Взрывы в Стокгольме - Якоб Пальме

Сюндман решил не вмешиваться. Мальчик вышел на остановку раньше девочки. Было незаметно, чтобы она почувствовала облегчение после его ухода. Скорее наоборот, огорчение. Потом вынула щеточку и расчесала себе челку. И наконец тоже вышла.

Сюндман вышел на Центральной станции в девять часов сорок семь минут. Это был его обычный путь в управление полиции на Кунгсхольмен. Стоял чудесный весенний день середины апреля, снега уже почти не было, и воздух был насыщен особым ароматом, возвещавшим весну. Сюндман не чувствовал особой досады, что его заставили прервать свой выходной. Трудно было даже досадовать, когда так светило солнце и над Кларабергским виадуком щебетали птицы. Синий поезд примчался с острова Риддархольмен и остановился внизу у перрона, как раз под Сюндманом. Было десять часов пять минут, когда Сюндман дошел до управления.

Управление полиции, расположенное между Горной улицей и Кунгсхольмсгатан, выглядело совсем как рыцарский замок — так много на нем было маленьких, устремленных ввысь зубцов на стенках и башенок. Башенки были медно-зеленого цвета, весь дом заново оштукатурен, но штукатурка безобразная, зеленовато-бежевая, она совсем не шла к общему стилю дома.

Сюндман прошелся перед управлением по парку среди высоких, величественных лиственниц. Миновал общественную уборную для мужчин, очень похожую на современную церковь в принятом теперь упрощенном стиле, и продолжал свой путь по направлению к главному входу.

Главный вход был отмечен еще одной, дополнительной горохово-зеленой башенкой с наблюдательной площадкой над черными асфальтовыми плитками крыши. Из-под башенки спускались вниз две широкие каменные лестницы, по одной с каждой стороны. Главный вход закрывала мощная коричневая дубовая дверь, усиленная еще черными железными прутьями художественной ковки.

Как раз в ту минуту, когда Сюндман приблизился к одной из лестниц, он увидел двух мальчишек лет пятнадцати, сломя голову вылетевших из входных дверей и помчавшихся вниз по другой лестнице, как раз напротив него.

Сюндман с удивлением подумал, что могло им понадобиться в управлении, и поразился их скорости. Может, они хотели от кого-то скрыться? Может, сейчас за ними выскочит рассвирепевший дежурный полисмен? Сюндман мгновение подождал, готовый прийти на помощь дежурному. Но никакого полисмена не появилось. Улица и маленький парк перед домом полиции дышали миром и спокойствием. Сюндман направился к тому входу, из которого выбежали подростки. Ему оставался метр до двери, когда раздался сильнейший грохот, почти полностью его оглушивший. Массивные дубовые двери полиции выгнулись наружу, словно изготовлены были из желе, и после этого расщепились. Сюндман инстинктивно поднял руки к глазам, и как раз вовремя: щепочка впилась в его руку с наружной стороны, это было больно, но едва ли опасно.

Сюндман вдохнул насыщенный пылью едкий воздух с резким запахом взрывчатки. Через несколько секунд пыль осела, и Сюндман отнял руки от глаз. Площадка перед входными дверями была завалена древесной щепой и походила на столярную мастерскую. Сюндман сделал было шаг вперед, к дверям, потом вспомнил, что из этих самых дверей только что выскочили какие-то ребята. Он повернулся и выбежал на улицу, чтобы их догнать. Спустился к Кунгсхольмсгатан и побежал в восточном направлении, куда, по его мнению, должны были устремиться мальчишки. Их нигде не было видно. Сюндман остановился на углу Шеелегатан и огляделся вокруг. Нигде никого. Тогда он опять повернулся и поспешил обратно, вверх по улице Кунгсхольмсгатан, добежал до управления и вошел через боковой вход.

От дежурного при входе он позвонил по телефону.

— Дежурный криминалист,— послышалось в телефонной трубке.

— Привет, Эверт,— сказал Сюндман.— Это Петер. Тебе известно, что три минуты назад в доме полиции были взорваны двери?

— Еще бы,— сказал Эверт в телефонную трубку.

— Я видел ребят лет четырнадцати-пятнадцати, они как угорелые выскочили из дверей за две минуты до взрыва, побежали в восточном направлении, вниз по Кунгсхольмсгатан, но теперь куда-то исчезли.

— Их приметы?

— У одного короткие русые волосы и прямая челка. Одет в зеленый габардиновый плащ. Без головного убора. Выглядит довольно миловидным и даже немного застенчивым, не подумаешь, что устраивает взрывы динамита. Другой еще меньше ростом, одет в синий плащ на подкладке, ты знаешь, блестящий такой пластикат, в моде сейчас. У этого волосы темные и брови темные, а нос характерной формы. Вот, пожалуй, и все, что я могу о них сообщить.

