Роман Брянский - Сычев К. В.

– Вот какой злодей этот Туда-Мэнгу! – воскликнул в гневе Ногай. – Мои люди передали ему такие мои слова: немедленно отошли ко мне славную Адай-хатун!

– Я тогда поняла, насколько был прав мой супруг Болху, – покачала головой старуха, – когда отправлял к тебе нашего сына! И вот этот Туда-Мэнгу держал меня в гареме нашего царственного покойника! Он объявил всех женок покойного брата своими. Но тех, у кого были дети, он не тронул. И переселил их в юрту победнее…Туда же перевели и меня. А всех молодых женок и недавних наложниц грозный Туда-Мэнгу забрал себе!

– Какой же он грозный? – усмехнулся Ногай. – И на деле – вовсе не государь! Так, одно горе! Я не прощу этому злодею гибели моего Болху-Тучигэна! Надо же! Этот мудрый человек пережил трех государей и был у всех в большом почете! Этого не понял тот глупец! Разве это правитель?

– Твои слова, государь, мудры и правдивы, – сказала, склонив голову, Адай-хатун. – Тот молодой хан – это большое для нашей Орды горе!

– Я вижу, что покойный Мэнгу-Тимур, – промолвил, поморщившись, Ногай, – оказался неспособным оставить после себя надежного наследника! Неужели не нашлось никого, кроме этого дурачка Туда-Мэнгу?

– Увы, это так, – кивнула головой старуха. – Туда-Мэнгу – настоящий дурачок! Он не отказался от своих пагубных привычек! Ему нет никакого дела до нашей Орды! Только веселье и позорное пьянство! Да женок попортил этот молодой государь великое множество! Совсем не признает нашу истинную веру! Не ходит в мечеть! Все наши муллы и славный имам пребывают в отчаянии…

– Не называй его государем, Адай-хатун! – сказал сердитым голосом Ногай. – Туда-Мэнгу недостоин этого! Пусть пока сидит в Сарае и мнит себя ханом…Я ему никогда не прощу смерти моего славного Болху!

– А как тебе удалось заставить этого богохульника отпустить меня к тебе без промедления?

– Так уж без промедления! – усмехнулся Ногай. – Я не один раз посылал к нему людей с требованием выпустить тебя. Сначала я его предупредил, что если он осмелится тебя казнить, я не прощу ему этого до конца жизни! Он испугался моей мести, но тебя не отпускал. Тогда я снова отправил к нему людей. Но он лишь отделался туманными обещаниями…А в третий раз я пригрозил ему войной. Только на этот раз он послушался, и вот ты передо мной…Как же ты сюда добиралась, Адай-хатун, не устала?

– Твои люди, государь, – улыбнулась старуха, – были ласковы со мной и уложили меня в арбу на мягкие травяные мешки. И я ехала сюда лежа или сидя. А если и устала, то только от долгого лежания и жалкой старости…

– Ну, тогда, ладно, иди – устраивайся, – сказал в заключении Ногай. – А я займусь другими делами…Отведи-ка, Угэчи, свою матушку. Пусть пока поживет в твоей юрте, а там, если будет надо, поставим ей отдельную юрту. И быстрей возвращайся, мой верный Угэчи: надо поговорить об одном деле.

Когда Угэчи с матерью удалились, Ногай хлопнул в ладоши. Перед ним предстали чернокожие рабы. – Позови ко мне того коназа уруса Дэмитрэ, Аглаху, – распорядился он. – Да побыстрей, чтобы я выслушал того жалкого жалобщика!

Князь Дмитрий Александрович вошел в юрту Ногая и низко склонился перед всемогущим темником.

– Здравствуй, коназ-урус! – весело сказал Ногай. – С чем пожаловал?

Русский князь подробно, на хорошем татарском языке, рассказал обо всех своих делах с братом Андреем, захватившим и стольный город, и власть великого суздальского князя.

– А чего ты не пришел ко мне с душевной просьбой раньше? – улыбнулся Ногай и пристально вгляделся своим единственным глазом в лицо нежданного гостя.

– Я не знал о такой твоей силе, – откровенно признался князь Дмитрий, – и верил в справедливость сарайского царя. Но покойный государь Мэнгу-Тимур не был ко мне ни ласков, ни жалостлив! А новый царь Туда-Мэнгу и вовсе на меня разозлился, хотя я перед ним ни в чем не виноват! Да мало того, поддержал моего братца, наглого князя Андрея!

В это время в юрту вошел Угэчи. Низко поклонившись Ногаю, он встал слева от него, сидевшего в кресле.

– Это хорошо, Угэчи, что ты так быстро вернулся, – сказал ордынский воевода. – Говори же, коназ Дэмитрэ, о своей беде!

– Тут, государь, к тебе пришел еще один коназ урус, Ромэнэ! – промолвил Угэчи, счастливо улыбаясь. Устроив свою мать, он был в веселом расположении духа. – Примешь его, государь?

– Пусть идет сюда, – усмехнулся Ногай, – и тоже послушает этого коназа. А потом посоветуемся!

Князь Роман вошел в Ногаеву юрту и низко поклонился.

– Ну, здравствуй, коназ Ромэнэ! – промолвил Ногай. – Ты, как я вижу, совсем постарел!

– Здравствуй, государь! – бодро ответил русский князь. – Такие мои года. Уже давно до меня добралась старость. Я тут вижу великого суздальского князя! Здравствуй, князь Дмитрий! Ох, и давно я тебя, брат, не видел…

– Здравствуй, брянский князь Роман! – кивнул головой Дмитрий Александрович. – Я еще был молод, когда видел тебя в Сарае! Однако же ты теперь уже старик!

– А ты еще молод, Дмитрий Александрыч, – улыбнулся князь Роман. – Отрадно тебя видеть здесь, у нашего государя! Этот великий государь – единственный и законный правитель Золотой Орды! Я не подчиняюсь больше никакому другому царю, пусть хоть он и сидит в Сарае!

– Неужели так? – усмехнулся Ногай. – А кому ты недавно привозил «выход»?

– Я решил, государь, платить «выход» только тебе! – сказал весело брянский князь. – Когда я узнал о молодом царе, воссевшем в Сарае, и о бессмысленной казни славного государева советника Болху-Тучегэна, я сразу же признал настоящим государем великого Ногая!

– И ты привез серебро?! – воскликнул в изумлении Ногай. – За какой срок?

– Я привез тебе всю дань с черниговский земель за этот год, государь! – кивнул головой Роман Михайлович. – Так получилось, что мой верный слуга, Лепко Ильич, приходил в прошлом году в Сарай с государевым «выходом«…А тут вдруг царь и умер. А новый молодой царь, брат славного покойного государя, Туда-Мэнгу, стал обижать хулительными словами моего посланника! Да с таким гневом! У него уже побывал князь Андрей суздальский, который наговорил обо мне много лживых слов. Вот и досталось моему человеку от этого Туда-Мэнгу! Он и меня оскорблял непотребными словами и был особенно недоволен тем, что я сам не привожу ордынскую дань. А мой человек сказал, что я, государь, пребываю в твоем войске! Но он не только не похвалил меня за это, как это делал покойный государь Мэнгу-Тимур, но еще больше разгневался! Мой Лепко Ильич едва вернулся живым в Брянск!

– Это плохой знак для Туда-Мэнгу! – сказал разгневанный Ногай и посмотрел на Угэчи. – Видишь, мой верный советник, как непочтителен со мной брат покойного хана?