Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, разнородные влияния содействуют развитию корпоративной деятельности и ослабляют деятельность индивидуальную. Этому со всех сторон помогают составители разных проектов, из которых каждый заботится лишь о своем собственном излюбленном проекте и вовсе не думает об общей реорганизации, совершающейся вследствие совместной деятельности его мер и других подобных ей. Говорят, что Французская революция сама пожрала своих детей. Такой же катастрофы, по-видимому, следует ожидать и нам. Многочисленные социалистические реформы, уже провозглашенные парламентскими актами и еще предстоящие в близком будущем, постепенно сольются в одно целое – в государственный социализм (state socialism); таким образом все маленькие волны будут поглощены одной огромной волной, которую они сами мало-помалу воздвигли.
Но многие, без сомнения, спросят нас: «Почему мы описываем все эти явления как грядущее рабство?» Ответ простой: социализм, в какой бы форме он ни проявлялся, заключает в себе рабство.
В сущности, что такое раб? Прежде всего мы понимаем под ним человека, ставшего собственностью другого лица. Чтобы не быть, однако же, только номинальною, собственность должна проявляться в контроле господина над действиями раба, и вдобавок в таком контроле, который обыкновенно направлен к выгоде контролирующего. Коренное свойство раба заключается в том, что он принужден работать по воле другого. Отношение это допускает различные степени. Напомнив, что первоначально раб был пленник, жизнь которого находилась в руках и зависела от милости полонившего, здесь достаточно будет заметить, что существует суровая форма рабства, в которой трактуемый как животное раб принужден направлять все свои усилия на пользу господина. При системе менее суровой рабу, хотя и обязанному трудиться преимущественно на господина, дозволяется вместе с тем работать короткое время и на себя, и предоставляется участок земли для произращения некоторого излишка пищи. Дальнейшее улучшение в положении раба дозволяет ему продавать добытое на своем участке и сохранять в своих руках выручку. Затем мы приходим к еще более мягкой форме, являющейся обыкновенно там, где свободный хлебопашец, работающий на собственной земле, превращается завоевателем в то, что мы называем крепостным: последний принужден каждый год платить своему господину известную постоянную дань – работою или продуктами своего труда, или и тем, и другим вместе, – удерживая все остальное в свою пользу. Наконец иногда, как недавно еще было в России, ему дозволяется покидать имение своего господина и работать или торговать на себя в другом месте, платя господину только известный ежегодный оброк. Что заставляет нас в этих градациях рабства считать его более или менее суровым? Очевидно – больший или меньший размер труда, употребляемого принудительно на пользу другого лица, вместо своей собственной. Там, где весь труд раба берет себе его собственник, рабство тяжело, а где господину отдается только небольшая часть труда, оно легко. Пойдем теперь далее. Представим, что собственник умирает, и его имение, с живущими здесь рабами, поступает в руки душеприказчиков; или, положим, имение это, со всем что в нем есть, покупает компания. Улучшится ли от этого хоть сколько-нибудь положение раба, если количество требуемого от него принудительного труда останется тем же? Затем, вместо компании поставим общину; составит ли это хоть какую-нибудь разницу для раба, если время, занятое у него работою на других, так же велико, а то, которое остается собственно для себя – так же мало, как и прежде? Вся суть дела в том: сколько он принужден работать на других и сколько затем у него остается свободного времени, чтобы работать на самого себя. Степень рабства изменяется согласно с изменением отношения двух величин: того, что раб вынужден отдавать, к тому, что ему дозволяется удержать; сущность дела остается той же, кто бы ни был господин: одно лицо или целое общество. Если, помимо воли своей, человек принужден работать на общество и получает из общественных складов только ту долю, какую обществу благоугодно будет уступить, то он становится рабом общества. Таким образом социалистические порядки ведут неизбежно к порабощению; к тому же нас направляют и многие недавние мероприятия, а особенно те, в пользу которых ныне агитируют. Рассмотрим сперва ближайшие, а затем и окончательные их результаты.
Политика, пущенная первоначально в ход законами о жилищах рабочего класса, способна идти и пойдет дальше. Там, где муниципальные корпорации делаются домостроителями, они неизбежно роняют цену домов, построенных на частные средства, и мешают сооружению новых. Всякая регламентация, касающаяся образа постройки и удобств, обязательно обеспечиваемых жильцу, уменьшает барыш строителя и побуждает его затрачивать свой капитал предпочтительно там, где ему не грозит такая потеря. Таким образом, домовладелец, знающий, что маленькие дома причиняют много излишних хлопот и потерь, и испытавший уже беспокойства инспекции и вмешательства власти и причиняемые всем эти убытки – чувствуя, как его собственность день ото дня становится для него неприятнее, естественно, стремится продать ее; а так как у покупщиков, по тем же причинам, отбита охота приобретать, то он вынужден продавать в убыток. Дальнейшее усиление регламентации может легко дойти, как это и предлагает лорд Грей, до требования от домовладельцев, чтобы они, в видах оздоровления своих домов, выгоняли из них неопрятных жильцов; такое прибавление к обязанностям, лежащим уже ныне на домовладельцах, еще обязанности инспектора по санитарной части, должно еще более побуждать их к продаже своих домов, обескураживая в то же время еще решительнее покупщиков, и, стало быть, должно неизбежно вести к дальнейшему понижению цен. Что же из этого, наконец, произойдет? Вместе с возрастающими помехами к сооружению новых домов,
