Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон

— А я и минуты не думал о нем иначе, — тихо признался священник. — Вы, вероятно, лучше моего знаете преступников. Однако есть разряд людей, о которых мне известно больше, чем вам и даже Нэрсу. Я их навидался и знаю их повадки.

— О ком вы? — заинтригованно поинтересовался Бирн.

— О кающихся, — ответил отец Браун.

— Не совсем понимаю. Вы хотите сказать, что не верите в его преступление?

— Я не верю в его покаяние, — промолвил патер. — Я слышал много исповедей, но таких — никогда. Она была чересчур романтична, чересчур литературна. Вспомните, как он говорил про печать Каина. Это целиком из книг. Не так чувствует себя человек, уверенный, что совершил чудовищное злодеяние. Допустим, вы — честный приказчик, и внезапно с ужасом осознаете, что первый раз в жизни украли деньги. Уподобите ли вы себя разбойнику Варраве? Допустим, вы в приступе безумной ярости убили ребенка. Станете ли вы перебирать прочитанное, пока не вспомните идумейского правителя Ирода? Поверьте, наши собственные преступления настолько будничны, что не вызывают исторических параллелей. И зачем он стал говорить, что не выдаст товарищей? Никто о них не спрашивал. Нет, я не думаю, что он каялся искренне, и не дал бы ему отпущения. Хорошенькое дело, если людям начнут отпускать грехи, которых те не совершали. — И отец Браун устремил взгляд на море.

— Все равно не понимаю, к чему вы клоните! — вскричал Бирн. — К чему сомневаться в словах Хоума, если он теперь вне подозрений?

Отец Браун развернулся, как волчок, и с необъяснимым волнением ухватил друга за лацкан.

— Стойте-стойте! Вот оно! Хоум вне подозрений.

— Пощадите, не понимаю! — жалобно воскликнул Бирн.

— Он вне подозрений, — настаивал маленький священник. — Вот и вся разгадка.

— Исключительно ясная, — горько произнес журналист все в той же растерянности.

Они некоторое время молча смотрели на море, затем отец Браун сказал бодро:

— Итак, мы возвращаемся к подушке. Здесь вы с самого начала все поняли неверно, как частенько случается с газетчиками и политиками. Вы считаете, что в современном мире есть один враг — большевизм. В нашей истории большевики ни при чем — разве что их использовали для отвода глаз.

— Что вы такое говорите! — возмутился Бирн. — Убиты три миллионера в одной отрасли…

— Нет! — звенящим голосом воскликнул священник. — Нет, в том-то все и дело! Убиты два миллионера. Третий жив-здоров и свободен от угрозы, которую ему в полушутливой форме бросили у вас на глазах — вы же сами пересказали мне тот разговор. Гэллап и Штейн высказали несговорчивому торгашу ультиматум: или он объединится с ними в трест, или они задушат его бизнес. Отсюда, разумеется, и подушка.

После недолгого молчания он продолжил:

— В современном мире, безусловно, есть большевистское движение, и с ним безусловно надо бороться, хотя я и не верю в ваши методы борьбы. Однако никто не замечает, что есть и другое движение, не менее современное и мощное — движение к монополиям. Это тоже революция. Ее противники и сторонники убивают друг друга так же яростно, как противники и сторонники большевизма. У промышленных магнатов есть двор, как у королей, есть телохранители и наемные убийцы. Есть у них и лазутчики во вражеских лагерях. Хоум был орудием Гидеона, его лазутчиком в одном из вражеских лагерей. В этом деле Гидеон направил свое орудие против другого врага — конкурентов, грозивших ему разорением.

— Я все равно не понимаю, что Гидеон сделал и что таким образом выиграл, — признался Бирн.

— Разве вы не видите, — спросил отец Браун резко, — что они обеспечили друг другу алиби?

Бирн еще глядел на друга с некоторым сомнением, хотя уже начал догадываться.

— Фальшивое убийство избавляет их от подозрения в двух подлинных, — продолжал священник. — Очень странное алиби; невероятное и потому неопровержимое. Большинство сочтет, что человек, признавшийся в убийстве, искренен и человек, простивший своего убийцу, — тоже. Никто не заподозрит, что преступления не было и что одному нечего прощать, а другому нечего бояться. Возведя на себя напраслину, они убедили всех, что провели вчерашнюю ночь здесь. Однако вчера ночью их здесь не было, поскольку Хоум убивал старого Гэллапа в лесном поместье, а Гидеон Уайз душил маленького еврея в его римской бане. Вот почему я спросил, хватило ли бы у старика сил выбраться из пропасти.

— Хорошая была история, — огорченно произнес Бирн. — Так подходила к пейзажу, звучала так убедительно…

— Чересчур убедительно, — покачал головой отец Браун. — Какой выразительный образ: озаренная луной пена взлетает и складывается в привидение! И какой литературный! Хоум — подлец и проныра, но не забывайте: как многие подлецы и проныры в истории, он еще и поэт.

Тайна отца Брауна

Тайна отца Брауна[125]

Фламбо — один из самых одиозных преступников Франции, а затем частный детектив в Англии — уже давно отошел от дел. Поговаривают,