Воспоминания жены советского разведчика - Галина Александровна Курьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учеба давалась мне легко, на общественную жизнь и на личную времени хватало. Кстати, по поводу конкурса аттестатов: мой-то был абсолютно не на первом месте. Девушки приехали из окрестных сел с гораздо лучшими аттестатами. У некоторых не хватало лишь одной пятерки до серебряной медали, а у меня было аж пять или шесть четверок. Когда же нам предложили диктант, чтобы проверить грамотность, оказалось: из 35 человек трое получили тройки и один четверку, остальные – двойки и единицы. Я осрамилась менее других – написала на тройку. Вот так конкурс аттестатов!!! А что бы, интересно, получил Витя-медалист, если учесть, что однажды в 10 классе мне было лень писать сочинение по Маяковскому, и я просто скатала пятерочное сочинение у своего друга. Мне поставили трояк да еще пристыдили, что, мол вы, Иноземцева?
Ни одной своей мысли нет, одна компиляция да еще ошибок насажали. Списать как следует не можете? Мы долго смеялись по этому поводу, но Витя, по-моему, смеялся несколько принужденно.
Вот так оконфузились будущие учителя с прекрасными аттестатами.
В училище нам нужно было учиться после десяти классов всего два года.
На нашем учительском курсе были только два человека из города, и на 35 девчат всего два мальчика. Существовал еще курс для учителей физкультуры, там было мальчиков побольше. Количество девушек превалировало, и на волне отсутствия мужского пола развивались всякого рода интриги и сплетни.
В литературе деревенских жителей обычно описывают несколько пасторально: и добрые они, и радушные, и сердечные, и девушки деревенские целомудренные, а юноши непременно трудолюбивые, скромные и работящие. Столкнувшись с сельскими девушками, я убедилась, что «всё врут календари». Большинство моих соучениц были хитрые, завистливые и жадные, не то что в моей родной городской школе.
Они постоянно старались подставить друг друга, перессорить, пустить какой-нибудь нелепый слух. Что касается их целомудрия, то у многих этого целомудрия уже давно касались. Кроме того, они, знали массу вещей, «того самого», чего городским их возраста еще в голову не приходило: как можно самой сделать аборт – бутоном фикуса, горчишники и ванна или горячие кирпичи в бане, а после этих процедур спрыгнуть пару раз с сеновала (кто тебя, дуру, туда тащил?!) Как заставить парня жениться?
Ну, это оказалось совсем нетрудно: просто переспать с ним, а потом пригрозить комсомольской разборкой. Такой способ женитьбы мог быть в то время весьма действенным, только почему-то он приходил в голову не распущенным городским девицам, а скромным деревенским. Я не считала себя старомодной, но к числу слишком раскованных девушек тоже не принадлежала: мои вытаращенные от любопытства глаза, иногда и наивные вопросы «об этом» принимались за лживый ироничный цинизм «городской». За эти два года общения со своими однокурсницами я кое в чём стала разбираться, чисто теоретически, но детали все-таки познала после замужества и то на это понадобилось достаточно длительное время: «век живи – век учись – дураком помрёшь» – но всё хорошо в своё время, иначе может стать неинтересно жить, философски заключаю я.
Что касается наших двух молодых людей на факультете педагогики и методики начального обучения, то это тоже интересно: я думаю, что их взяли «на ура», даже не посмотрев в аттестаты. Мужчина-учитель да ещё в начальной школе – это же круто! Круто-то круто, но не совсем: один из них Толя Юрченко был неглупый мальчик, среднего роста, с правильными чертами лица, портило его бельмо на глазу и, конечно, это очень повлияло на его характер, раздражительный и даже несколько злобный. Я очень хорошо представляю положение этого ребенка в сельской школе, представляю, сколько насмешек и издевательств ему пришлось перенести. Ведь сельчане-хуторяне такие «добрые и радушные»!!! Станешь тут таким же добрым! В конце первого полугодия обучения он уже оттаял и смог даже участвовать в нашей самодеятельности. Я уговорила его играть счетовода в «Юбилее». Он сначала отнекивался, а потом так хорошо сыграл, создав образ смешного старого неудачника, очень стесняющегося и боящегося женщин (точно! так и было), этакую канцелярскую крысу, вечно мерзнущего, кутающегося в шарф брюзгу. Все хохотали до упаду, и сам Толя больше всех. А если человек сможет повеселить других и сам посмеяться над собой, то его комплексы со временем исчезают. Постепенно наш соученик стал смеяться, шутить и не пытался отвернуться от собеседника своим увечным глазом. Он, оказывается, отлично рисовал, стал помогать мне со стенгазетой и один раз очень по делу раскритиковал мой рисунок на уроке ИЗО: мы гипс штриховали, и он с иронией (какой прогресс! уже с иронией) заметил: «Иноземцева, ты что углем натюрморт рисуешь?» Мы почти все друг к другу обращались по фамилии. Логично, моя штриховка была слишком затенена и на гипс уж точно не похожа.
А один раз язвительно усмехнулся, увидев, как я провела рукой в сетчатой модной перчаточке у себя под носом. Оказывается, соученик не был лишен понятия этикета поведения. Правда, мы потом оба захохотали. Словом, человек попал в среду более цивилизованную, чуть более доброжелательную, где над ним, по крайней мере, не издевались, и немного оттаял.
Другой же юноша, высокий, рослый, похожий на Есенина своей пышной золотой шевелюрой, был невероятно-невероятно глуп, такой тупой студент, что его отчислили из педучилища уже через месяц. Даже при острой нехватке учителей-мужчин этот золотоволосый мальчик оказался не нужен. Кроме тупости, был еще безмерно ленив, постоянно опаздывал на занятия, учебники забывал, на вопросы преподавателей не отвечал и смотрел на них ничего не соображающим бараньим взглядом. Такое впечатление, что он не понимал, о чем его спрашивают. Всем было ясно: никогда и ничему он не смог бы научиться, потому как полный кретин. Ну хорошо, его приняли в училище по аттестату, но вот как он мог окончить десятилетку и получить этот аттестат? Ведь тогда их не продавали в переходах метро. Скорее всего, сидел по два года в каждом классе, потому что на вид он был гораздо старше 17-18 лет, где-то уже за двадцать, или его мама преподавала