За гранью - Марк Энтони

В тот день, вернувшись в их покои, Фолкен снова и снова возвращался в расспросах к его действиям в момент разбивания руны, но Трэвис сам толком не понимал, каким образом ему удалось это сотворить. Возможно, свою роль сыграли эмоции: его переполнял безудержный гнев на властителей этого мира, на их ограниченность, тупость и преступную слепоту, на их ослиное упрямство и отказ воспринимать очевидные факты. Трэвис своими глазами видел клубящиеся над Имбрифейлом зловещие черные тучи, сражался с Бледными Призраками и фейдримом, ощущал ледяной холод железного сердца в рассеченной Грейс грудной клетке ночного убийцы. Да как они смели не верить! К тому же он вовсе не собирался ничего разбивать, а кулаком по столу врезал просто со злости — в конце концов, раз в жизни терпение может лопнуть у любого человека, даже самого смирного. Вот у него и лопнуло. А дальше все произошло само собой: как вспышка молнии или короткое замыкание. Попробуй остановить молнию…

На следующем заседании Совета Эминда потребовала голову Трэвиса на подносе. Хотя ее ненависть ко всему, связанному с рунами, была общеизвестна, некоторое время ему угрожала серьезная опасность. Выручил Бореас, справедливо заметивший, что, раз уж ее величество так печется о судьбе руны, разбитой в столе Совета, он требует заодно рассмотреть вопрос о другой разбитой руне — доставленной Фолкеном на открытие Совета Королей и представлявшей, по словам барда, одну из трех Рунных Печатей на створках Черных Врат Имбрифейла. Этот блестящий ход Бореаса заставил Эминду немедленно заткнуться и снять все претензии к Трэвису. Тот, кстати, и не подозревал об угрозе расстаться с головой, поскольку не присутствовал на заседании, и узнал обо всем только из рассказа Грейс, очень живо изобразившей побагровевшую и перекошенную от ярости физиономию эриданской владычицы, вынужденной молча проглотить оскорбление, чтобы не ослабить собственных позиций. Что ж, и в поражении иногда бывают светлые стороны…

Не отдав Трэвиса на растерзание на Совете, король Бореас в тот же день возжелал с ним побеседовать. Фолкен сам отвел его в королевские покои, предварительно наставив, как вести себя в присутствии его величества. Умом Трэвис понимал, что его выходка в зале Совета, во многом неожиданная для него самого, сыграла на руку Бореасу, но все равно здорово побаивался предстоящей аудиенции, наслушавшись рассказов о непредсказуемом характере короля Кейлавана. Когда дверь за ними захлопнулась и Трэвис предстал перед лицом монарха, он непроизвольно напрягся, стараясь не думать о том, услышат ли его крики снаружи, если Бореас со злости начнет рвать его в клочки своими ручищами.

К удивлению Трэвиса, встреча с его величеством началась вполне корректно. Кивнув в знак приветствия, король пригласил его сесть и предложил вина, начисто игнорируя при этом Фолкена, который оставался на ногах в продолжение всего разговора, по счастью, оказавшегося довольно коротким. В первую очередь Бореаса интересовало, приходилось ли Трэвису раньше разбивать руны и если да, то сколько именно.

Покончив с вопросами, король задумчиво уставился в пылающий в камине огонь и после долгой паузы изрек:

— Древняя легенда гласит, что Кейлаван не может пасть, пока руна мира в столе Совета остается связанной.

У Трэвиса отвисла челюсть. Уж не собирается ли Бореас обвинить его в том, что своими действиями он поставил под угрозу безопасность всего доминиона?

— Нет, Трэвис Уайлдер, — мягко сказал король, словно подслушав его мысли, — ты ни в чем не виноват. Да, Кейлавану грозят суровые испытания и беды. Но вовсе не потому, что ты разбил руну. Скорее наоборот: ты разбил руну, потому что Кейлаван в смертельной опасности! — Бореас тяжело вздохнул и поднял голову. — А теперь оставьте меня.

Следующие два дня Трэвис большую часть времени бродил в одиночестве по замку. Несмотря на единодушные протесты Рина и Фолкена, он твердо решил прекратить обучение у толкователей рун. Трэвис согласился пойти к ним в ученики с одной целью: научиться контролировать свою Силу. Но теперь, когда стало ясно, что у него ничего не получается, Трэвис не видел смысла в продолжении занятий. Для чего ему корпеть над свитками, изучая все новые и новые руны? Чтобы обрести еще большую мощь и в следующий раз сокрушить уже не только бесчувственный камень?

Не стану я этого делать, Джек. Не стану, хоть убей! Не знаю, зачем ты так со мной поступил, но не могу поверить, что ты хотел, чтобы я причинял вред людям.

Фолкен ужасно рассердился, когда Трэвис сообщил, что не собирается продолжать учебу, однако Мелия неожиданно встала на его сторону.

— Не дави на него, Фолкен, — сказала она. — Такие вещи каждый решает сам.

Трэвис поблагодарил ее красноречивым взглядом; волшебница рассеянно кивнула в ответ, задумчиво глядя в огонь. А потом он отправился странствовать по крепости, сам не зная, зачем это делает и что надеется найти. Тем не менее бесконечные блуждания по замковым коридорам и лестницам здорово помогли ему успокоиться и навести относительный порядок в царящем в голове сумбуре. Очень может быть, что именно этого, в преддверии приближающейся бури, Трэвису как раз и недоставало.

Однажды, выйдя во двор, он задумался и даже не заметил, как путь ему преградила сплошная стена зелени с каменной аркой входа посередине. Откуда-то изнутри доносился едва уловимый приятный аромат и слышалось журчание бегущей воды.

Трэвис собирался пройти мимо, но вдруг остановился и склонил голову набок, прислушиваясь. Ему показалось, будто кто-то позвал его по имени. Он снова прислушался, но больше ничего не смог разобрать, кроме шума ветра и отдаленного журчания ручья. Скорее всего Трэвису просто почудилось, но им внезапно овладело желание пройтись по саду. Поколебавшись мгновение, он прошел сквозь арочный проем и очутился внутри.

Несмотря на позднее время года и собачий холод, в саду нашлось несколько видов растений зеленых, даже зимой. Ни одного из них Трэвис не знал, что не помешало ему полюбоваться цепкими стеблями оплетающего стены плюща с жесткими глянцевитыми листочками и клумбами, сплошь засаженными какой-то вечнозеленой перистой травой. Снега в саду практически не было, под ногами шуршала сухая листва, сброшенная обнажившимися деревьями, чьи ветви словно сплетали над головой каркас незримого купола, защищающего этот уголок природы от стужи и создающего в нем особый микроклимат.

Выложенная плоскими камнями дорожка привела Трэвиса к обледеневшему фонтану, окруженному изумрудным моховым ковром с узором из крошечных белых цветов размером не больше снежинки. Это от них исходил привлекший его внимание восхитительный терпкий запах. Дорожка вела дальше, в глубь сада, и Трэвис не стал сопротивляться. Здесь было так спокойно, безмятежно, мирно…