Графиня де Монсоро - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сен-Люк ответил на эту тираду взрывом смеха, который вспугнул целую стаю воробьев, клевавших рябину в малом саду Лувра.
— Ах! — вскричал он. — Какое простодушие! И подумать только, что женщины любят этого Бюсси, этого школяра! Но, мой милый, вы потеряли рассудок: в целом мире не сыщется любовника счастливей вас.
— Вот как? Попробуйте-ка доказать мне это вы, человек женатый!
— Nihil facilius[53], как говаривал иезуит Трике, мой учитель. Вы в дружбе с господином де Монсоро?
— Клянусь, мне стыдно за человеческий разум! Этот болван называет меня своим другом.
— Что ж, и будьте его другом.
— О!.. Злоупотреблять этим званием?!
— Prorsus absurdum[54], говорил в таких случаях Трике. Он и в самом деле ваш друг?
— Он так утверждает.
— Нет, он не друг ваш, потому что он делает вас несчастным. В чем цель дружбы? В том, чтобы люди приносили друг другу счастье. По крайней мере, так определяет дружбу его величество, а король — человек ученый.
Бюсси рассмеялся.
— Я продолжаю, — сказал Сен-Люк. — Если Монсоро делает вас несчастным, значит, вы не друзья. Следовательно, вы можете относиться к нему либо безразлично — и в таком случае отобрать у него жену, либо враждебно — и тогда убить его еще раз, коли одного раза недостаточно.
— По правде говоря, — сказал Бюсси, — я его ненавижу.
— А он вас боится.
— Вы думаете, он меня не любит?
— Проклятье! Испытайте его! Отнимите у него жену, и вы увидите.
— Это тоже логика отца Трике?
— Нет, это моя.
— Поздравляю вас.
— Она вам подходит?
— Нет. Мне больше нравится быть человеком чести.
— И предоставить госпоже де Монсоро излечить ее супруга духовно и физически? Ведь в конце-то концов, если вас убьют, нет никакого сомнения, что она прилепится к единственному оставшемуся у нее мужчине…
Бюсси нахмурился.
— Впрочем, — добавил Сен-Люк, — вот идет госпожа де Сен-Люк, это прекрасный советчик. Она нарвала себе букет в цветниках королевы-матери, и настроение у нее должно быть хорошим. Послушайте Жанну, каждое ее слово — золото.
И в самом деле, к ним приближалась Жанна, сияющая, преисполненная радости, искрящаяся лукавством.
Есть такие счастливые натуры, которые, подобно утренней песне жаворонка в полях, несут всему окружающему радость и добрые предзнаменования.
Бюсси дружески поклонился молодой женщине.
Она протянула ему руку, из чего с полной неопровержимостью явствует, что вовсе не полномочный посол Дюбуа завез к нам эту моду из Англии вместе с договором о четырехстороннем союзе.
— Как ваша любовь? — сказала Жанна, перевязывая свой букет золотой тесьмой.
— Умирает, — ответил Бюсси.
— Полноте! Она лишь ранена и потеряла сознание, — вмешался Сен-Люк. — Ручаюсь, что вы приведете ее в чувство, Жанна.
— Поглядим, — сказала Жанна, — покажите-ка мне рану.
— В двух словах дело вот в чем, — продолжал Сен-Люк. — Господина де Бюсси тяготит необходимость улыбаться графу де Монсоро, и он принял решение ретироваться.
— И оставить Диану графу? — в ужасе воскликнула Жанна.
Обеспокоенный этим первым проявлением ее чувства, Бюсси пояснил:
— О, сударыня, Сен-Люк не сказал вам, что я хочу умереть.
Некоторое время Жанна глядела на него с состраданием, в котором не было ничего евангельского.
— Бедная Диана, — прошептала она. — Вот и любите после этого! Нет, решительно, вы, мужчины, все до одного себялюбцы.
— Прекрасно! — сказал Сен-Люк. — Вот приговор моей супруги.
— Себялюбец, я? — вскричал Бюсси. — Не потому ли, что я боюсь унизить мою любовь трусливым лицемерием?
— Ах, сударь, это всего лишь жалкий предлог, — сказала Жанна. — Если бы вы любили по-настоящему, вы боялись бы только одного унижения: что вас разлюбят.
— Золотые слова! — сказал Сен-Люк. — Раскрывайте-ка свой кошелек, мой милый.
— Но, сударыня, — возразил Бюсси голосом, дрожащим от любви, — есть жертвы, которые…
— Ни слова больше. Признайтесь, что вы уже не любите Диану, так будет достойнее для благородного человека.
При одной мысли об этом Бюсси побелел.
— Вы не осмеливаетесь сказать ей это?! Что ж, тогда я скажу сама!
— Сударыня, сударыня!
— Вы очень забавны, все вы, с вашими жертвами… А мы разве не приносим жертв? Как! Подвергаясь опасности быть зверски убитой этим тигром Монсоро, сохранить все супружеские права для любимого, проявив такие силу и волю, на которые были бы неспособны даже Самсон и Ганнибал; укротить это злобное детище Марса и впрячь его в колесницу господина триумфатора — это ли не геройство? О, клянусь вам, Диана просто великолепна, я бы и четверти того не смогла совершить, что она делает каждый день.
— Благодарю, — сказал Сен-Люк с таким благоговейным поклоном, что Жанна залилась смехом.
Бюсси был в нерешительности.
— И он еще думает! — воскликнула Жанна. — Он не падает на колени, не говорит “mea culpa”[55]!
— Вы правы, — сказал Бюсси, — я всего лишь мужчина, то есть существо несовершенное, стоящее ниже самой обыкновенной женщины.
— Радостно сознавать, — сказала Жанна, — что я вас убедила.
— Что мне делать? Приказывайте.
— Сейчас же отправляйтесь с визитом…
— К господину де Монсоро?
— Да что вы! Разве об этом речь? К Диане.
— Но, мне кажется, они не расстаются.
— Когда вы навещали, и столь часто, госпожу де Барбезье, разве возле нее не было все время той большой обезьяны, которая кусала вас из чувства ревности?
Бюсси расхохотался, Сен-Люк последовал его примеру, Жанна присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого трио привлек к окнам всех придворных, прогуливавшихся по галереям.
— Сударыня, — сказал наконец Бюсси, — я отправляюсь к господину де Монсоро. Прощайте.
На этом они расстались. Предварительно Бюсси попросил Сен-Люка никому не говорить о том, что он вызвал миньонов на поединок.
Затем он отправился к господину де Монсоро, которого застал в постели.
Граф встретил появление Бюсси радостными восклицаниями.
Реми только что пообещал ему, что не пройдет и трех недель, как его рана затянется.
Диана приложила палец к губам: это было ее условное приветствие.
Бюсси пришлось подробно рассказать графу о поручении, возложенном на него герцогом Анжуйским, о посещении двора, о недовольном виде короля и кислых физиономиях миньонов.
Бюсси так и сказал: “кислые физиономии”, чем очень развеселил Диану.
Монсоро при этих известиях задумался, попросил Бюсси наклониться и шепнул ему на ухо: