Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский

признакам, реакция или борьба национальной Литовской религии против вторгавшегося со всех сторон христианства, принудившая Миндовга отступиться от новой религии и возвратиться к старой, эта реакция продолжалась и при Гедимине; ее подкрепляла ненависть против Прусских и Ливонских крестоносцев, вводивших крещение силою меча, опустошений и захватов земли. Жреческое сословие получило новую силу и, разумеется, усердно поддерживало эту реакцию. При таком настроении народа Гедимин, как умный политик, действовал в том же духе и пользовался этим настроением и влиянием жрецов как для успешной защиты Литовской независимости от западных соседей, так и для упрочения своей собственной власти. Естественно поэтому, что он старался всегда жить в ладу с Криве-Кривейто и иметь его под рукою, а свою столицу нераздельною с главным святилищем. Со своей стороны, и Криве-Кривейто, конечно, желал месту главного святилища и своего пребывания придать более блеска и обратить его в средоточие Литвы не только религиозное, но и политическое. По другому, более вероятному преданию, даже не сам Гедимин видел помянутый выше сон о железном чудовище, а этот сон рассказал ему Лиздейко, чтобы склонить великого князя к перенесению своей столицы на устье речки Вильны (или Вилейки).

Будучи великим князем Литвы и Жмуди, Гедимин в то же время носил титул великого князя Русского; русские области, по крайней мере, вдвое превосходили объемом земли собственно Литовские; дружина великого князя состояла в значительной части из русских людей. Отсюда, естественно, новая столица с самого начала является в значительной мере городом русским, и уже при Гедимине здесь существовал православный храм св. Николая. Великий князь не только не стеснял своих русских подданных в исповедании их религии, но такую же веротерпимость он показывал и в отношении католических миссионеров и колонистов. Выше мы видели, что при нем в Вильне существовали два католических монастыря, Францисканский и Доминиканский. Однако, соседство этих монастырей и доступ католических монахов ко двору великого князя, очевидно, были неприятны как литовским жрецам Ромова, так и православным русским жителям. Сам отказ Гедимина от намерения креститься, выраженного в упомянутых выше грамотах, католические послы в своем донесении объяснили народным неудовольствием. По их словам, Жмудские язычники несколько раз приходили к великому князю, грозили восстанием, низвержением с престола и истреблением всего его рода, если он примет веру ненавистных им Немцев; подобные же угрозы высказывали и русские православные, опасавшиеся потерять свободу своего исповедания. Отсюда понятно то затруднительное положение, какое испытывал Гедимин посреди грех неприязненных друг другу религий: язычества, православия и католичества. Близко знакомый с христианством, имея детей, женатых на православных русских княжнах, Гедимин, конечно, не мог питать большого благоговения перед огнем Перкуна, священными ужами и другими суевериями Литовского язычества. Родственные связи и большинство подданных влекло его к православию; но в таком случае усиливалась поднимаемая папой вражда западных соседей к Литве, т. е. Немцев и Поляков. А приняв католичество, Гедимин хотя и получал папскую защиту от Немцев, но, как мы видели, вооружал против себя Жмудинов и Русских. Таким образом, он до конца жизни оставался язычником.

Между тем кипела ожесточенная борьба Литвы с обоими Немецкими орденами, Прусским и Ливонским. О степени этого ожесточения может свидетельствовать следующее событие.

В те времена еще продолжались путешествия знатных европейских рыцарей в Пруссию с благочестивой целью принимать участие в войне или, так сказать, в истреблении Литовских язычников. В 1336 году прибыло из Германии до двухсот князей, графов и простых рыцарей. Гохмейстер устроил, ради дорогих гостей, род большой охоты на язычников. Сильный Тевтонский отряд вторгся в пределы Жмуди и осадил замок Пиллене, в котором заперлись 4000 Литовцев, собравшиеся сюда из окрестных сел с их женами, детьми и наиболее ценным имуществом, под начальством местного князька или державца Маргера. Напрасно Немцы заваливали рвы землей, разбивали бревенчатые стены своими осадными машинами и делали приступы; Литовцы защищались отчаянно и отражали эти приступы. Тогда одному рыцарю пришло в голову зажечь деревянный замок посредством стрел, обмакнутых в горючий состав. Это средство удалось; замок запылал во многих местах. Когда осажденные увидали, что нет более спасения от Немцев, они предпочли умереть все до единого. Сложили огромный костер и предварительно сожгли на нем свое имущество; потом начали избивать отцы своих детей, мужья своих жен и бросать в тот же костер. Затем литовские мужи разделились попарно и один другому вонзили мечи прямо в грудь. Оставшиеся еще в живых протягивали свои шеи под топор одной старой жрицы; исполнив свое дело, она сама бросилась в пламя. Все это совершилось под наблюдением Маргера; когда избиение окончилось, он заколол собственную жену, скрытую им в подземелье замка, а затем поразил себя. Ворвавшиеся в замок рыцари были поражены представившеюся им картиною дикого геройства и любви к родине со стороны неукротимых Литовских язычников.

В той же борьбе со своими злейшими врагами, Прусско-Тевтонскими рыцарями, погиб и Гедимин после славного двадцатипятилетнего княжения.

Неподалеку от западных границ Литвы и Жмуди, на правом берегу Немана, был воздвигнут крепкий литовский замок Велона для защиты со стороны Тевтонского Ордена. Не могшие взять его силою Немцы, чтобы принудить к сдаче продолжительною осадою и голодом без большой потери со своей стороны, построили вблизи два небольших замка. Тогда Гедимин, в сопровождении нескольких сыновей, явился с войском для освобождения Велоны и, в свою очередь, осадил немецкие замки. Но гарнизоны их были снабжены несколькими огнестрельными орудиями, которые только что входили в употребление в Западной Европе и впервые появились в войске Тевтонского Ордена. Еще неизвестные Литовцам, эти огнестрельные снаряды казались им громовыми стрелами бога Перкуна. Здесь-то Гедимин нашел себе смерть, пораженный пулею из неуклюжего, первобытного ружья. Сыновья отвезли его тело в Вильну, и там оно было сожжено на огромном костре в так называемой Кривой долине Свинторога, по древнелитовскому обычаю, в парадной одежде и вооружении, вместе с любимым конем и слугою, с частью неприятельской добычи и тремя пленными Немцами (1341){18}.

Известно, что в Литовской земле, как в Русской и Польской, существовал обычай деления областей между членами княжеского семейства. Гедимин еще при жизни раздавал сыновьям свои области, в особенности вновь присоединенные, на правах удельных князей. После него осталось семь сыновей: Монвид, Наримунт, Кориат, Ольгерд, Кейстут, Любарт и Явнут. Они поделили Литовско-Русские земли на семь уделов, а восьмой, Полоцкий, принадлежал племяннику Гедимина, Любку (сыну Воина). Кроме того, еще существовали многие мелкие удельные князья из потомков Владимира Великого. Гедимин погиб так внезапно, что, по-видимому, не успел распорядиться великим княжением, т. е. назначить себе преемника, у которого удельные князья должны были