Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Марина Крамер

– Что надо?

– Слышь, Боксер… – послышалось с площадки. – Давай решим по уму. К тебе претензий нет, ты человек подневольный. Отдай бабу с детишками, и мы уйдем.

– Больше ничего не хочешь? – поинтересовался Виктор.

– Ты не понтуйся, Боксер. Мы ведь хотим без крови… Выведи ее потихоньку, и все. Иначе возьмем силой.

– Попробуй, – пригласил Боксер. – Хочешь проверить, как сильно сердится Гриша? Не советую, здоровье потеряешь, а то и с жизнью можно расстаться.

– Не пугай, мы пуганые! – раздался другой голос. – Последний раз предлагаю – открой дверь и выпусти бабу с детьми, на хрен тебе за чужое подставляться? Если сами начнем дверь ломать, будет поздно договариваться. Короче, тебе полчаса на раздумья. Время пошло.

Алена привалилась к дверному косяку в кухне и чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Только страх за детей заставлял ее держаться. Думать о том, что произойдет, если отморозки все-таки войдут в квартиру, она боялась. Конечно, в Викторе она была уверена на все сто, но кто знает, что может произойти с ним… Тогда она точно пропала.

– Алена Сергеевна, вы когда-нибудь пистолет в руках держали? – тихо спросил Виктор, подходя к ней.

– Н-нет, – с запинкой произнесла она.

– Хреново. Что ж я так облажался, не научил? – пробормотал Боксер себе под нос. – Ладно, потом исправим. Смотрите сюда. Это «беретта», – он вынул из кармана куртки, висевшей на вешалке, небольшой пистолет. – Вот так засылаете патрон в патронник, – он передернул какой-то затвор. – А сюда нажимаете пальцем, – и показал курок. – Все просто. Держите. Если что – это даст вам минут пять, там пятнадцать патронов, лупите, куда выйдет. – Боксер вложил пистолет в ее руку и чуть сжал пальцы.

– Витя, не пугай меня! – взмолилась Алена, глядя на него снизу вверх.

– Я не пугаю, Алена Сергеевна, я просто хочу, чтобы у вас был шанс. Даже если это не поможет, то хоть дверью на дорожку громко хлопнете.

Руки Алены ходили ходуном, она не могла совладать с ними, чуть не плача от собственной беспомощности.

– Ну почему я такая? – всхлипнула она, уткнувшись лицом в голубую футболку Виктора. – Почему в книгах все происходит как-то… и героини никого не боятся, прут напролом, не разбирая дороги… а я как… как курица, правильно Мазей как-то сказал. Сижу и ною…

– Успокойся, Алена, все в порядке, – Виктор даже не заметил, что невольно перешел на «ты», погладил ее по волосам и заглянул в глаза, задрав голову за подбородок. – Ну-ка, не реви! И не надо из себя строить то, чем не являешься! А книжки твои врут все. Смерти боятся все, кроме идиотов. Каждая тварь жить хочет, даже самая ничтожная. А у тебя дети, ты не за себя – за них должна бояться. Но пока я жив – никто вам вреда не причинит. Слышишь меня? Никто.

Алена слушала его ровный, спокойный голос, и уверенность Виктора передавалась ей. Действительно, чего ей бояться, пока рядом этот человек?

Он настоящий профессионал, он хорошо знает свое дело, значит, все хорошо.

– Витя, ведь ничего не будет, да? Скажи мне, что ничего не будет, сейчас приедет Ванька с пацанами, и все прекратится, правда?

Боксер молчал. Разумеется, это был бы идеальный вариант – приезжает Мазей со своими, быстро и без шума убирает людей Коня, забирает Алену и мальчишек, и все красиво и хорошо. Но это только мечты, а реальность такова, что тридцать отпущенных ему минут истекают. Что потом предпримут сидящие за дверью отморозки, предугадать не может даже он, Виктор. Если бы не Алена и дети, он и не переживал бы, просто открыл бы дверь и из двух стволов уложил бы всех, кто там есть. Но подвергать риску жизни маленьких мальчиков и жены Грачева он права не имел.

В дверь снова позвонили.

– Алена Сергеевна, идите к детям и не высовывайтесь, что бы ни происходило, – распорядился Виктор, разворачивая ее в сторону спальни. – Закройте дверь и сидите там.

– Я не пойду… – начала было Алена, и тогда он почти забросил ее в комнату, сильно хлопнув дверью.

Звонок повторился, и Боксер подошел к входной двери:

– Ну?

– Что – ну? – раздалось оттуда. – Подумал?

– И дальше?

– Ты че, паскуда, так и будешь вопросами отвечать? – завелся невидимый собеседник. – Мое терпение лопнет, в натуре! Выпускай бабу.

– Больше ничего не хочешь? – проверяя патроны в короткоствольном автомате, задал очередной вопрос Виктор, вызвав за дверью взрыв мата и проклятий.

– Ты, в натуре, Боксер, охренел совсем! – сказал другой голос. – На хрен тебе головняк? Отдай нам грачевскую бабу, и разойдемся мирно. Нам тоже крови не надо.

