Последний барьер - Роман Глушков

Хорошая мысль. Именно так и поступлю. Даже такое бескомпромиссное занятие, как борьба за жизнь, имеет свои грани разумного. И я эту грань только что переступил… или, если угодно, переплыл.

Но едва я воскресил в памяти лица моей жены Лизы и дочери Ани — что, в отличие от бестолкового барахтания, не отняло у меня ни грамма усилий — как вдруг неподалеку просвистел и бултыхнулся в воду какой-то некрупный предмет. Я видел его краем глаза и мельком, но тем не менее смекнул: он — не отколовшийся от тороса обломок льда.

Но если это не лед, тогда что же?

Свалившаяся в мою полынью штуковина, однако, не канула в ней бесследно. Как выяснилось, она была привязана к тонкому стальному тросу. Вот так сюрприз! Увидев это, я вмиг изгнал из головы пораженческие мысли и, цепляясь за кромку льда, подплыл к тому месту, где трос уходил под воду. После чего начал суетливо выбирать его, наматывая на руку, а второй рукой продолжал удерживать себя на плаву.

На конце троса обнаружился небольшой якорь-кошка, при виде коего я обрадовался еще сильнее. Кто бы ни швырнул мне его с берега — или, скорее всего, выстрелил им из метательного устройства, — я не вправе отвергать помощь этого доброго самаритянина. Любопытно, останется ли он добрым, когда выяснит, что за «золотая рыбка» попалась ему на крючок в водах Химкинского пруда? В Пятизонье порой встречаются благородные сталкеры, способные прийти на помощь собрату-человеку независимо от того, к какой группировке тот принадлежит. Но и у них вряд ли хватит благородства отпустить потом восвояси Алмазного Мангуста, не попытавшись сначала взыскать с него гонорар за спасение. Что ни говори, а даже в богатой на чудеса Зоне алмазы на дороге не валяются. А тем более семь алмазов по пятьсот карат каждый, на какие любой охотник за моей головой мечтает однажды наложить руку.

Ладно, поглядим, какая судьба уготована мне на берегу. Пока что ясно одно: в воде она вообще не сулит мне никаких перспектив на будущее.

Зацепив кошку за один из пристегнутых к моему разгрузочному жилету альпинистских карабинов, я несколько раз дернул за трос — дал понять, что готов к эвакуации. Но прежде чем он поволок меня за собой, я сначала освободил от него руку, на которую я его до этого намотал. Сделал это, чтобы не вывернуть себе плечо, поскольку, буксируя меня к заветной суше, мой спаситель не особо церемонился.

Способ моего выуживания из полыньи был жесткий и потому болезненный, но за неимением другого жаловаться не приходилось. Тянули меня, судя по силе, не руками, а лебедкой, отчего поначалу я расталкивал грудью мелкие льдины, словно ледокол. А потом, когда дело дошло до массивных и скученных плавучих глыб, я был вытащен на них. И продолжил путь к берегу, кряхтя и матерясь всякий раз, как перескакивал с одной льдины на другую.

Можно было бы прекратить свои мучения, отцепившись от троса и возобновив прыжки по торосам. Но я предпочел терпеть боль, зато двигаться, почти не прилагая к этому усилий, поскольку слишком продрог и ослабел, чтобы протестовать против такого унизительного волочения.

Мысли мои после всего пережитого были вязкими, словно покрывающая льдины слякоть. Поэтому я долго не мог взять в толк, что еще, помимо ударов о лед, не дает мне покоя. И лишь когда до берега оставалось всего ничего, а я уже мог, приглядевшись, заметить торчащую на берегу фигуру моего спасителя, до меня вдруг дошло, чем вызваны мои подозрения.

Якорь, который удерживал меня на тросе!

Не далее как позавчера утром, при помощи таких якорей, напавшие на нас охотники взбирались на стены Рижского вокзала. Кошка, что сегодня вытащила меня из ледяной купели, была как две капли воды похожа на кошки из арсенала оперативников Ведомства. Я знал это абсолютно точно, поскольку, как вы помните, мне довелось тогда воспользоваться их фалом.

Случайное совпадение? Не исключено, ведь подобные верхолазные причиндалы не являются уникальными и могут иметься не только в армейских спецподразделениях. Но не тем я был человеком, чтобы верить в случайности. Особенно после того, как на мой след вышла такая крутая контора, как Ведомство…

Глава 5

Ведомственный оперативник-комбинатор походил на другого известного мне комбинатора — Остапа Бендера — не более, чем я походил на настоящего мангуста.

