Предание Темных - Кейси Эшли Доуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, Явуза назначили.. и мы переехали в столицу.
На ее лице на миг появляется надменное выражение и она деловито махает рукой.. но при этом нечаянно задевает вуаль, которую так усердно поправляла все это время, и та сползает с ее щеки.. оголяя огромный, багровый синяк прямо на виске.
Глаза Лале расширяются, и мгновение она даже не может сказать и слова.
– Ох, Нурай! Что это?
– Ничего – губы девушки сжимаются, и она проворно поправляет вуаль обратно, вынуждая ее прикрыть творение рук ее супруга.
Теперь даже натянутая улыбка покидает ее губы, будто бы фокусник, чью иллюзию разоблачили, больше не видит смысла делать вид, будто бы может достать кролика из шляпы.
А следом и сама она тут же оборачивается, очевидно, так же не видя больше смысла продолжать разговора с Лале, который стало вдруг известно намного больше, чем хотелось Нурай.
– Постой! – Лале одергивает подругу за руку и та с некоторым раздражением поворачивается. Однако, несмотря на это напускное недовольство – глаза Нурай блестят от влаги.
Это сочетание печали и злости заставляет Лале поспешно отпустить руку подруги.
– Не спеши замуж, Лале. Там не так хорошо, как рассказывают.
Но прежде, чем она успевает что-то ответить, Нурай поспешно разворачивается и отходит в другой конец залы, красноречиво давая понять, что больше не желает и не будет продолжать этот разговор.
Лале не остается ничего другого, как все же вернуться к наставнице.
Через какое-то время, когда все гости, наконец, оказываются в сборе, начинаются традиционные обряды «Ночи хны». Подруги водят вокруг невесты хороводы, поют прощальные песни. Вкладывают ей в ладони монеты с пожеланием богатой жизни.
Наконец, уже к самой ночи, остается последний – главный – обряд с хной. Однако, пока к нему все готовятся, поглощенные и взбудораженные, к Лале украдкой подходит незнакомая женщина и окидывает изучающим взглядом. Ранее Лале ее никогда не видела, но судя по взгляду самой женщины – та ее либо видела, либо слышала о ней неоднократно.
Одета женщина весьма просто, черные волосы достигают груди:
– Ты дочка Айше? Надо же, как взгляды похожи..
Лале растерянно улыбается:
– Да, а вы знали мою маму?
Но, словно черт из табакерки, между ними тут же возникает взвинченная Шахи-хатун. Ее лицо перекошено такой гримасой недовольство, точно вместо женщины она вдруг увидела гадкую и склизкую змею, или того хуже, какую-то плесень:
–Здравствуй, Халиме. Что тебе от нее нужно?
И тут же прежде невинная улыбка Халиме прямо на глазах Лале растягивается в самодовольный, ехидный оскал, покуда она отвечает:
– Ничего. Просто хотела познакомиться.
Но противореча своим словам – тут же отходит в сторону.
Лале озадаченно глядит ей в след, после чего оборачивается к наставнице:
– Кто это?
– В прошлом: фаворитка султана Мурада, почти королева этого дворца – все с большим отвращением отвечает Шахи-хатун, еще глядя в след Халиме – теперь: никто. Просто забытая всеми бывшая наложница.
Лале вновь смотрит в спину Халиме:
– Жаль ее..
– Напрасно – резко обрывает женщина – она-то никого не жалела. А мать твою так и вообще в могилу свела..
– Что?
Опомнившись, наставница тут же умолкает на полуслове и с каким-то нарочито глуповатым выражением указывает в сторону:
– Смотри, хну уже несут, идем.
– Но Шахи-хатун, ты сказала..
– Идем-идем, негоже отвлекаться на постороннее в вечер невесты..
На неудовольствие Лале – в залу и правда вносят большой поднос, по краям которого горят свечи, а в центре возвышается горка зеленоватого порошка. Вскоре этот порошок смешивают с водой, получая жидкую пасту.
– По традиции расписывать руки невесты хной должна самая удачливая в замужестве женщина – заявляет одна из гостей – чтобы новобрачной повезло в семейно жизни так же, как и ей.
Мгновение все оглядывают друг друга, после чего, едва ли не единогласно, подзывают девушку с вуалью:
– Нурай-хатун, кому как не тебе повезло с замужеством. Богатый, знатный, видный человек. Иди сюда.
Лицо Нурай белеет. Однако, она покорно подходит к подносу, берет кисточку, обмакивает ее. На секунду замирает, глядя на счастливое лицо Сафие-хатун… после чего вдруг кладет кисть обратно несколько резковатым движением:
– Простите, я что-то нехорошо себя чувствую. Пусть кто-нибудь другой.
Голос ее звучит холодно, слова такие же обрывчатые, как и движения. Сказав это, она быстро возвращается на свое место, а ей довольно скоро находят замену, проведя обряд по всем правилам.
После росписи Сафие – наступает уже ее очередь делать рисунки своим подругам. Оглядев всех, она подзывает к себе первой Лале. Впрочем, девушка не удивляется – она была почти уверена, что так и будет, поскольку Сафие начисто убеждена, что сохранение их любви с Даметом – исключительно заслуга нарисованного Лале портретом.
Следует несколько минут, покуда Сафие с излишней старательностью выводит узоры на оголенных ключицах подруги:
– Вот, почти готово. Сейчас, тут один штришок поправлю. Не прокрасился..
Сафие чуть сильнее надавливает, и..
ХРУСТЬ!
Тонкая кисточка в ее руке надламывается.
– О, Всевышний! – с ужасом восклицает Шахи-хатун.
А в зале воцаряется гробовая тишина.
-9-
Лале изумленно оглядывается на женщин, что все как одна, испуганно уставляются на нее. В ее груди поднимается неприятное чувство и она переводит взгляд с одной на другую:
– Что? Это что-то значит?
Но все молчат, кратко переглядываясь между собой. Наконец Шахи-хатун, которую, как уже показалось Лале хватил удар, поспешно встает и отмахивается на женщин:
– Ну что смотрите? Ничего особенного, давайте дальше!
Женщины тут же тупят глаза, начинают нарочито громко заговаривать, активно имитируя видимость «все нормально», тем самым еще более явственно заставляя Лале осознать, что произошло что-то ужасное.
Голова начинает болеть, в висках стучать, а воздуха вдруг становится слишком мало.. Разговоры становятся будто бы все громче, косые взгляды на нее все чаще..
Она поспешно вскакивает:
– Я пойду, Сафие-хатун, выйду на улицу. Что-то мне нехорошо.
Но уже у самых дверей ее окликает чей-то насмешливый голос. Обернувшись, она замечает явно чем-то очень довольную Халиме, стоящую поодаль от остальных. Помня слова наставницы, Лале враждебно хмурится:
– Чего вам?
– Забавная ситуация – с ехидной ухмылкой говорит та, изображая из себя саму невинность – почему никто не хочет объяснить тебе значение произошедшего, если оно в самом деле ничего не значит?
– Может, тогда, вы объясните? – с вызовом бросает она.
– О, с радостью, милая. Сломанная кисть при таком обряде – это самый дурной знак. Означает, что девушка никогда не выйдет замуж.
Ухмылка становится еще шире:
– А если и соберется, то умрет накануне замужества…
* * *
Лале входит в класс со стопкой рисунков и принимается раскладывать их на учительском столе. Ходжам Мустафа заранее попросил ее подготовить эти рисунки, и она с радостью изобразила необходимое к сроку урока с ребятишками.
Собственно, эти же самые ребятишки лет десяти-двенадцати и галдят сейчас здесь, в ожидании учителя, и совершенно не обращая
