Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина

Понятное дело, старики никому не были нужны в то дикое, разрушительное время – дорогу молодым, посторонись, старичье, не видите, теперь у нас новая жизнь началась, без ваших кровавых коммуняк и совка загнившего! Но они ведь были не старики, им всего-то чуть больше шестидесяти исполнилось.

Андрей Васильевич после целого дня, проведенного в родном министерстве и общения со своим теперь уже бывшим непосредственным начальством, вернулся домой, ссутулившись от навалившейся беды, почерневший, с проявившимися вдруг глубокими морщинами, перечертившими его лицо словно шрамы, помрачневший, как неживой, постарев лет на десять всего за несколько часов.

Уволили и его. В никуда, в пустоту – ищите работу сами, а наш отдел закрыт. Правда, выходное пособие тоже начислили… в три раза меньшее, чем составляла его месячная зарплата в лучшие времена. И в заключение беседы потрясли руку в издевательском рукопожатии и «поздравили»:

– С возвращением на Родину, Андрей Васильевич.

С этого момента началась новая жизнь Ладожских. Но это уже другая история.

– Как-то вот так, – завершил на нерадостной ноте свою историю Матвей.

Увлеченная его рассказом, Клавдия даже не заметила, как они отобедали, отдав должное на самом деле оказавшейся очень вкусной еде, и даже целый большой чайник чая выпили с маленькими десертиками без сахара. Обед протекал как бы на периферии ее сознания, настолько она была захвачена повествованием Матвея.

– Нет-нет, – воспротивилась завершению рассказа Клавдия. – А дальше, про твою семью? Как вы справились? – И спросила почти утвердительно: – Ведь справились же?

– Жизнь всю не расскажешь, – пожал плечами, обозначая очевидное обстоятельство, Матвей.

– Всю не расскажешь, – согласилась Клавдия, – но основные моменты очень даже можно.

– Как-нибудь в другой раз, – не поддался на легкий нажим со стороны девушки Ладожский.

– С нетерпением буду ждать этот самый другой раз, – со всей серьезностью пообещала Клавдия, словно принимая от него клятву, и очень искренне призналась: – Мне было необычайно интересно. Я отлично помню, что ты прекрасно умеешь объяснять всякие сложные научные явления, но я никак не ожидала, что ты, оказывается, замечательный рассказчик. Ты меня просто заворожил своим рассказом, он меня необычайно захватил, хотя в моей памяти твой образ сохранился как мыслителя и весьма молчаливого юноши, по большей части погруженного в свои мысли.

– Спасибо за оценку и что не назвала меня угрюмым бирюком, – улыбнулся он ее слишком эмоциональной реакции на его повествование.

Самому Матвею оно казалось всего лишь сухой констатацией фактов, и не более. А поди ж ты, удивительное дело, ей понравилось и настолько зашло…

– Ну что ты, – легко рассмеялась Клава, – я совершенно точно знала, что на самом деле ты веселый и очень добрый юноша, просто постоянно погружен в мыслительный процесс, который не мешал тебе слышать мою болтовню, и вникать в то, что я там щебетала, и даже отвечать, когда я что-то спрашивала. Мне всегда было невероятно легко и интересно с тобой. И спокойно. – Практически без перехода, задумавшись всего на мгновение, она заметила: – Ты знаешь, то, что ты рассказал про Монголию и вашу жизнь там, пересекается и очень похоже с некоторыми важными моментами моей жизни. – И посетовала: – Жаль, что я ничего не знала про вашу жизнь в Монголии раньше, я бы тебя еще в детстве помучила расспросами.

– А зачем? Ты была маленькой, а дети прошлое не всегда осознают, они мыслят реальностью, то есть здесь и сейчас, воспринимая лишь близкое прошлое: вчера, неделю назад, ну, может, месяц. Да и время, что мы провели вместе, было недолгим. А вскоре я с родителями и вовсе уехал в Сибирь. Потому общение с Софьей Михайловной не то чтобы оборвалось, мама обязательно поздравляла твою бабушку с праздниками и несколько раз отправляла посылки с сибирскими дарами, но, как обычно бывает в жизни, когда люди разъезжаются, каждого захватывают свои дела-заботы и они теряют связь друг с другом.

– Да, «инертность жизни», как называет этот процесс мой папа, – покивала Клавдия и решительно заявила: – И все же я прямо настаиваю, чтобы мы встретились в ближайшее возможное время и ты продолжил свой рассказ о вашей жизни после возвращения в Россию, а то остановился на самом интересном месте. И еще про Монголию.

Ладожский не ответил. Смотрел на нее внимательно, явно размышляя над каким-то вопросом. А Клаве вдруг пришла четкая и яркая картинка-вспышка памяти: вот так же останавливался взгляд мальчика Матвея, когда приходила ему в голову неожиданная, интересная мысль, которую непременно надо было срочно обдумать, иначе она ускользнет.

Он так и объяснял маленькой Клаве: «Все самые важные мысли, они юркие и очень шустрые, пробегают-шмыгают, словно дразнят. И, если не успеешь ухватить эту мысль за хвостик, притянуть к себе, обдумать, прокрутить и повторить пару раз, она так и убежит, и уже никогда ее не выудишь ниоткуда».

Понятно, что после столь загадочного объяснения маленькая Клавдия просто прилипала к нему с расспросами: куда это она шмыгнет, в норку, что ли, и где эта норка, и как понять, какая мысль важная, а какая ерундовая, и как ее поймать… и так далее, так далее. А он ничего, не раздражался и совсем не сердился, а подробно отвечал на все ее детские «почемучки».

– Через два дня мне надо лететь в Монголию по делам.

«Надумал», – поняла Клавдия, когда Ладожский заговорил.

И в который уже раз поразилась тому, как много она, оказывается, сохранила в памяти про него и про то их короткое общение: очередной четкой картинкой всплыло перед ее мысленным взором воспоминание о том, каким обычно делалось выражение лица Матвея Ладожского, когда он, что-то всесторонне обдумав, приходил к конечному выводу или принимал решение.

Вот точно такое, как в данный момент. Поразительно!

– Полетели со мной, – ошарашил Матвей Клавдию предложением. – Всего на несколько дней: день на перелет, два полных дня там и день обратно. – И расцветил свое предложение некоторыми деталями и заманухами: – Перелет долгий, с пересадкой, у нас будет куча времени, чтобы спокойно, неторопливо и даже подробно поговорить, пообщаться – и задать друг другу любые интересующие вопросы, и ответить на них. Мне, например, очень важно узнать о тебе и о твоей жизни как можно больше. Понятно, что мне придется там провести несколько встреч и поработать, но я обязательно устрою так, чтобы тебе показали все, что только возможно за столь короткий срок, по крайней мере основные достопримечательности. Ну и, что смогу и успею, покажу сам.

Настало время помолчать задумчиво Клавдии. Она смотрела ему в глаза и… и не понимала, что на самом деле он ей предлагает, что ей думать, какие