Замок Персмон - Жорж Санд

Пока графиня говорила, я случайно взглянул в окно, противоположное тому, у которого стояла барышня де Нив; из него видны были задворки замка, и я заметил Шарлет, выжидавшую что-то у заброшенных построек. Я понял появление графини и счел ниже своего достоинства разыгрывать комедию.

— Не беспокойтесь, графиня, — сказал я. — Я здесь в своей семье, и вы не будете лишней. — И, пододвинув ей кресло, я прибавил:

— Мадемуазель де Нив тоже здесь, но ей вздумалось поиграть в прятки, и она вас не видит. Пожалуйте-ка сюда, сударыня, — продолжал я, приподнимая ковер, — это ваша мама, поспешите ее поцеловать.

Нини неохотно послушалась. Мать ее схватила и, скорее толкнув, чем усадив к себе на колени, сказала сухо:

— Ты что? С ума сошла? Разве ты меня не узнала?

Пока Нини целовала мать, больше со страхом, чем с любовью, мадемуазель де Нив, желая убедиться, действительно ли девочка жертва злой матери, как ей это говорили, оглянулась посмотреть на их встречу. Светлые и холодные глаза мачехи уставились на нее, и я заметил, что она вздрогнула, как при виде ехидны. Вероятно, она сразу не узнала бы падчерицу в этом костюме, если бы ее не предупредили. Но она явно была предупреждена, потому что ни на секунду не спутала Мари с Мьет, и злая усмешка исказила ее губы.

— Вы полагаете, что я не буду лишней на консультации, которую так некстати прервала? — заговорила она громко и отчетливо, — Насколько я могу судить, дело идет о браке между этими двумя барышнями и этими молодыми людьми. Одну из них я знаю, который же из претендентов ее жених?

— Вот он! — ответила, не колеблясь, мадемуазель де Нив, указав на моего племянника. — Жак Ормонд. Через две недели свадьба, и хотя тогда уже не будет нужды в вашем разрешении, я надеюсь все-таки, что вы из чувства приличия удостоите одобрить мой выбор.

— Еще бы, — прошипела графиня, — ведь это он, кажется, похитил вас?

— И он позволит себе заметить графине, что мадемуазель Нини здесь лишняя… — расхрабрился Жак.

— Но ведь нельзя же отослать ее к Шарлет, которая бродит вокруг дома! — сказал я, нарочно повысив голос. — Нет уж! Отведи-ка ее лучше к няне, она в винограднике, а потом возвращайся сюда. Если твоей невесте придется делать уступки, нам понадобится и твое согласие.

— Она может делать любые уступки, — ответил Жак, уводя Нини, — она предоставила окончательное решение вопроса вам, дядя, и я присоединяюсь к ее желанию.

И он увел девочку, в то время как графиня, обратив очень мало внимания на то, что уводят ее дочь, с которой она давно не виделась, всматривалась в черты лица и в фигуру Жака, разглядывая его с надменным и ироническим любопытством.

— Так вот он каков, предмет страсти мадемуазель де Нив! — сказала она, как только он вышел.

— Это мой племянник, — вставил я, — сын моей любимой сестры, чудный малый и очень порядочный человек.

— Не правильнее ли будет назвать его очень ловким человеком? Господин Шантебель, всем известна ваша снисходительность к членам своего семейства. Я вижу, что вы благодушно закрываете глаза на факт похищения. А между тем едва ли все другие отнесутся к такому факту подобно вам…

— Этот факт останется неизвестным, потому что никто не станет о нем говорить из уважения к мадемуазель де Нив и к вам.

— Ко мне? А при чем здесь я?

Я подошел к ней поближе и сказал очень тихо:

— Потому что вы в сговоре с Шарлет подготовили этот скандал, чтобы обесчестить мадемуазель де Нив!

Она побледнела, точно перед обмороком, потом, поборов себя, ответила тихо:

— Это гнусная ложь, и вы ничем не можете ее доказать!

— Хотите, я позову Шарлет? Она еще здесь!

— Зачем ее звать? — пробормотала она в растерянности.

— Вы прикажете ей при мне сказать всю правду. Добавите, что только этой ценой она получит обещанную награду, в крайнем же случае мы все сложимся, чтобы развязать ей язык. Она покажет ваши письма.

Графиня беспомощно пролепетала:

— Не делайте этого! Я в ваших руках, пощадите меня!

Потом она опустилась в кресло и в самом деле лишилась чувств. Я попал точно в цель. Теория вероятностей привела меня к истине. Позднее я узнал и подробности. Шарлет, разумеется, обманывала и эксплуатировала всех и всем поочередно изменяла.

