Как это было - Ян Ларри

— Что ж, — сказал Федоров, — с кулаками не миновать и нам воевать. Сейчас, как на пустую затею смотрят, а расправим крылья — повоевать придется.

— Бесприменно схлеснемся с этими гадами! — произнес Юся Каменный. — А федоровскому дому в первую очередь гореть… Послушал бы, как они тебя костят…

Столкнуться с кулаками пришлось вскоре. Закончив посев, коммунщики начали хлопотать в сельсовете о передаче им под выпас большого луга, который каждый год за три ведра водки выкашивали кулаки.

В тот день, когда обсуждали это дело, на сход пришли подвыпившие мужики и подняли такой крик, что на всю деревню их было слышно.

— Мирской выпас, — орали подпоенные кулаками, — как хотим, так и воротим!

— Нет нашего согласия!

— К чортовой матери! Пускай болото осушат и пользуются!

— Коли так — поделить лучше!

Особенно старались те, кто привык из года в год устраивать «вспрыскивание» выпаса.

— Ишь, ловкачи какие! Им только дай!

— А они что дали?

Нажить надо!

— Не давать и только! Нет нашего согласия!

Федоров побагровел, жилы на его шее набрякли и посинели, рот нехорошо скривился в сторону.

— Дай слово! — прохрипел Федоров, обращаясь к Кандыбину.

Председатель молча кивнул головой. Федоров встал и подошел к столу. Увидев его, крикуны подняли невообразимый шум.

— К чорту!

— Долой!

— Помещи-и-к!

— Фью-ю-ю!

Федоров перегнулся через стол, губы его дрожали от гнева. Со всего размаха он саданул кулаком по столу и, покрывая шум голосов, заорал:

— Гарлопа-а-а-ны!

Сход опешил. Передние ряды откатились назад.

— Ну? Наорались? А теперь я скажу.

Сдерживая себя Федоров сказал, стараясь говорить спокойнее:

— Меня перекричать трудно… У меня глотка пошире вашей будет. Кого хошь переору. Да только дело тут не такое, чтобы орать. Мирской, говорите, выпас? Ладно! Поделить хотите? Ладно! А только какая вам польза от раздела? По аршину на хозяйство урвете?.. Сам знаю, что расчета нет дележку устраивать. Стало-быть что же? Стало-быть выходит, не землю хлопочете?.. Выпасом ведь все равно кулаки пользуются… Ну, а я так скажу: считаете вы себя людьми, а за рюмку водки готовы всякую пакость устроить. Вам что — выпить и только, а нам с этим выпасом — целая жизнь… Подумайте-ка над этим.

Тут встал председатель совета Кандыбин и сказал:

— Дело такое, товарищи. Федоров и батраки с нашей деревни организовали артель птицеводную. По закону какой-нибудь выпас представить мы им обязаны. А тем паче, что других артелей нет и выпасом этим никто не пользуется, а у них под рукою он.

До вечера шумел сход, однако большинством голосов выпас был передан коммунщикам.

По этому случаю разговоров в деревне было не мало, а тут еще новость прокатилась по деревне. Филька привез из города бумагу, по которой силантьевские гуси были объявлены племенными.

— Еще артель сбивают, — передавали бабы у колодца, — Филька-то Силантьев с бумагой приехал. А вчера Прокофий да другие богатеи собранье проводили, чтобы свою артель устроить.

Начатое Филькой дело с гусями пошло получше, чем у коммунщиков. Кулаки быстро сообразили, какую выгоду можно получить из этого дела, а передача выпаса коммунщикам заставила их торопиться. Шесть кулаков, во главе с Прокофьем и Силантьевым, в несколько дней сколотили свою артель и сумели привлечь в это дело не только середняков, но и часть бедноты.

— Пустая была бы затея, — не взялись бы, — рассыпались кулаки, — а зевать нечего. Не такое время, чтобы зевать. Сегодня эти лодыри выпас забрали, завтра, того гляди, — штаны снимут…

На кулацкую удочку клюнуло несколько хозяйств.

— Что ж, — рассуждали многие, — хозяева они крепкие, не то что Федоров. У того, кроме блох, никакой скотины… Не выйдет у него, так хвостом вильнет да и был таков. Побирайся тут после. А это уж серьезные хозяева. Зря деньги не выкинут.

Однако большинство крестьян осталось в стороне, выжидая дальнейших событий. За последние дни, когда посев был закончен на огородах, коммунщиков стали посещать любопытные; заглядывали в шалаш и усмехаясь молча покачивали головами.

Некоторые, посмеиваясь в бороды, пытались шутить:

— Зима, придет, — прохладно будет у вас.

А в деревне говорили одно:

— Ни чорта не выйдет.

Слухи эти докатывались и до коммунщиков, но у них в эти дни шла горячая работа, и на все слухи, как сказал однажды Никешка, плевали они с самого мая и до конца года.

