Скиталец Ларвеф. Повести - Геннадий Гор

«Никого не было. Вам показалось».

Но проводница ответила на мой вопрос с исчерпывающей, не оставлявшей ничего для моих сомнений конкретностью:

— Вышел ночью в Тюмени. А в чем дело? Какой-нибудь непорядочек?

— Да нет. Ничего. Все в порядке.

Я всю дорогу думал о нем, вспоминал его слова, манеру их произносить, выражение его лица, в первые минуты показавшееся мне таким обыденным. Эта обыденность, будничность, схожесть с тысячу раз виденным и примелькавшимся смущала меня и продолжает смущать даже сейчас. Уж очень он был похож на обычного инженера, служащего или учителя лицом, одеждой, неторопливостью жестов и замедленностью чуточку окающей речи. Но смысл каждого произнесенного им слова, подтекст, проступавший в интонации, вырывал его из обыденности и уносил в беспредельность.

Он сошел в Тюмени, почему же я искал его на ленинградских улицах? Я сам не отдавал себе в этом отчета. Мне казалось, что он был везде и нигде, далеко и здесь рядом.

Смутное чувство подсказывало мне каждое утро, когда я просыпался: «Он здесь! Ищи его! Ищи!» Разумеется, я никому не сообщил о своем предположении, что в поезде я встретил его. Я мысленно называл этого мимолетного своего собеседника «он». Ведь я не знал его имени: ни земного, под которым он скрывал себя от людей, ни того настоящего, которое ему дали не здесь, а в космических просторах Вселенной. Я не говорил ничего о нем еще и потому, что не был на все сто процентов уверен в его инопланетном происхождении. А что, если случайный пассажир-обычный инженер или учитель-решил позабавить себя и меня, поиграть с таинственностью и со мной, а заодно с пространством и временем? Ведь не так уж трудно в создавшейся обстановке выдать себя за сына пространства и времени и говорить от их имени со случайным собеседником, прежде чем дать опустеть полке, связав купе транссибирского экспресса с беспредельностью, которая якобы его сюда послала.

Беспредельность? Вот именно! То самое слово, которое вертелось у меня на кончике языка, когда я беседовал с ним в вагоне, мчавшем меня из Красноярска в Ленинград. Он сел где-то раньше меня, может в Иркутске или на станции Зима, но он явно дал мне понять, что этими названиями масштабы и рамки его путешествия не ограничивались. Кроме Иркутска и Зимы, были иные точки трехмерного пространства, уносившиеся за черту земного и приземленного воображения. Почему он сошел в Тюмени? Не означало ли это, что у него, кроме вселенских дел, были обязанности и сугубо земные?

Если бы я встретил его еще раз, я забросал бы его вопросами. В найденной мною книге было много пробелов. Кибернетической машине и ее талантливым программистам удалось дешифровать далеко не все главы книги.

Многих читателей книга раздражала своей фрагментарностью и недоговоренностью, досадной недосказанностью в отличие от книг, написанных земными авторами, от которых можно было потребовать, кроме всего прочего, и обстоятельности тоже.

Да, я забросал бы его вопросами. Но пока он был в недосягаемости. Почему он скрывал от людей свое настоящее имя, зачем прятал себя за скромной внешностью инженера или школьного учителя? Пока об этом можно было только гадать. Но я не сомневался в том, что не вражда к людям, а, наоборот, интерес к ним заставил его до поры до времени скрывать свое прошлое.

Возможно, он хотел изучить человеческий мир самостоятельно, а уж после того протянуть руку всем и каждому и назвать себя.

А между тем доставленная им книга делала свое дело.

Она приобщала человечество к неизведанному, знакомила с иной цивилизацией, в чем-то похожей на нашу, земную.

Мост через бездну был переброшен, он уже почти связал сознание землян с иным опытом, но не хватало только проводника, толмача, его живого голоса, который не могли заменить никакие дешифрованные машиной слова и знаки.

По утрам я включал радио со смутной надеждой, что услышу известия о нем или даже его собственный голос.

Но неизвестность молчала. Только слова популярной песни напоминали о нем:

На Звезду, на Звезду

Улетел он, скиталец Ларвеф,

А в далекой Дильнее, милой Дильнее,

ИДЕИ АРИДА

Что чувствовал Ларвеф, снова расставаясь навсегда с знакомым и привычным миром?

На этот вопрос нет ответа. Свой ответ Ларвеф отнес туда, вдаль, вперед почти на целых два столетия.

Где он?

Арид любил мир, который его окружал. Тысячью невидимых, но крепких нитей он был связан со своей родиной и с каждым дильнейцем. Даже ради познания неведомого он не решился бы порвать эти нити. Н о никогда он так сильно не ощущал привязанности к Дильнее, как в те дни, когда Ларвеф покинул современность для того, чтобы совершить длинный и опасный путь и пристать к другой эпохе, Идя по улице, Арид вглядывался в лица прохожих.

Улыбка на лице незнакомой девушки. Смех играющего в саду ребенка. Кашель старика. Обрывки фраз, брошенных кем-то на ходу. Все вызывало у подростка чувство грусти, словно он, так же как Ларвеф, собирался покинуть Дильнею и взамен своего времени обрести чужое.

Арид понял, что он смотрит на мир не своими глазами, а глазами своего друга и наставника, поспешившего затеряться в неведомом.

Тысячи вопросов за годы знакомства с Ларвефом задал ему любознательный подросток. Но самого главного не узнал. Он так и не узнал: какая сила тянула Ларвефа в неведомое и почему?

Арид рос быстро физически и еще быстрее духовно.

Он проявил необыкновенные способности к математической логике и обратил на себя внимание одного из крупнейших ученых Дильнеи Эрона-младшего.

В Эроне-младшем было нечто неуловимо сходное с Ларвефом. Необыкновенная простота в обращении и скромность. Родители Арида были удивлены, когда возле дома, в котором они жили, остановился вездеход и из него вышел ученый, чье суровое и задумчивое лицо было знакомо каждому дильнейцу.

— Арид дома? — спросил Эрон-младший отца Арида.

— Нет, он еще в институте.

— Ах, какая досада. Но он мне спешно нужен. И если вы мне разрешите, я обожду.

Пропустив гостя в комнату ожиданий, отец Арида невольно переглянулся с матерью. Зачем так спешно понадобился никому не известный юноша, скромный студент одному из самых знаменитых ученых планеты, чье время берегли бесчисленные автоматы, ученики и помощники? В глазах отца Арида, а затем и его матери мелькнула тревога: как бы не задержался по дороге домой их сын и не заставил знаменитого гостя терять время, такое ценное для науки и общества.

Заглянув в комнату, где ожидал гость, отец Арида успокоился и поспешил успокоить жену. Гость не терял ни секунды. Достав из кармана миниатюрный вычислитель и положив перед собой лист бумаги, он углубился в какие-то формулы.