Темная сестра - Грэм Джойс

Парень смотрел на предмет у себя в руках, как будто кто-то другой его туда положил. Наконец он спокойно ответил:

— Это лопатка.

— Но здесь не гребаная каменоломня! Здесь операционная! Используйте что-нибудь другое!!!

Алекс рванул назад, к своим основным раскопкам, оставив студентов растерянно переглядываться.

Тем временем в игровой комнате Мэгги вскрывала деревянный пол. Каждый вечер ее дочь с неподдельным восторгом проверяла, как расползается пятно под ковром, и сообщала, что оно все больше и больше напоминает человеческое лицо. Мэгги вдоволь посмеялась над рассказом Эми, но подумала, что в очертаниях пятна и вправду легко разглядеть лицо человека.

Мэгги и сама время от времени отодвигала ковер и ясно различала под ним пару глаз (хотя и довольно далеко посаженных), нос (хотя и расположенный под углом) и рот, перекошенный печалью и страданием.

Алекс уже выяснил, что никакая сырость из-под пола не просачивалась. Ничего не было пролито, ничего не протекало между плитками. Теперь Мэгги решила вовсе убрать плиты с того места, где возникло пятно. Под плитками был голый бетон, которым Алекс залил пол погреба. Мэгги просто положила ковер на обнажившийся бетон, а испорченные плитки выбросила в мусорное ведро.

Пока мать наверху избавлялась от плиток, Сэм носился по комнате, размахивая пластмассовым мечом. Он в одиночку рубил и кромсал целую армию неприятеля, поразил мечом несколько маленьких врагов и вдобавок точным ударом проколол пуфик. После этого он плюхнулся на пуфик, чтобы отдышаться и решить, чем ему теперь заняться.

Что-то влажное резко хлестнуло Сэма по щеке.

Кто-то плюнул в него.

Мальчик услышал шипение. Он встал с пуфика и неуверенно обернулся. Шлеп. Его снова хлестнули — влажно и резко. Щека горела, как будто ему дали пощечину.

Сэм знал, откуда эти удары. Он посмотрел на герань, стоявшую на низком столике.

Внутри растения было живое лицо в натуральную величину. Лицо старухи. Сэм узнал ее. Она злобно косилась на него, подмигивала и ухмылялась. Ее лицо было сделано из листьев, кожа была зеленой, морщинистой и жилистой, точно листья герани, а зубы — желтые.

Это та самая старуха, что украла у Сэма куклу. Та самая, что завлекла его на перила в «Золотом пассаже». Старуха шипела на него. Она тянула к нему руки сквозь ветви герани — коричневые руки с потрескавшимися желтыми ногтями. Она снова зашипела и открыла рот. Ее длинный черный ядовитый язык высунулся между потрескавшихся губ и растянулся на целый фут, медленно, точно змея, подбираясь к Сэму.

Услышав его крики, Мэгги спустилась в игровую комнату. Сэм топал ногами, вопил на высокой, истерической ноте, между криками судорожно хватая воздух ртом и рыдая в три ручья. Он свирепо рубил герань пластмассовым мечом. Мэгги подхватила его на руки, но он не переставал орать и размахивать мечом.

— Что с тобой, Сэм?

Он завизжал еще истеричнее.

Мэгги вынесла его из комнаты и понесла наверх. Листья и сломанные ветки герани лежали, некрасиво разбросанные, у подножия столика.

19

— Никогда не ставь герань там, где есть ребенок, — посоветовала старая Лиз.

Мэгги изменила свое решение никогда больше не посещать старуху. Молодую женщину беспокоило, что не было ни единой души, к кому она могла бы обратиться за помощью; по крайней мере, никого, кто хотя бы примерно понимал, что она имеет в виду, не говоря уже о том, чтобы помочь ей это сформулировать. Алекс даже и слушать бы не стал. Эш вроде бы относился к Мэгги сочувственно, но всегда настороже. Словом, хотя поначалу старуха показалась ей слабоумной или даже безумной, Мэгги решила, что более близкой души у нее сейчас нет.

В связи с этим напрашивались определенные выводы, но Мэгги предпочла о них не думать, а поспешить к старой Лиз и рассказать ей о том, что случилось с Сэмом и геранью. Узнав от Эша, что старуха питает слабость к хересу, Мэгги захватила для нее бутылочку. Лиз приняла подарок, не говоря ни слова, отставила его в сторону и вытащила из кладовки бутылку домашнего бузинного вина.

— Что же до гераней, то ни одному ребенку от них добра не будет. Уж я-то знаю. И ты должна знать.

— Откуда же мне это знать?

Лиз отхлебнула бузинного вина, окрашенного в цвет венозной крови.

— Она спрашивает — откуда? — сказала она, постукивая палкой по ковру, — Откуда? Да оттуда, что ты одна из тех, кто знает, или говорит, что знает.

