Метро - Эльвира Вашкевич

  Она улыбнулась с облегчением, явственно радуясь, что избавилась от неожиданного и странного ухажера. Встряхнула пакеты в руках, пристраивая их поудобнее. Леха печально заметил вспухшие на ее ладонях красные рубцы - от тяжести сумок.

  - Вам тоже удачи, - сказала женщина, улыбаясь на этот раз Лехе. Он замотал головой в ответ.

  Она шагнула вперед, и улыбка сменилась удивлением, глаза широко распахнулись, рот открылся, округляясь неслышным криком. Женщина покачнулась, роняя пакеты. По асфальту глупо запрыгала банка шпротов, крутясь и поблескивая под неярким солнцем.

  - Эй, вы чего? - бросился к женщине Леха. - Вам плохо? Что сделать-то? - а сам уже видел черное, как обугленное, пятно, возникшее на светлом плаще, прямо под сердцем, и пятно это набухало кровью.

  Мальчонка закричал пронзительно, заплакал, потянул мать за рукав, дернул изо всех своих крошечных сил.

  - Мама! Вставай! Встава-ааааай! - можно было разобрать в этом плаче.

  Люди торопились мимо, бросая иногда заинтересованные взгляды, а Леха смотрел на крыши, прищуривая болящие от солнца глаза, отвыкшие от света. Увидал за выступом черную маску, и показалось даже, что смог различить лицо - обычное, ничем не примечательное, с сероватыми, водянистыми глазами, сейчас горящими любопытством. Леху перекосило бешенством, на губах выступила пена. Черная трубка с неприметной серой кнопочкой сама скользнула в ладонь.

  - У-ух, гады! - взвыл Леха, с ненавистью глядя на посольскую крышу, с которой, как казалось ему, скалился снайпер, гордо опираясь на винтовку. - Ну, щас я тебя... - и нажал на серую кнопку, поводя раструбом из стороны в сторону. Ослепительная, молниевая вспышка резанула по глазам, но Леха успел с удовлетворением заметить, как качнулась, отделяясь голова в черной маске, а из обрубка шеи хлестнула кровь. Безголовое тело покачнулось, медленно завалилось на бок, и Лехе померещилось, что он среди шума толпы услышал отчетливо, как стукнулась о крышу винтовка, выпущенная из разжавшихся пальцев.

  Мир мигнул и вновь стал прежним, кто-то пронзительно кричал, люди бежали, сбивая друг друга от спешки и страха. Рядом с Лехой заходился в крике мальчонка, не перестающий теребить рукав светлого плаща.

  - Ты это... ты не плачь, - неловко присев на корточки рядом с мальчиком, сказал Леха. - Мы сейчас пойдем отсюда. И мамка твоя придет. Потом... - он бросил еще один взгляд на лежащую женщину и с тоской подумал, что она, конечно, никуда больше не придет. Но не говорить же об этом мальчишке. - Давай руку, - Леха протянул грязную ладонь, смущенно откашливаясь. - Ты же совсем уже большой. Мужчина.

  Мальчуган его словно и не слышал. Продолжал кричать, сморщившееся личико его налилось ало-фиолетовым, щеки лоснились от слез, глаза распухли. Мелькнула острая, белая молния, коротко и быстро. Мальчонка упал рядом с матерью, резко оборвав плач. На лбу его, среди собравшихся от крика морщинок, виднелось красное, как обожженное, пятно. Маленькое, какое-то несерьезное на вид, с копеечную монетку.

  - Эй, парень! - отчего-то шепотом позвал Леха. - Ты это чего валяешься?

  Но он уже все понял. Подняв голову, обшарил взглядом толпу, поймал насмешливую улыбку на бледном, белесом, как рыбье брюхо, лице. Увидел широкую ладонь, бережно укладывающую в карман черный, небольшой совсем стержень.

  - Ах ты ж тварь! - зарычал Леха, вскакивая на ноги. - Это мой город! Это был мой мальчишка! - чужой мальчик представлялся ему уже чуть не собственным сыном, убитым подземным монстром. - Да я тебя... - и Леха выругался витеевато, страшно, плюясь от бессильного бешенства горькой, как слезы, слюной.

  И так жутко было выражение Лехиного лица, что пробегавший мимо мужчина, смахивающий статью на циркового атлета, попятился, наткнулся на стену дома, чуть не упал. Потом "циркач", бывший всего-то школьным учителем, благополучно добрался домой и долго еще рассказывал всем, кто желал его слушать, что был в тот октябрьский день на Арбате, даже неподалеку от Белого дома был, и все было в порядке.

  - Постреливали, конечно, - говорил он, значительно поднимая брови. - Но в общем-то спокойно. Ну, толпа, конечно, побушевала. Крики там, вопли. Да что вы хотите - толпа... Народ в массе своей страшен, - широкие плечи учителя подрагивали от сдерживаемого смеха. - Но ведь не убили никого, да! - и он хлопал ладонью по колену, словно подтверждая фразу, утверждая правильность того, во что он очень хотел бы верить. А по ночам иногда снилась ему женщина, лежащая на тротуаре, банка шпротов, катящаяся по асфальту, и маленький мальчик, прильнувший к матери. А еще в этих снах он слышал проклятия, которые выкрикивал грязный, оборванный мужичок, страшно исхудавший, со слезящимися, красными глазами, словно обожженными неярким, осенним солнцем. И тогда учитель всхлипывал во сне, по-детски утирая катящиеся по лицу слезы.