Мьет и мадемуазель де Нив бросились помогать графине. Она очень быстро пришла в себя и хотела продолжить разговор. Я попросил ее не беспокоиться понапрасну.

— Мы переговорим сегодня вечером или завтра.

— Нет-нет, только сейчас! Тем более, что мне нечего требовать. Я могу лишь ждать предложений, которые сочтут нужным сделать мне накануне общей ликвидации наших взаимных дел.

— Никаких предложений быть не может, — ответил я. — Вы думали, что мадемуазель де Нив даст завлечь себя в серьезные безрассудства, а потом будет нуждаться в вашем молчании и в вашем великодушном прощении. Но, как вы сами видите, положение изменилось. Молчание оказывается в общих интересах, и прощение остается только вопросом приличия или, лучше сказать, делом христианского милосердия. Мадемуазель де Нив теперь безусловная обладательница значительного богатства, точные сведения о котором я позаботился выяснить за время вашего отсутствия. Она имеет право потребовать от вас отчеты по опеке, итог которых, как я и предсказывал, составит около двухсот сорока тысяч франков; но она не хочет, чтобы ее сестра росла в нужде и лишениях. Она даст вам расписку в получении сумм, истраченных или сбереженных вами во время ее несовершеннолетия. Таким образом, вам, графиня, остается если и не благодарить ее, то, по крайней мере, выразить удовольствие, которое не может не испытывать мать в подобном случае.

Графиня надеялась на лучший исход своих недостойных махинаций. Она была подавлена, уничтожена моими словами. Она хотела заговорить, но не нашла слов и только кивнула падчерице с какой-то гримасой вместо улыбки. Однако она собралась с силами и сказала, что Леони все-таки будет бедна, поскольку большой замок де Нив всегда требовал больших трат и предполагаемые сбережения существуют только в моем воображении.

— Я ничего не знаю, — ответила мадемуазель де Нив, вставая. — Господин Шантебель, не сочтите за труд сказать, как велика может быть цифра моих доходов?

— Если вы продадите землю де Нив, то у вас будет около пятидесяти тысяч ливров дохода. Если сохраните поместье, у вас останется тридцать тысяч.

— А теперь, — продолжала она, — спросите, пожалуйста, у графини де Нив, сколько ей нужно ежегодного дохода, чтобы жить покойно и удобно?

— Мне необходимо для приличного воспитания дочери по крайней мере пятнадцать тысяч в год, — сказала графиня.

— Что, вместе с вашими сбережениями, размер которых мне также известен, даст вам средства, равные тем, которыми вы пользовались со времени вашего замужества. Мадемуазель де Нив оценит, заслуживает ли ваше расположение к ней такой жертвы…

— Я готова и на это, — быстро вмешалась Мари. В эту минуту вернулся Жак, и, взяв его за руку, она продолжала: — Мы готовы и на эту жертву, но с условием…

— С каким условием? — спросила графиня, стальные глаза которой сверкнули металлическим блеском.

— Вы отдадите мне сестру и уступите все права на нее. Этой ценой вы будете богаты и сможете жить, где захотите, только не в Ниве, поскольку я намерена там поселиться сама. Вы можете видеться с Леони, но она будет принадлежать мне! Жак! Ведь вы согласны?

— С радостью! — ответил он не колеблясь.

Графиня даже не поморщилась в первую минуту, как ей следовало бы это сделать в ее положении. Мысль эта не была ей в новинку. Мари высказывала ее Шарлет, и графиня успела уже к ней привыкнуть. Однако она прикинулась совершенно разбитой и даже закрыла глаза, как бы теряя сознание. Мьет испугалась.

— Вы слишком жестоки, — сказала она. — Видите, она больна и не в силах вынести таких переживаний. Как она ни зла, но все-таки дочь ей небезразлична, и вы слишком многого требуете от нее!

— Оставьте меня с ней наедине, — сказал я, — и не тревожьтесь. Идите домой и подождите меня там, а если госпожа Шантебель вернулась, скажите, чтобы приготовила обед повкуснее: мы должны вознаградить себя за все треволнения.

Как только они ушли, графиня не заставила меня долго ждать возвращения ее сил и способностей. Он я пролила несколько слезинок в виде вступления, воскликнула, что это ужасно и что мадемуазель де Нив мстит ей безжалостно.

— Мадемуазель де Нив не мстит, — ответил я. — Она очень добра и великодушна. Она не сказала вам ни одного резкого слова при таких обстоятельствах, когда все зло, сотворенное вами, должно было бы восстановить ее против вас. Она и в самом деле полюбила Леони, и кажется, что девочка платит ей взаимностью.

— Похоже, моя дочь любит всех, кроме своей матери. Ужасный характер. Ее с детства восстановили против меня!