— Я никогда ничего не говорила! — запротестовала Мэгги.

Лиз ухмыльнулась и села в уже знакомую Мэгги по прошлому визиту мелодраматическую позу: обхватила себя руками, словно крайне удручена.

— Но, — сказала она, выпрямляясь, — я вижу, что ты раскрываешься. Как бутон.

Когда Лиз говорила, она корчила такие рожи, что Мэгги разбирал смех.

— Правда видите?

Старуха снова стала серьезной.

— Та, кто знает, должна быть открыта миру, если хочет найти свой путь. Потому-то у тебя и есть копилка. Открытая миру.

Мэгги улыбнулась. Последний раз она слышала, что это называют копилкой, когда была еще девочкой. Старуха разогнула палец и стала двигать им вперед и назад.

— Сунул — вынул, сунул — вынул. Вот и все, что могут эти парни. Сунуть да вынуть. Больше ни на что не годятся. Потому-то они и не знают ничего. Не могут.

— А разве не бывает мужчин, которые... — Мэгги решила говорить так же осторожно, как хозяйка. — Которые тоже — из этих. Разве мужчины не могут быть такими?

— Ну как же, могут. Очень даже могут. Очень даже, — Лиз нагнулась вперед. — Некоторые.

— А Эш такой?

— Тьфу! — Старуха взмахнула палкой. — Зачем ты про других толкуешь? А? Нечего толковать! А?

Казалось, она и впрямь рассердилась. От ее упрека Мэгги почувствовала себя маленькой девочкой. Она не могла понять, почему Лиз терпит ее, если ее присутствие так легко выводит старуху из себя. А потом ее язвительность исчезала так же внезапно и непредсказуемо, как появлялась. Мэгги заподозрила, что, возможно, хозяйка подтрунивает над ней, играет с ней.

— Извините...

— Ну как, нравится? Я спрашиваю — нравится тебе?

Мэгги поняла, что та спрашивает о бузинном вине.

— Чудесное. Вы делаете его каждый год?

— Можешь прихватить бутылку для своего муженька.

— Это очень... — Мэгги осеклась. Она вдруг подумала, что нашла к старухе подход. — А вы покажете мне, как сделать его таким же вкусным, как у вас?

— А сколько ты мне заплатишь? — мгновенно отреагировала Лиз.

— Сколько пожелаете.

Старуха затряслась от смеха. Она достала из рукава неопрятный носовой платок, чтобы вытереть слезы.

— Вот это хорошая шутка! Очень хорошая, а? — Хозяйка опять визгливо захохотала. — Так Эш всегда говорит. — Потом добавила, успокоившись: — Может, я и покажу тебе. Может быть. О старухе надо много чего знать.

Старуха. Этим словом Белла называла бузину в дневнике. Мэгги взяла его с собой и попыталась показать Лиз, но тем самым только вызвала у нее раздражение.

— Книги! Не надо тебе книг! Не будет тебе от них добра и никому не будет! Дурные те, кто их пишет, и те, кто читает. Ничего в них путного нет. Ух эти книги!

Мэгги показалось, что пора немного поспорить с хозяйкой.

— Но должны быть и хорошие книги! Как насчет Библии?

— Библия? А? Да из-за нее самые дурные еще больше спорят. Понаписали там всякого, поди разбери, что это значит, — то ли, это ли? Нет. Не нужны нам эти книги.

Мэгги быстро убрала дневник обратно в сумку.

— А когда вы собираете бузину? Я хотела сказать — для вина.

— Старуху-то? Дай подумать...

Хозяйка оказалась настоящим кладезем знаний о достоинствах и недостатках великолепной бузины. Касалось это не только приготовления вина, но и варенья, и много чего другого. Бузина — растение, которое, по многолетним наблюдениям Лиз, служит «и нашим, и вашим». Как поняла Мэгги, речь шла о том, что у бузины есть как полезные, так и вредные свойства, — примерно о том же Лиз упоминала в отношении герани. Старуха сказала, что не стала бы держать бузину дома и что из бузины ни в коем случае нельзя делать колыбель. У Мэгги мелькнула мысль: интересно, знают ли об этом в сети магазинов «Мазер-кер»? Однако листья бузины, по наблюдениям Лиз, отгоняют мух и помогают при зубной боли и депрессии. Если повесить листья на дверь конюшни, можно избавить лошадей от кошмаров. Гостья еще не успела спросить об этом, а хозяйка уже рассказала ей, как бузину используют для лечения бородавок, и спела миролюбивую песню дровосеков:

Старуха, дай мне твоей древесины,А я могу тебе дать своей,Когда я тоже деревом стану.

От такого объема информации у Мэгги голова пошла кругом, но вдруг, к вящему ее удивлению, старуха предложила пойти и собрать бузинных листьев у дороги.