  * * *

  Леха бежал следом за товарищем Дзержинским, уже почти что и не скрываясь. Ему как-то враз стало все равно: увидят, узнают - наплевать! Главное - догнать и убить. Он отталкивал людей, попадающихся на дороге, не обращая внимания на несущиеся вслед ругательства. Все - ерунда! Догнать и убить - эта мысль вызывала ломоту в затылке и гнала вперед. Лехе было наплевать на то, что стреляют по Белому дому, чхать он хотел на парламент и политические игры. В конце концов, он - всего лишь бомж, потерявший все в этой жизни, даже надежду на то, что когда-нибудь будет лучше. Но это был его город, а мальчишка, оставшийся лежать на тротуаре... ведь этот мальчишка знать не знал, что бывает на свете парламент, он и слов таких еще не слышал. "Хаос! Им просто нужен хаос! - думал Леха на бегу. - Им плевать, в кого стрелять будут. Им главное, чтоб толпа растерялась... Ах, сволочи!..".

  Вбежав в небольшой дворик, Леха растерянно остановился. Никого не было. С улицы доносились выстрелы, где-то тяжко бухнула пушка, громыхнули танковые гусеницы, разбивая мостовую, прокатился вал людского крика. В домах со стуком захлопывались окна. Уловив движение за кустами, Леха бросился туда, не думая, что там его поджидают.

  Дверь будки, украшенная черепом и костями, плавно закрывалась, тихо и бесшумно.

  - А-ааааа! Морды паскудные! Вот вы где! - пробормотал Леха, перехватывая трубку поудобнее. Пластик скользил в мокрой ладони.

  Леха, выждав несколько минут - не хотелось сразу за дверью наткнуться на товарища Дзержинского, - нырнул в темный проем, осторожно прикрыв за собой дверь. Затхлый воздух заполнил легкие, как тягучий, густой кисель. Леха сплюнул.

  - Вот он, подземный рай, - шептал он, пробегая длинными коридорами, уходящими вниз. Далеко впереди видно было световое пятно, обшаривающее стены, и Леха старался ступать как можно тише.

  Сколько продолжалась погоня - он не знал. Поворот сменялся развилкой, развилка - очередным коридором, а свет впереди двигался все дальше. Те, за кем торопился Леха, шли спокойно, переговариваясь, не снижая голоса. Они явно никого не боялись, да и не ожидали никого увидеть в этих тоннелях. И в самом-то деле, кто сунется в трансформаторную будку?

  - Я сунусь, я, - говорил Леха, с ненавистью наблюдая за прыгающим светом. - Я ваши повадки насквозь знаю. Не думайте, что сбежать получится. Твари!

  Невдалеке забрезжил сероватый, дневной свет. Фонарь выключили, и Леха осторожно, прижимаясь к стенам, прокрался поближе. Почти что рядом с ним маячили широкие спины сталинградцев. Леха поднял трубку, передвигая рычажок на ее боку, устанавливая на максимальную мощность луча.

  - Ну, прощайтесь с жизнью! - торжественно шепнул он, поглаживая пальцем кнопку.

  Что-то стукнуло, кто-то негромко выругался, и Леха опять вжался в стену, потом и вовсе лег на каменный, сочащийся сыростью пол тоннеля. Кто-то приближался, загораживая свет. Леха пополз назад. "Много сволочей, - думал он, отползая за угол. - Стаей собираются, скоты. Ладно. Я подожду. Мы не гордые. Я вот тут пристроюсь и подожду. Я их всех отловлю! А то что ж... После первого же выстрела и меня уложат. А остальные так и сбегут. И пакостить будут. Ну уж нет...". Мысли его были сбивчивые, злобные, захлебывающиеся яростью.

  - ... может и не получиться, - донеслось до Лехи. - Вам хорошо говорить. У вас там никто и пикнуть не смеет. А здесь... - говоривший фыркнул с сомнением. - Одно слово - быдло.

  - А кто вам мешает сделать так, чтоб здесь тоже пикнуть не смели? - голос Дзержинского звучал с презрительной ленцой. - Главное - у кого сила. Хотите - поможем вам, если сами не справляетесь.

  - Да поймите же, революция будет, если на них еще сильнее нажать! - воскликнул почти что в отчаянии неведомый собеседник наркома. - Народ - страшная сила!

  - Кто ж его спрашивает, народ-то? - искренне удивился Дзержинский. - Честное слово, я вам удивляюсь! Вы что, обязаны чем-то этому народу? Долг за собой чувствуете?

  Леха зашипел от бешенства. Алая волна накрыла его, и он выскочил из-за угла, уже не думая ни о какой маскировке, давя в беспамятстве на кнопку трубки. Белые лучи зашипели, сталкиваясь с влажными стенами. С мерзостными, хлюпающими звуками начали падать тела, искромсанные в клочья. Тот, кто разговаривал с Дзержинским, взвизгнул тонко, пронзительно, как свинья, побежал к выходу не оглядываясь. А Леха все полосовал перед собой лучом.