Повесть о Микки-Маусе - Макс Гурин

Чтобы понять, как это может быть, достаточно слегка проанализировать словосочетание, к примеру, «точка кипения». С одной стороны, точка кипения у различных жидкостей безусловно есть, но есть она только в том смысле, в каком была бы вещественным микропятнышком некая точка, отмеченная нами в нашем же воображении на условной, и так же существующей лишь в нашем воображении, числовой шкале. Вот примерно в этом смысле и существовала та Абсолютная Точка, в которую обратился 21-го декабря 2012-го года тот один из самых примитивных миров, где мне доводилось реализовывать свою бессмертную душу, и в рамках каковой Точки мне и случилось услышать Микки-Мауса вновь…

— Вот ты всё время хочешь представить себя как умного, тонкого, культурного, интеллигентного человека, а на поверку всё время оказывается, что тебя интересует только какой-то жёсткий секс в извращённой форме. Всё бы тебе напихать в рот уважаемой даме в возрасте или и вовсе разорвать её своим членом на части. При этом в реальной жизни ты ведёшь себя подчёркнуто асексуально и если вдруг кто-то заигрывает с тобой, ты мастерски делаешь вид, что ничего не замечаешь и сразу переводишь разговор на другую тему. Жена от тебя секса не допросится, а меж тем, когда никто не видит, ты мастурбируешь часами, пытливо вглядываясь в незнакомые тебе пёзды интернет-порнозвёзд. Мне вот просто интересно послушать, как ты сам это себе объясняешь? — и Микки-Маус лукаво прищурился.

— Ты хочешь сказать, что у тебя, обычно такого занятого, есть время, чтобы слушать именно об этом? — попытался поддеть его я, но не потому, что хотел поддеть, а чтобы он так подумал, а мне бы таким образом удалось скрыть в первую очередь от себя самого, насколько же я реально рад вновь его видеть, слышать и чувствовать; быть, словом, самим собой…

— Оу! Теперь у нас времени сколько угодно! Ведь Ход Времени временно остановлен! Пока ты не расскаждешь мне всё, что я считаю своим долгом из тебя вытянуть, Новая Вселенная не начнётся. Так что не оттягивай Большой Взрыв! В конце концов, это элементарно невежливо, да и вообще как-то слишком нескромно. Даже с поправкой на пикантность теперешней ситуации… — и он снова улыбнулся своим излюбленным способом.

«Боже, как я скучал по твоей улыбке!» — пронеслось у меня внутри. Микки как будто услышал это и лукаво погрозил мне хвостом с таким видом, с каким матери грозят пальцем своим маленьким сыновьям, если те случайно застанут их неглиже.

— Знаешь что, — сказал я наконец несколько раздражённо, — я отвечу тебе. Я отвечу, но как бы в вольной форме!

— Пожалуйста-пожалуйста… — кивнул мне Микки-Маус и непринуждённо почесал себе пах. Однако это не выглядело чем-то неприличным, поскольку мы вообще находились с ним как бы в межвселенье, а когда ты находишься в предшествующей какому-либо из миров Абсолютной Точке Абсолютной Пустоты, многие условности теряют смысл.

— Я понимаю, Микки, куда ты клонишь, — начал я свой лирический монолог, — ты хочешь подвергнуть осмеянию мою бессмертную душу на том основании, что я очень много мастурбирую, а секс с реальными женщинами скорей неприятен мне. Но… мне это кажется странным и, мягко говоря, нечестным! Нет ли тут слишком очевидной самоподставы с моей, разумеется, стороны? Может мои слова, а также мысли, чувства и творческие деяния, выглядят расходящимися с так называемыми делами только из-за того, что сколько бы я не дрочил хуй, я всё равно остаюсь чистым и искренним человеком, который выглядит чудовищем в глазах Неизбывного Быдла лишь потому, что решается, презрев собственный страх, говорить вслух и сообщать о себе то, о чём другие молчат, как они сами любят говорить, из благоразумия, но на самом же деле из трусости, свойственной попросту слабакам и тупицам! Если б они были честны с собой так же, как честен с собой я сам, то наверняка выяснилось бы, что они значительно хуже меня, как говорится, во всех отношениях!

То есть, Микки, смотри, получается, что я выгляжу чудовищем только потому, что я честный и смелый? Или может хуй не дрочил Христос?

Но тогда не надо мне говорить о его человеческой природе! О том, что, мол, она занимает в нём столько же места, сколько, согласно какому-то там из первых Вселенских Соборов, Божественная!

Ты вот сам, скажи мне, никогда не думал том, что миры кажутся самим себе тем, чем они обычно кажутся, лишь потому, что в них во всех осознанно скрывается правда? Прекрасное кажется Прекрасным лишь потому, что в тот момент, когда оно таковым кому-то кажется, в рот тех, кому она не кажется таковой, автоматически начинает поступать раскалённое олово, и голоса их не могут никак прозвучать. То же происходит и с Безобразным, которое выглядит таковым в глазах Быдла лишь потому, что в момент, когда совершается таинство Называния Безобразного Безобразным, раскалённое олово сжигает изнутри тех, у кого иное мнение по этому поводу. А ты упрекаешь меня в том, что я много дрочу! Ведь ты упрекаешь меня не в этом, Микки! Ты упрекаешь меня в том, что я не стесняюсь этого!

