Славное дело. Американская революция 1763-1789 - Роберт Миддлкауф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меры, применявшиеся для борьбы с контрабандой в годы войны, нельзя было сохранять в мирное время (кроме всего прочего, контрабандисты начали действовать иначе после окончания войны), да и кабинет Гренвиля хотел, чтобы торговля приносила доход для содержания армии в Америке. Вскоре после того как Гренвиль сменил Бьюта, он, прислушавшись к рекомендациям чиновников казначейства, решил, что патоку можно обложить налогом. Однако до проведения соответствующего закона через парламент Гренвиль предпринял некоторые шаги для устрожения таможенного контроля. По совету таможенной комиссии в июле 1763 года он приказал, чтобы сборщики таможенных пошлин отправились в колонии или освободили свои посты. Этот приказ вызвал массовое недовольство сборщиков, большинство из которых жили-поживали в Англии и радовались щедрому жалованью, пока их заместители брали взятки в американских портах. Сборщики предпочитали жить в Англии, а не в американских провинциях, поэтому вполне понятно, что многие из них уволились, не пожелав выполнять свои обязанности за три тысячи миль от дома[83].
Избавившись от бесполезных людей, Гренвиль обратился к главной задаче — продвижению законопроекта через парламент. Это он сделал с легкостью — удивительной оттого, что американцы не были представлены в парламенте, органе, основанном на праве людей признавать налоги, вводимые только своими собственными представителями. Никто не напомнил парламентариям об этом старом праве, когда они принимали акт, вводящий различные сборы, призванные обеспечить существенный доход. Никто не обратил внимания на то, что налоги в Англии всегда являлись даром народа. Закон о доходах 1764 года (или «сахарный закон», как его часто называли) содержал эти слова — традиционную формулировку, которая не вызвала никакой реакции в парламенте. Отсутствие сопротивления в парламенте можно объяснить по-разному, но политический темперамент последнего — самая очевидная и в каком-то смысле самая важная причина. В парламенте лидерами, не занимая никаких должностей, были Ньюкасл и Питт. Они и другие опасались разногласий между собой. Американский вопрос грозил стать яблоком раздора. Кроме того, они (да и вообще вся оппозиция Гренвилю) чувствовали себя измотанными и деморализованными после проигранной его кабинету борьбы вокруг приказов об аресте, закончившейся в феврале 1764 года. Ободренный этой победой, Гренвиль представил сахарный билль, не встретивший даже слабых возражений со стороны оппозиции. К 5 апреля 1764 года он вступил в силу[84].
Если говорить по существу и не формально-юридическим, а простым языком, который был понятен американцам, то Сахарный акт не просто понизил сбор на иностранную патоку до трех пенсов за галлон. Да, это являлось его ключевым положением, но он содержал еще несколько не менее важных. Он вводил другие пошлины, как для регулирования торговли, так и для возврата доходов; в нем перечислялись товары, которые разрешалось поставлять только в Британию, например пиломатериалы, очень ценившиеся в колониальной торговле. Из всех пунктов закона негодование колонистов не в последнюю очередь вызвали те, что предусматривали процедуры для соблюдения и обеспечения выполнения обязательств. Купцам и капитанам кораблей отныне приходилось особенно тщательно составлять декларации и перечислять грузы на борту своих судов. В большинстве случаев они должны были получить соответствующие бумаги до погрузки и разгрузки, в противном случае им грозили обвинения в нарушении закона. Слушания могли проходить в колониальных судах, как это предполагали законы о мореплавании, но не исключался и вариант адмиралтейских судов, что оставлялось на усмотрение чиновников, ответственных за обеспечение таможенного режима. Загвоздка таилась в различиях между этими судами: в колониальных судах дела слушались присяжными из числа колонистов, которые не слишком строго относились к контрабанде и другим подобным нарушениям. Адмиралтейские суды, напротив, проходили без присяжных, а судья, выносивший решение и определявший меру пресечения, являлся королевским назначенцем. Особенно несправедливым (во всяком случае, по мнению колонистов) было то, что в таком суде действовала презумпция виновности предполагаемого нарушителя. Ему самому приходилось доказывать свою невиновность, и даже в случае успеха он обязан был оплатить судебные издержки и не имел права на компенсацию[85].
Эти парламентские законы были приняты в крайне неудачное для колонистов время. Колонии (и, в меньшей степени, Британию) постепенно охватывал экономический спад, начавшийся на закате 1760 годов, когда война подходила к концу. С прекращением боев в Америке количество заказов на продовольствие и снаряжение для королевской армии резко сократилось (с предсказуемыми последствиями для американского бизнеса). Вскоре перемены к худшему ощутили на себе все слои общества, особенно фермеры, которые привыкли продавать урожай военным магазинам. К 1763 году спад уже был очень значительным. Экономические бедствия редко получают рациональное объяснение, и тяготы 1760-х годов вскоре оказались связаны в умах американцев с новыми имперскими мерами, в том числе Сахарным актом и Денежным актом, даже вопреки тому, что первые признаки спада появились до их принятия[86].
Озабоченность экономической ситуацией имела еще одно следствие: она усиливала склонность американцев выражать свои протесты скорее в экономическом, чем в конституционном плане. Хотя среди них находились люди, указывавшие на то, что обложение налогами колонистов органом, в котором они не представлены, нарушает давнее право британских подданных, внимание большинства протестовавших американцев привлекало то, что новая политика ударяет по их кошелькам. (Конечно, еще больше американцев оставались и вовсе безучастны, вероятно, не имея представления о том, что происходит в парламенте и как это влияет на них. Их политическое образование вполне закономерно началось с путаницы непонятных вопросов, приводя к нерешительным и порой беспорядочным или несогласованным действиям.)
Даже такой проницательный наблюдатель, как Бенджамин Франклин, не сразу увидел, что предвещают налоговые планы Гренвиля. Франклин равнодушно воспринял слухи о налоге на патоку, дошедшие до Филадельфии в 1763 году. Будучи спокойным и рациональным человеком, Франклин иногда мог приписывать рациональность тем, кто ею не отличался. В ноябре 1763 года он узнал от своего друга Ричарда Джексона (члена парламента и представителя Пенсильвании в Англии), что, вне всякого сомнения,