– Это ты, что ли, Резак? – спросил Виктор, которому голос показался знакомым, и, получив утвердительный ответ, покачал головой: – Видал, братан, где свиделись! Только теперь ты по одну сторону, а я по другую.

– Витюха, не дави на гниль! – уже другим тоном сказал его собеседник. – Ты ведь понимаешь…

– Да не понимаю я, Костя. Не понимаю. Когда с молодой девкой мужики воюют, с пацанятами, которым даже года нет еще. Разве так дела делают? Или хозяин твой такой же шакал, как были «чехи», которые детей в заложники брали? Ведь мы с тобой тогда в Буденновске вместе были, Костя.

Упоминание о спецоперации в больнице города Буденновска заставило невидимого Костю замолчать. Виктор ждал. Он хорошо знал характер Резака, они служили вместе, прикрывали друг друга, доверяли. И вот мирная жизнь разделила их, заставив оказаться по разные стороны баррикады. Однако Боксер от души надеялся на то, что сейчас Костя вспомнит все, что было, вспомнит, как он сам лично выносил трупы из больницы, как среди убитых попадались маленькие дети. И до этого – как больные ребятишки стояли в окнах во весь рост, а за их спинами скрывались вооруженные боевики. Живой щит из детей…

Пауза затягивалась, Виктор методично набивал обойму своего «макарова», а в голове щелкало – выйдет—не выйдет… выйдет—не выйдет… выйдет—не…

– Слышь, Витюха… – раздалось, наконец, из-за двери. – Пока напарник мой отошел немного… Не выйти тебе отсюда, там еще две машины с нашими. Конь велел без жены Грача не возвращаться, а тебя валить, если сопротивление окажешь. Я не могу на себя грех брать, ты ж мне брат…

– Ну, так помоги мне, Костя, – по-прежнему спокойно попросил Боксер. – Я перед Грачом словечко замолвлю, он поймет. Ты ведь знаешь, братуха, я не остановлюсь, если мне что надо. А девочку эту я не позволю обидеть, и Коню вашему горло вырву, если надо будет. Да и вы не уйдете.

– Витюха, не бери меня на голос, я не боюсь. Ты ж меня тоже знаешь. Погоди-ка… – вдруг отвлекся Костя. – Ух, мать твою, фартовый ты, Боксер! Ваши подъехали, Ванька Мазей и с ним братва на четырех машинах. И фура еще какая-то.

Виктору все стало понятно. Сейчас всех, кто есть во дворе из коневских, погрузят в рефрижератор и вывезут за город, на мясокомбинат. Те, кто не окоченеет по дороге, позавидуют мертвым – такой способ расправы придумал один из подручных Мазея, Кастор. Однажды Боксер имел счастье увидеть процесс в действии и до сих пор старался не подавать Кастору руки, настолько противен ему был этот тупой живодер. Нужно было как-то спасать армейского друга, чтобы не чувствовать себя виновным в его смерти.

– Я сейчас открою дверь, ты положишь автомат и войдешь сюда. Здесь и останешься, а мы с Аленой выйдем. Соглашайся, Костя, это единственный шанс, – решительно сказал Боксер, отпирая дверь. – Ствол сюда бросай! – скомандовал он, и в коридор влетел «калаш». – Еще есть что?

– Нет, братуха, я чист.

– Заходи.

В квартиру вошел высокий широкоплечий мужчина в кожаной куртке и камуфляжных брюках, заправленных в берцы. Его глубоко посаженные глаза вспыхнули чем-то вроде радости при виде стоящего в коридоре Боксера, мужчина сделал какое-то движение в его сторону, потом смутился:

– Спасибо, Витюха… должник я твой…

– Гнать прекрати! – велел Боксер, запирая дверь. – Проходи в комнату.

Пока гость располагался, Виктор выглянул в окно на кухне – мазеевские пацаны уже заканчивали «зачистку территории». А вот и сам Мазей вылезает из «Шевроле», достает телефон. Так и есть – на поясе джинсов завибрировал мобильный:

– Да, Мазей, слушаю.

– Ну, как там у тебя?

– Чисто. Сейчас детей оденем и выйдем. Пусть пацаны подъезд посмотрят.

– Добро, – сказал Мазей, отключаясь.

Виктор повернулся к сидящему в кресле Резаку:

– Мы сейчас уедем, а ты можешь остаться здесь. Коню не понравится, если он узнает, что ты жив, а остальные – нет. Пересиди у меня, я все равно не живу тут почти. А хочешь – переговорю с Грачом.

– Я пока тут побуду, подумаю. Соскочить давно хочу, братуха, – признался Костя, глядя в пол. – Подумаю, потом звякну тебе. Номерок оставь.

– Ну, смотри, как знаешь. Ты посиди, я пойду детей одевать.

Виктор вошел в спальню – Алена, прижав к себе проснувшихся мальчиков, сидела с ногами на кровати, а рядом с ней на подушке лежала «беретта». Лицо молодой женщины было бледным и испуганным, в глазах плескался страх, и казалось, что она даже не замечает того, что сыновья не очень довольны, что мать так крепко держит их.