Тех же, кто дрочит потихоньку, хотя может и не меньше меня, ты почему-то не упрекаешь! А к тем, кто и вовсе ходит по шлюхам или спаривается в обеденный перерыв со своими сослуживицами, у тебя и вовсе нет никаких претензий! Напротив, именно их ты обыкновенно и ставишь в пример, как отличных семьянинов, успешных людей, хороших отцов и всякое прочее!

А что до секса с реальными женщинами, который действительно очень тягостен для меня уже многие годы, то попробуй сам мне ответить, тупая ты мышь, как можно это любить, если он не даёт мне того Главного, для чего я вообще родился на свет, для чего я рождён Мужчиной? Как можно любить в Сексе Секс, эту тупую животную еблю, которая одна-то только всерьёз и интересует женщин? Как можно любить то, что приносит тебе не радость, а из разу в раз только горькое разочарование во всём том, к чему ты всей своей бессмертной душой стремился с самого детства, из жизни в жизнь?

Ведь мы, мужчины, ищем Единения Душ, Слияния Ян и Инь, а женщины ищут только оргазмов, денег и собственной выгоды! Как можно это любить? Нет, любить это нельзя. Это можно лишь ненавидеть — отсюда и тяга к извращённым формам: поставить на колени, напихать в рот, выебать в жопу, но… (после этого моего «но» Микки-Маус именно что вопросительно улыбнулся, будто бы говоря: «Ну-ну, договаривай, договаривай!..») …но это, знаешь ли, всего лишь, как говорится, «жестокость порождает жестокость». Ведь получается так, что Женщина забирает у Мужчины всё, что у него есть, не давая взамен ничего; даже того, что сама она считает такой незначительной (по причине её принципиальной нематериальности) малостью как душевное тепло!

Вот примерно так, Микки, я себе и объясняю всё то, о чём ты изволил меня спросить! — закончил я наконей свой лирический монолог.

— Хм-м, — хмыкнул он и спросил, — а что же ты тогда не уходишь оттуда, где тебе так плохо? — и он опять улыбнулся, но на сей раз уже испытующе.

— Как почему? — искренне воскликнул я, — Потому, что так поступают только трусы и слабаки!

— Да? — нежно переспросил меня Микки-Маус, — А может наоборот? Не забывай, что ты так говоришь во многом потому, что тебя так воспитала мама, а у неё, во-первых, была своя корысть воспитывать тебя именно так, а во-вторых, её отец, твой дед, вёл себя в похожей на твою ситуацию иначе, чем ты, но ни трусом, ни слабаком его не считала почему-то даже брошенная им с тремя детьми твоя бабушка…

Мы оба замолчали. Но мне всё же не удалось об этом всерьёз задуматься, потому что вдруг, как это всегда и случается, ни с того ни с сего грянул очередной Большой Взрыв. На сей раз совершенно без участия Быдла. Совершенно сам. Совершенно сам по себе.

«Бам. Бам-бам. Бам-бам-бам… — сказало в ответ на это событие Пластмассовое Жестяное Ведро, — Ах-ах-ах, опять все в неизбывной тоске!..»

«Это Истина-а!..» — прошелестел волосами на жопе пахучий Внутренний Ветер.

Мир снова был создан, то есть всё снова пришло к тому, чтоб ничто никогда ни к чему не пришло; пришло к тому, чтобы вообще всё было неважно и несущественно, но при этом всё равно почему-то было.

Этот дурацкий мир говорящих жестяных ведёр, мир тупых животных в обличье людей, мир внутренних бригантин; мир, где никому ни с кем ни о чём не удаётся договориться; мир, где строго два раза в год, на Рождество и на Пасху, славят самопожертвование, а во все остальные дни тех, кто понял подвиг Христа «слишком буквально», считают неудачниками даже их родные и близкие; мир, где нельзя констатировать очевидное, если ты, конечно, не хочешь попасть в сумасшедший дом для принудительного лечения — весь этот мир был создан заново! Микки-Маус создал его вновь. Такой же ужасный, как все предыдущие, только ещё хуже…

Признаюсь вам честно, я поначалу не понимало его. И только через много-много лет меня как-то раз совершенно случайно и вроде бы безо всякого повода посетила вдруг довольно странная для меня самого, но зато единственная дающая объяснение его поступку, мысль. «А что если, — подумал я вдруг, — Микки-Маус не считает ни этот, ни любой иной мир ужасным? Вдруг он, напротив, находит всё это Прекрасным, а мир нынешний, который кажется наихудшим мне, ему как Художнику представляется наиболее совершенным и зрелым Творением?».