Смертный приговор - Эльчин

Жена у доктора Наджафа Агаевича, Надежда Федоровна, прекрасный зубной техник, была русской, и когда азербайджанец Наджаф Агаевич хотел что-то урвать у государства (требовал для себя более выгодную поликлинику, покупал автомобиль вне очереди, боролся за импортное оборудование и аппаратуру врачевания), он преподносил как образец дружбы народов свою семью. На высокопоставленных должностных лиц это производило впечатление. При надобности он давал телеграммы в ЦК КП Азербайджана, в ЦК КПСС, в Политбюро, самому Л. И. Брежневу, даже при особой нужде - в Мавзолей Ленина ("Дорогой Владимир Ильич! Ты не умер, ты для нас всегда жив! И поэтому от имени нашей интернациональной семьи обращаемся к тебе..."). Детей у них не было, и может быть, эта семья из двух человек была одной из самых благополучных в Баку. Надежда Федоровна была беленькая-беленькая, а Наджаф Агаевич рыжий-рыжий, они так друг друга любили, так хорошо понимали, что, хоть внешне и не были похожи, казалось, что они были близнецами.

После разговора с Фаридом Кязымлы о золоте Абдул Гафарзаде вернулся в управление кладбища, вызвал к себе Мирзаиби и сказал, что вечером они вместе пойдут к Наджафу Агаевичу домой. Мирзаиби удивился. Когда Абдулу Гафарзаде бывало нужно золото, он сам к доктору Наджафу Агаевичу никогда не ходил, дело полностью ложилось на Мирзаиби. Абдул Гафарзаде был спокоен за доктора Наджафа Агаевича, знал, что рыжий осторожен, сдержан, прекрасно разбирается в делах этого мира, и в нынешнее время, среди охватившего страну торжества вероятность, что такого человека зацепят, равна нулю. Несмотря на это, сам он никогда не вступал в непосредственную связь с Наджафом Агаевичем, посредником всегда бывал Мирзаиби.

Как Абдул Гафарзаде считал нужным, так и должно быть: Мирзаиби поговорил с доктором Наджафом Агаевичем, и вечером вместе с Абдулом Гафарзаде они пошли в ту прекрасную квартиру с застекленным балконом. Надежда Федоровна была не только прекрасным зубным техником, прекрасной помощницей мужа, она еще и прекрасно заваривала чай. И Абдул Гафарзаде, усевшись за круглый стол чистейшая скатерть, серебряные приборы, фрукты, сладости, - отпил глоток-другой прекрасного чая (к сожалению, в нем не было кардамона), поставил стаканчик-армуду на блюдце и сказал: "Мне нужны двести пятьдесят золотых десяток".

Конечно, в Баку не было ничего, что было бы неизвестно доктору Наджафу Агаевичу и Надежде Федоровне, и, хотя торговали они золотом с Мирзаиби, кому достается золото - для них не было тайной. Услышав, что на этот раз Абдул Гафарзаде придет сам, Наджаф Агаевич понял, что разговор пойдет о фундаментальном деле. Очень много золота хочет, поэтому сам идет?...

С обычным удовольствием попивая чай, доктор Наджаф Агаевич переспросил: "Двести пятьдесят штук десяток?" Абдул Гафарзаде подтвердил: "Да, двести пятьдесят штук десяток. - И, помолчав, добавил: - Но... чтобы все двести пятьдесят были фальшивыми". "Что?! - Наджаф Агаевич чуть не поперхнулся чаем. - Фальшивыми?"

Мирзаиби не проронил ни звука, потому что сразу понял: для такого дела его полномочий мало.

Наджаф Агаевич посмотрел на Надежду Федоровну, сидевшую напротив: разумеется, портить отношения с таким человеком, как Абдул Гафарзаде, было бы безумием (он пришел в дом сам - не было ли в этом какого-то знака...), и личное участие в деле такого человека, как Абдул Гафарзаде, обеспечивало безопасность Наджафа Агаевича. Отвергни доктор Наджаф Агаевич просьбу Абдула Гафарзаде, у него враз появился бы такой "недоброжелатель, что маленькая семья из двух человек (хоть и интернациональная) не смогла бы жить в привычном благополучии - это была истина, ясная как день.

Доктор Наджаф Агаевич отвел взгляд от Надежды Федоровны и посмотрел на Абдула Гафарзаде: "Трудное дело..." Абдул Гафарзаде кивнул: "Знаю..." Наджаф Агаевич глубоко вздохнул: "Только из глубокого уважения к вам... найду..." Абдул Гафарзаде сказал: "Большое спасибо, доктор. Я такие вещи не забываю".

За все двести пятьдесят фальшивых золотых десяток вместе сговорились на пятидесяти тысячах рублей (Наджаф Агаевич сказал: "Мне самому ничего не нужно. Я только выполню вашу просьбу - поговорю с нужными людьми, найду хорошего мастера... Сам я от вас ничего не возьму..."). И Абдул Гафарзаде из полученных от Фарида Кязымлы двухсот пятидесяти тысяч рублей (интересно, сколько взял Фарид Кязымлы у М. П. Гарибли: триста тысяч? или еще больше?) дал пятьдесят тысяч рублей доктору Наджафу Агаевичу. Скоро двести пятьдесят штук фальшивых монет были вручены Фариду Кязымлы. Никто не отличил бы их от настоящих николаевских десяток, работа была высшего класса. И Фариду Кязымлы, конечно, ничего такого в голову не пришло.