— Я немедленно передам все их приметы по радио. Ты поднимешься сюда?

— Да. Иду.

Поднявшись в отдел, Сюндман встретил в коридоре Берндта Фаландера. Они вместе вошли к Бенгтссону.

— Хорошо еще, в дверях никого не было, когда рвануло,— сказал Фаландер.— Только в дежурке разбилось стекло в окне и старику Юнассону, он как раз там сидел, попал в глаз кусочек дерева. «Скорая помощь» уже в пути.

— Бедняга Юнассон! — сказал Бенгтссон.— Оболтусы проклятые. Надеюсь, это не опасно.

— А мы-то думали, все уже кончено,— устало сказал Сюндман.

— Это кто-то другой,— сказал Бенгтссон.— Вечная история, стоит только одному начать, а потом как эпидемия: другие считают — они-то не хуже, тоже должны внести свою лепту. У пироманов всегда так, давно всем известно, и у динамитоманов, по всей вероятности, такие же штучки-дрючки.

— Очень может быть,— сказал Сюндман.— А что, братцы, если Хенрикссон и в самом деле невиновен? Несмотря ни на что?

— Что ты, никогда не поверю. Получается нелепость какая-то.

— Тебе просто трудно расстаться со своими теориями. Вспомни, что ты сам всегда говоришь.

— А что я всегда говорю? — спросил Бенгтссон.

— Ты всегда говоришь, что самая распространенная ошибка, которую допускают следователи по уголовным делам, это когда они крепко привязывают себя к какой- нибудь одной версии и начинают отыскивать доказательства для этой своей версии. Вместо того чтобы собирать только факты.

— Ох, верно! — согласился Бенгтссон.— Скажешь сам, а потом тебе же то же самое укажут другие. Ну, ладно, а как ты думаешь, первые взрывы тоже дело тех юнцов?

— Не знаю,— ответил Сюндман.— Ты попросил прийти сюда Гординга?

— Да, скоро явится. А ты чего, собственно, сам здесь, разве у тебя сегодня не выходной?

Сюндман объяснил, что Хенрикссон выразил желание что-то ему сообщить.

— Тогда лучше всего тебе сейчас же пойти в следственную тюрьму и выслушать, чего тебе хочет выложить Хенрикссон,— сказал Бенгтссон.— Вдруг что-нибудь важное.

— Только выну из руки щепочку,— сказал Сюндман.— Я тоже пострадал от взрыва.

Вскоре после того, как Сюндман ушел, пришел Гординг.

— Черт знает какая наглость,— взрывать двери в доме полиции! Ни малейшего уважения к закону и порядку. А старик Юнассон, вот бедняга,— сказал Гординг.

— Редко приходится видеть тебя таким взволнованным,— сказал Бенгтссон.— Обычно ты такой спокойный...

— Ну как же, такое нахальство,— сказал Гординг,— прямо вызов всей полиции. Ох, недолго им осталось погулять на свободе после того, что они сейчас натворили, ей-богу, недолго!

Бенгтссон рассказал Гордингу, как все получилось, потом спросил:

— Что ты на это скажешь?

— Дай мне немного подумать.

— Конечно, конечно, думай.

Имелась особая причина, почему Бенгтссон спросил у Гординга его мнение, а также почему Гординг выразил желание подумать. Гординг был известен среди своих сослуживцев под лестным прозвищем «Голова», это почетное имя он получил благодаря своей способности, просматривая огромный материал следствия, искать и находить те мелкие, даже позабытые детали, которые приводили в конце концов к тому, что преступник оказывался у них в руках.

Так, в прошлом году было одно убийство, загадочное. Гординг просидел всю праздничную неделю один-одинешенек в своем рабочем кабинете, жуя пряники и попивая кофе из термоса. Он всегда так, когда думает. И — нашел связь между двумя деталями в материалах следствия: между пропавшим письмом (в одной части следствия) и убийством генерального директора почтового ведомства (шесть недель спустя). В голову никому не пришло, что между этими двумя событиями могла существовать какая-то связь. А Гординг ее открыл, и сочетание этих двух фактов привело к тому, что полиция смогла докопаться до убийцы.

На этот раз Гордингу не пришлось жевать пряники. После размышления, длившегося всего несколько минут, он сказал:

— Ты помнишь третий взрыв?

— На Карлавеген, сорок два,— сказал Бенгтссон.

— Да, именно. Там было два мальчика лет четырнадцати-пятнадцати, отделавшихся легкими царапинами.

— А что, возможно, эти два факта и сходятся!

— Те ребята жили в Соллентуне. Поблизости от Трэдгордсвеген, если не ошибаюсь. Там же живет и наш директор бюро. Не может же это быть случайностью!