Коммунщики начали строить зимнее жилье. Но в первый же день перед ними встали десятки затруднений. Лес для постройки отвели в 10 верстах от «летней дачи», как в шутку называли свой шалаш коммунщики. А таскать на себе бревна было делом невозможным.

— Придется лошадей нанять, — сказал Кузя.

— На какие шиши наймешь-то?

Ребята предложили отвезти в город высушенные травы и коренья, тем более, что заготовка цвета липы уже подошла к концу. За эту мысль ухватились горячо, но тут попросил слова Миша Бондарь.

Улыбаясь словно человек, который выиграл тысячу рублей по займу, Миша сказал:

— Траву отвезти надо. А только на эти деньги предлагаю купить чего-нибудь для хозяйства…

— Удумал ведь что-то! — догадался Никешка.

Бондарь улыбнулся.

— Выдумка нехитрая.

— Ну, ну, выкладывай!

— И выкладывать нечего. Мое мнение такое: сплавить лес по воде до озера, а с озера на буксир, да лодками подтянуть к берегу. Деньги-то, как видите, сами в карман просятся!

— Вот химик-механик! — хлопнул Бондаря по колену Никешка. — И дело кажись проще пареной репы, а мы тут головы ломаем.

На другой день началась работа в лесу. Коммунщики с топорами и пилами отправились в лес, а к вечеру на озере появились ребята верхом на бревнах. По зеркальной глади засновали лодки, и к берегу на отмель потянулись покрытые корою стволы.

Два дня гнали лес по речке. У шалаша выросли козлы. Запели пилы, застучали топоры, весело зашуршали рубанки, выбрасывая, свежую остро-пахнущую стружку.

Два дня гнали лес по речке.

Федоров уехал в город с лекарственными травами. А когда через два дня он вернулся обратно с Тарасовым, около шалаша лежали первые венцы уже нового сруба. На этот раз Федоров привез двадцать штук гусей и десяток кроликов.

— Разных пород набрал, — как бы оправдывался Федоров, — теперь у нас какие угодно и гуси и кролики. Смотреть надо будет, чтобы не перемешивались, а уж как пойдут, — держись район!

— Между прочим, — сказал Федоров, обращаясь к ребятам, — просили прислать сушеной земляники. Хо-ро-шая цена на эту штуку. Пуда два если отправим, так, глядишь, самых породистых свиней завести можно…

— Хлеба надо было бы купить хоть мешок, — пробурчал Кузя.

— А что?

— Ничего! Жрать скоро нечего. Полмешка муки-то осталось. А крупы и того меньше.

Федоров смутился:

— Может перебьемся как? Может на картошке? А? Уж больно порода хорошая попалась!

— Порода — породой, а жрать тоже ить надо, то сказать: работаем, как волы, а кроме кулеша, да ухи ничего не видим.

— Это безусловно, — подтвердил Никешка, пища воздушная у нас, однако хозяйство растет, можно бы и гуськом кое-когда побаловаться.

— Породистыми-то? — ужаснулся Федоров, — да мы их, дядя, яйцо к яйцу подбирали. Что ни птица, то — порода.

— На то она и порода, чтобы есть ее, а не в зубы смотреть.

— Я не согласен, — нахмурился Федоров, — пища наша конечно ни к чорту, однако и это не резон, чтобы корни под колосом грызть… Забирайте уже лучше сапоги мои новые да пиджак с брюками. Уж лучше их проедим. А хозяйство разорять не годится…

Тарасов при этих словах крякнул и, положив руку на плечо Федорова, сказал спокойно:

— Хороший хозяин… Сам такой и люблю таких.

— Что твоя любовь! — отмахнулся с досадой Федоров.

— А ты выслушай сначала, чего сказать я надумал!

Тарасов оглядел всех, снял шапку с головы и положил ее на траву.

— Значит такое дело, — погладил он бороду, — присматриваюсь я к вам полтора месяца, и вижу: взялись вы всерьез. Голые конечно, однако зубастые. По работе вижу. Пахали на себе, а у меня сердце радовалось. Это, думаю, хозяева.

— К чему ты, дядя? — прищурился Рубцов.

— К тому, что вступить к вам желаю!

Коммунщики переглянулись.

— Не врешь? — вскочил на ноги Федоров.

— Коли вру, пущай умру! — усмехнулся Тарасов. — Принимаете, что ли?

Никешка широко растопырил руки и от избытка чувств полез к Тарасову целоваться.

— Дорогуша! Вот удружил-то! Я себе думаю, наставленье он собирается читать насчет жратвы, а он с помощью пришел.

Крепкие рукопожатия растрогали Тарасова. Он моргал добрыми глазами и горячо пожимал всем руки. Ребята сидели в стороне и улыбались. Но никто из них не рискнул протянуть Тарасову руку.