Облаченный в такой же, как были у его позавчерашних головорезов, легкий комбинезон, этот странный тип, однако, во всем остальном разительно от них отличался. Забегая чуть вперед, скажу — я предполагал, что нам опять придется разговаривать со скрытным, суровым субъектом, из которого лишнее слово клещами не вытянуть. Но на поверку комбинатор оказался весьма компанейским парнем и источал дружелюбие, назвать которое показным было даже как-то неудобно. Само собой, мы осознавали, что имеем дело со втирающимся к нам в доверие первоклассным артистом и лицемером. И тем не менее общаться с ним было не в пример приятнее, чем с любым другим чистильщиком. Кроме, пожалуй, нашего с Мерлином «жженого» приятеля из Чернобыля, пропойцы-капитана Матвея Коваленко.

Внешность у комбинатора была вполне заурядная и в отличие от его подчиненных совсем не боевая. Он чем-то походил на худосочного доктора Свистунова, разве что тот был выше ростом. Командира Ведомственной разведгруппы тоже можно было бы легко принять за сбившегося с маршрута аспиранта, которых полно в здешних научных лагерях. И если бы, вытащив меня из полыньи, он представился мне именно так, честное слово, я бы ему поверил. Потому что, глядя на узкие плечи, тощие кривые ноги, оформившееся брюшко, залысины и прыщавое лицо этого типа, сложно было догадаться, что перед вами — злобный разжигатель войн из разведывательного отдела «Гермес».

— Я тебя умоляю: давай обойдемся без бряцания оружием! — отмахнулся он, когда я, очутившись на берегу, тут же взял его на прицел дробовика. Сказав это, комбинатор как ни в чем не бывало повернулся ко мне спиной и взялся сматывать трос на автоматической мини-лебедке, которую мой спаситель закрепил между камней. Его автомат лежал неподалеку, но он к нему даже не притронулся.

— Кто ты такой? — спросил я, вставая на ноги, но не торопясь убирать оружие.

— Ты знаешь, — не оборачиваясь ответил «аспирант». — Позавчера, на вокзале, твой друг Мерлин предложил мне встретиться с вами лично. Конечно, если сначала я сумею вас отыскать. Что ж, честная сделка… Я принял условия вашей игры и, как видишь, выиграл. И теперь рассчитываю, что вы выполните свою часть нашей заочной договоренности и позволите мне обсудить с вами кое-какие вопросы. Они важны для меня, но, уверен, будут небезынтересны и для вас.

— Так, значит, ты и есть тот самый «Гермес»? — заключил я, озираясь в поисках держащих меня на мушке головорезов. Которых, естественно, нигде не обнаружил. Но в том, что они наверняка прячутся поблизости, я не сомневался.

— Называй меня лучше как-нибудь по-сталкерски, — попросил комбинатор. Видимо, он не желал, чтобы мы произносили не предназначенные для упоминания всуе имена и термины. — Как думаешь, какое прозвище мне бы дали в Зоне, будь я одним из здешних бродяг?

Казалось бы, незамысловатый вопрос. Но, учитывая ситуацию, в какой он был задан, я растерялся. Вдобавок после купания меня колотил озноб, который также не стимулировал мое воображение. Надо же, нашел, о чем спросить выловленного из полыньи человека! Нецензурных кличек я бы тебе сейчас уйму навыдумывал, а вот приличная на ум ни одна не идет.

— Ну же, не стесняйся, — поторопил меня с ответом комбинатор. — Что в голову взбредет, то и говори. На прямоту, без прикрас. Готов поспорить, Мерлин тебе многое о нас рассказал. Хорошее — вряд ли, но плохое — наверняка. И раз так, значит, ты в курсе, что мы обижаемся лишь на тех, кто наносит нам материальный, но не моральный урон.

— Делать мне нечего, кроме как прозвище для тебя изобретать! — огрызнулся я, но, поскрипев извилинами, уважил-таки просьбу своего спасителя: Ладно, черт с тобой. Вообще-то, я не сталкер, но обозвать тебя по их меркам не так уж сложно. Парень ты плюгавый, ни рыба ни мясо, зато умеешь хорошо прятаться. Наверняка ты уже раскинул здесь целую сеть информаторов, словно гриб — грибницу. И споры свои зловредные наверняка успел насеять везде, где только можно. Еще тебя сложно отнести к какому-либо сталкерскому «царству». Ты — не чистильщик, но от группировок Зоны далек еще больше. В мире здешней природы ты и впрямь являешься чем-то вроде гриба. Вопрос только, какой ты гриб: съедобный или ядовитый?

— Для кого как, — заметил комбинатор. — Но для вас — скорее полезный, нежели вредный.

— Очень хотелось бы в это верить. — Я передернул плечами. Но не от страха перед своим спасителем, а всего лишь от банального холода. — Ладно, значит, Поганкой или Мухомором называть тебя не стану. Опенком и Сморчком — тоже. Как-то несолидно, да и прячешься ты в отличие от них гораздо лучше. Если надо, небось и в землю зароешься. Прямо как… трюфель! Точно! Вот кто ты такой: Трюфель! Так что извини, Трюфель, если я вдруг не оправдал твоих ожиданий. Но ты сам напросился, поэтому терпи.