заперлась в ванной. Через полчаса он стучался в дверь. Блондинка, раскрасневшаяся, с распушенными волосами, вырвалась наружу в клубах пара. Словно из кипящей кастрюли выпрыгнула.

– Я ужасно выгляжу!

– Может, тебе не ходить?

– А что мне дома торчать все время?! Хочешь, чтобы я девять месяцев дома просидела, пока ты будешь веселиться?!

Курица внимательно посмотрел на пол. Оттуда, с полированных каменных плит улыбался дог с фотоаппаратом.

Он больше не торопил ее и даже не заметил, как она, поменяв три платья, оказалась вместе с ним на улице.

– Я пойду с мокрыми волосами! – жертвенно заявила блондинка.

– Заболеешь, – отрешенно сказал Курица.

– Ты же меня торопишь!

Дома придавили газоны, водопроводные трубы прошили. Трубы выпущены перед домами красными и синими петлями. На петлях узелки-вентили. Фонарные столбы пришпилили асфальт. Чтобы, когда налетит ураган, не сорвало декорации и земной шар не остался голым и убогим, как картофелина.

Улицу затапливало. Сильный прилив. Вода поднималась из сточных отверстий, образовав на тротуарах и проезжей части порядочную акваторию.

– Я перенесу тебя, – предложил Курица.

– Не надо, надорвешься.

Курица поднял ее на руки и пошлепал вброд в своих вьетнамках.

– Голова кружится, давай я сама пойду.

– Еще чуть-чуть, тут вода, – Курица не выпускал блондинку.

«Голова кружится? Потерпишь! Смотри, как я тебя несу на руках. Как невесту». Он нарочно держал спину очень прямо, чтобы показать и ей и прохожим, что ноша совсем не тяготит.

– Тебе хорошо? – спросил он ее.

– Меня тошнит, но мне хорошо.

Одной рукой она обнимала его шею, другой касалась груди. Запах ее волос окутывал и дурманил. Он почувствовал к ней такую нежность, что захотелось превратиться в этот запах.

Навстречу шел видный парень. Он улыбнулся им.

– Видел, как он на меня посмотрел! – обрадовалась блондинка, забыв о дурноте.

Она не знала зачем жить, если не нравишься мужчинам, если не чувствуешь их любовь. Курице захотелось бросить ее на тротуар, в воду. Шмякнуть об асфальт. Лужа кончилась, но Курица продолжал нести.

– Ну хватит, поставь меня.

Курица не слышал.

– Меня укачивает!

Она ударила Курицу кулачком в грудь, только тогда он очнулся. Блондинка недовольно соскочила с его рук.

«Если пройду до той плиты за два шага, то скоро все позабуду… Как мерзко выглядят корешки пальм у самой земли… Сотни переплетающихся корешков лезут из-под кожицы-коры словно черви… Если светофор загорится через десять секунд, то мне показалось… Раз, два… загорелся…»