Безмятежность - Светлана Нилова

 Когда Джастин ушел, я подошла к сосне. Сердечки были вырезаны из розового пластика и прикреплены к веткам проволокой. Проволока была до боли знакомой: именно её, целую катушку, Сэм выпросил у мистера Твитча неделю назад. Теперь я узнала и сердечки. Помнится скатерть на обеденном столе в доме Найколайски была именно такая: пластиковая и нежно-розовая...

20. Весна

 Ещё в начале осени, когда мы только обосновались в Уналашке, мы встретились с Найколайски в магазине.

 - Папа, купи персиков! Ну, пожалуйста!

 У меня даже челюсть отвисла от такого нытья. Сэм обычно такой сдержанный в своих желаниях, ныл и канючил, как трехлетка, вися на руке отца.

 - Ты лопнешь, сынок! – возражал Нил, но Сэма было не унять.

 - Это же персики, папа! Настоящие!

 Глаза Сэма были круглыми и совсем сумасшедшими.

 – Я так люблю персики папочка!

 - Купи ему, Нил!- засмеялся мой папа.

 - Да он уже их целый ящик съел. Хватит ему.

 Глаза у Сэма стали больными и потерянными.

 - Пойдем, Сэмми, - я потянула его за рукав, и мы вышли на улицу.

 - Нельзя так сильно привязываться к еде, - сказала я ему наставительно.

 - Ты не понимаешь! – Сэм заныл уже мне. – Их теперь до следующей осени не будет! Только консервированные.

 Этот разговор я вспомнила весной, когда Сэм праздновал свой день рождения. Он оказался старше меня не на год, а на полтора.

 Мой папа подарил Сэму целый ящик  огромных золотистых персиков. Их доставили спецрейсом с материка. Они были напитаны солнцем и  тропиками и источали такой дивный аромат, что все на мгновение замолчали, а у Сэма на глазах выступили слезы.

 - Ты с ума сошел, Ник! Это же так дорого, - пробасил Нил Найколайски.

 - Ты думаешь, моя жизнь стоит дешевле? – усмехнулся папа. – Сэм заслужил это.

 И папа потрепал Сэма по кудрявой голове.

 - И где же растет такое чудо? – спросил Ставр. – Точно не  в такую дрянную погоду, как у нас.

 - Поверьте, мальчики, на свете много мест, где всегда хорошая погода, - скал папа.

 - Не баламуть моих сыновей, Ник, - сказал Нил. – Если все начнут искать счастья на тропических островах, кто же останется промышлять крабов на Аляске?

 - Я надеюсь, твои мальчики скоро поймут, что счастье не там, где тепло, а там где тебя любят, - ответил папа и чмокнул меня в макушку.

 Все сыновья Нила почему-то одновременно повернулись и посмотрели на отца. Тот смутился.

 - Вот и я говорю: где родился, там и пригодился, - развел руками Нил.

 Но это был не тот ответ, что ждали мальчики. На мгновение повисла тишина, но её прервала моя мама.

 - А вот и праздничный пирог, - объявила она, входя в гостиную. Мама провозилась на кухне у Найколайски всё утро и соорудила настоящий шедевр из бисквита, марципанов и взбитых сливок. На пироге горели свечи, ровно пятнадцать.

 - Загадай желание, Сэмми! – подбодрила мама, но Сэм не задумываясь ни на минуту, набрал полные легкие воздуха, задул все свечи и тут же выпалил:

 - Я загадал, чтобы мы с Софи всегда были вместе!

 Мои родители переглянулись, Фрол и Степан почему-то заржали, а я огорчилась.

 - Зачем ты сказал? Теперь не исполнится.

 Позже я вспомнила эту примету и не сбывшееся желание Сэма, когда «Ника» уходила из Датч-Харбора, а Сэм стоял на берегу и ветер, попутный для нас, трепал его светлые волосы.

 День рождения Сэма мы праздновали, когда склоны гор покрылись первой зеленью.

 А потом наступило лето.

 Летом в Уналашке действительно оказалось веселее: горы полостью окрасились в зеленый цвет, а море приобрело тот оттенок синего, который мне так нравился. Конечно, ему далеко было до лазурно-бирюзового цвета Полинезийских островов, но и этот насыщенный синий радовал глаз.

 Мы Джастином продолжали встречаться, но наши свидания устраивал неизменно Сэм. Мы с Джастином ходили вокруг елок и совершено не знали о чем говорить. Больше молчали, но молчание это было не таким, как с Сэмом. С Сэмом молчать было легко и приятно. И если это молчание нарушалось, то со стороны, наверное,  казалось, что мы продолжаем вести какой-то свой, только нам понятный диалог. На самом-то деле мы так легко понимали друг друга, что и половину слов можно было и не произносить. С Джастином было всё не так. Наши диалоги были скорее данью вежливости, чем настоящей заинтересованностью. Мне с ним становилось скучно. Тем не менее, мы продолжали встречаться, прогуливаться по холмам.