Операция принесла Абдулу Гафарзаде двести тысяч рублей чистой прибыли. А Наджаф Агаевич заработал всего десять тысяч (за фальшивые монеты он заплатил сорок тысяч), свою прибыль он исчислял не только в рублях: Наджаф Агаевич стал другом Абдула Гафарзаде и теперь будет спокойно жить-поживать среди противников в Баку, стоявших нос к носу, как волки...

Конечно, целый целлофановый пакет с фальшивыми монетами, в сущности, был бомбой, и когда-нибудь она взорвется, но Абдула Гафарзаде это больше не касалось. Это не касалось и Фарида Кязымлы, ведь он просто-напросто вручил М. П. Гарибли целлофановый пакет, не ведая, что в нем бомба, возможно, это не касается даже М. П. Гарибли, считавшего фальшивые монеты настоящим золотом, до конца жизни М. П. Гарибли будет согреваться его теплом... А если М. П. Гарибли коснется? Если бомба взорвется? Если он вдруг узнает?... Ну, тогда у М. П. Гарибли будет инфаркт или он умрет в одночасье. Потому что жаловаться М. П. Гарибли некому. В самом деле, куда он пойдет, кому скажет: меня - старого члена партии, кадрового руководящего работника, истинную номенклатуру, первого секретаря районного комитета партии обманули, вместо николаевских десяток дали двести пятьдесят фальшивых... Откуда же у тебя, товарищ первый секретарь, собралось столько денег, что ты хотел купить двести пятьдесят штук николаевских десяток, такой вопрос будет ответом на его жалобу. Во всяком случае, мешок с фальшивками для Абдула Гафарзаде больше не проблема.

... К наступлению теплого апрельского денька случай с пакетом николаевок был уже событием прошлого, бомба пока не взорвалась, веснушчатое лицо рыжего зубного врача Наджафа Агаевича пропало с глаз Абдула Гафарзаде, и он вернулся к разговору с Фаридом Кязымлы:

- Волк он, говоришь?

- А кто же? Слышал ты, как он говорил, подам заявление, уйду... Где оно?

- Должность - приятная вещь, да... - Слова были двусмысленны, потому что и Фарид Кязымлы был обладателем должности, и судьба людей, ожидающих сейчас в приемной, была в его руках.

- Приятная вещь, так пусть не фасонит... Волк он, волк.

Абдул Гафарзаде счел нужным повторить:

- Если он волк, пусть им будет... А мы кто, зайцы, что ли, какие нибудь?

Откровенная угроза... Фариду Кязымлы пришлось принять свою долю. Председатель районного исполнительного комитета осторожно сказал:

- Ей-богу, у вас что-нибудь понять, жить среди вас и целым остаться трудное дело... Ты себя со всех сторон страхуешь. А мне как застраховаться? А? Ты хоть немножко об этом думал?

Абдул Гафарзаде больше не улыбался, стал, как обычно, серьезным:

- Об этом ты сам должен подумать, дорогой мой. - Встал и, вынув из нагрудного кармана приготовленный дома конверт, положил его перед председателем на стол.

Председатель сунул конверт в средний ящик стола и жалобно сказал:

- И ты месяцами-годами не заходишь...

- Извини, в этот раз на денек задержал, ей-богу, очень много работы, голову, веришь, почесать некогда... Могу идти?

- Я что-то хотел тебе сказать... - Когда Фарид Кязымлы просил что-либо у Абдула Гафарзаде, который был много ниже него по должности, он всегда мрачнел, видно, трудно было ему, маялся, испытывал затруднение. - Моя свояченица ведь сына женит...

- Поздравляю!

- В Москву они едут, в свадебное путешествие...

- Пусть живыми-здоровыми едут и возвращаются!

- В Москве с гостиницей помочь сумеешь?

- А когда они едут?

- Завтра.

- Вечером позвоню, скажу, в какую гостиницу ехать. Могу идти?

- Иди, да...

Абдул Гафарзаде уже было пошел, но вдруг передумал:

- Похоже, и у меня склероз начинается... Ты помоги мне асфальтовый цех открыть. Что в твоих возможностях, сделай. Нужен цех. Другому никому не говорю, а тебе говорю: помоги...

Опять предупреждение. Что ж, Фарид Кязымлы понял, он знал, на что способен Абдул Гафарзаде.

А Абдул Гафарзаде повторил:

- Помоги... И кладбище благоустроим, и план хороший дадим, и к тому же... очень хорошо будет. Вот смотри, в старых бакинских кварталах у всех домов крыши кировые, текут, ремонтировать некому, кирщиков в городе не осталось. Если я начну их ремонтировать, представляешь, как хорошо? Денег будет - не счесть... И у тебя дела наладятся...