 На почтительном расстоянии, но обязательно в зоне видимости, нас неизменно сопровождал Сэм. 

  Мы как-то незаметно для самих себя стали встречаться втроём: Джастин, Сэм и я. Это было не так скучно. Сэм и Джастин воодушевленно обсуждали какие-то матчи, показывали друг другу упражнения на бицепс, и мне порой казалось, что я – лишняя в их веселой компании.

 Тогда я выбирала место и начинала рисовать. Это могли быть просто камни, или маленький, но отважный цветок, раздвигающий эти камни и заявляющий всему миру о своём праве на жизнь. Это могли быть горы, уходящие заснеженными вершинами в небо. Все их изгибы, повороты и отвесы я изучила с такой прилежностью, что могла бы закрыв глаза, нарисовать силуэт любой из них.

 Иногда я рисовала и мальчиков, но лишь несколькими штрихами – они редко бывали неподвижны.

 А мне хотелось рисовать ветер, и солнечный свет, и нежный запах чего-то цветущего, теплого, и движения волн, как они накатывают на берег и отступают и это заменяет время.

 Я хотела рисовать покой: он сквозил в каждом мамином движении и в каждой папиной улыбке.

 Я и не знала, что здесь, на Алеутских островах я буду так спокойна. Время проявляло себя только в мерном шуршании волн: одна… вторая… третья…

 Три волны назад гудел, выходя из порта траулер. А через тысячу пятьсот волн зайдет солнце, и мы пойдем домой.

 Теперь я стала называть домом не «Нику», а две комнатки в радиостанции мистера Твитча.

 Мы колесили на своих велосипедах везде, где только можно было проехать. Кроме Джастина, к нам присоединились ещё мальчишки, и мы катались большой ватагой. Почему-то девочек в нашем отряде не было. Да и меня столько раз принимали за мальчика, что я уже привыкла, и только снисходительно посмеивалась.

 За зиму я как-то стремительно удлинилась и теперь оказалась выше Сэма. Сэм болезненно переживал эту перемену. Он серьезно увлекся не только механикой, но и спортом, но почему-то не рос. Или это было незаметно.

 Постепенно, ещё с февраля, меня тоже увлекли занятия спортом. Сначала я бегала по утрам потому, что с Джастином. Как же он был хорош, когда, разрумяненный от бега, провожал меня до крыльца! Я ненавидела этот бег, особенно, когда шел дождь и хлесткие струи били по лицу. Или, когда ноги разъезжались на обледенелой дорожке.  Но недели через три я настолько привыкла к утренним пробежкам, что уже не представляла иного начала дня.

 - Вы сумасшедшие, - говорил Сэм.- Завтра штормовое предупреждение. Даже береговая охрана в море не сунется. Шквальный ветер. И снег.

 - Ну, мы же не по морю бегаем, - насмешливо парировал Джастин.

 - Так ты не пойдешь? – равнодушно спрашивала я.

 - Да ты что! Конечно, пойду!  - возмущался Сэм.  – Только давайте чуть пораньше, а то отец меня точно не пустит.

 Нил Найколайски настороженно воспринимал  занятия Сэма. Слишком свежи в его памяти были те случайности, которые происходили с Сэмом до встречи со мной. Нилу трудно было поверить в то, что несчастья покинули Сэма, он всё время ждал подвоха. А от спорта уж наверняка.

 Мои родители тоже относились к моим спортивным мероприятиям без энтузиазма. Им это казалось опасным: бегать по утрам в любую погоду и гонять на велосипедах по холмам..

 Мои родители и не догадывались, что кроме бега и велосипедов у нас с Джастином и Сэмом есть ещё более экстремальные занятия. Мы испытывали изобретения Сэма. Точнее, это были изобретения Леонардо, а вот воплощены они были Сэмом. Если бы не я, Сэм бы точно убился. Вначале он хотел испытывать свой птицекрыл в горах. Я еле отговорила его, сказав, что полететь над водой будет интереснее. Вообще то я думала о безопасности, но говорить об этом Сэму не стала. Мы нашли самую отвесную скалу, чтобы у её подножия было глубоко и не было торчащих из воды камней. В последний день я вдруг сообразила, что нам нужна лодка и Джей-Эйч выкрал моторку своего отца.  Я очень боялась за Сэма и настаивала, что испытывать птицекрыл должна я, но Сэм был непреклонен и просто одержим полётом. Иногда мне даже казалось, что я вижу небо в его глазах.

 Мы с Сэмом поднялись на скалу. Джастин сидел в лодке. Волнения не было ни на море, ни у нас в душах. Мы специально выбрали относительно безветренный день. Солнца тоже не имелось, висел  туман, но достаточно легкий, чтобы мы не теряли друг друга из вида.