Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это было, конечно, религиозное объяснение такого «везения» бооренвейгского флота. Сами они предпочитали думать, что хераупсам просто что-то особенно нравится в очертаниях и внешнем виде их кораблей, вот и продолжали искать новые формы, новые конструктивные решения. Они украшали свои суда устрашающими деревянными фигурами, пытались строить корабли некрасивыми или странными (в разумных пределах и не в ущерб мореходным качествам, конечно), наносили на паруса жуткие рисунки, придумали громко и страшно рычащее звуковое устройство для отпугивания... Чего только не делали, как только не извращались, все способы перебрали! Всё тщетно. Мастера-кораблестроители у них были искусные, да вот только всё их мастерство не помогало флоту Бооренвейга отделаться от влюблённых в него морских созданий. Мысль, что не в кораблях дело, а в самих бооренвейгцах, была слишком уж неудобной... Ну конечно, проще же корабли по-другому построить, чем что-то в себе изменить.
Можно сказать, Силлегские острова были своего рода реликтовой землёй, напоминавшей о том, какой в древнюю и более светлую, благословенную эпоху была вся Навь. Сейчас она вышла из эры тьмы и упадка духовности, начала понемногу возвращаться к былым ценностям, но пока в полной мере не обрела тот вид, какой был ей когда-то присущ. Чтобы вся Навь уподобилась Силлегским островам — до этого ей предстояло ещё трудиться и трудиться. Прежде всего, в духовном смысле.
Наконец Эвельгер пришёл к Онирис во сне и сообщил радостное известие: скоро они будут дома — буквально через несколько дней. В этот раз она уже сама его поцеловала, и его глаза стали такими пристально-нежными, серьёзными, сияющими, что сердце её заколотилось.
«Драгоценная моя госпожа Онирис», — прошептал он, и его руки осторожно и почтительно обняли её стан.
Встреча их оказалась недолгой, Онирис не успела расспросить его об Эллейв. Вероятно, его что-то отвлекло и разбудило. Повторно, чтобы сообщить более точное время прибытия, он не пришёл, и семья не знала, когда им идти встречать корабли. Ниэльм ожидал с радостным волнением, а Онирис глодала изнутри тревога.
Утром, когда семья садилась завтракать, у ворот дома остановилась повозка. С сильно бьющимся сердцем Онирис вскочила из-за стола и бросилась во двор. Из повозки первым вышел Эвельгер; Онирис с волнением ждала появления Эллейв, но вместо неё показался какой-то незнакомый одноглазый капитан. Колени ослабели и задрожали, нутро заливало волной мертвящего холода, а Эвельгер шёл к Онирис по дорожке, не сводя с неё серьёзных и суровых глаз. С каждым его шагом, с каждым бликом его начищенных сапог сердце мертвело, обращаясь в съёжившийся комочек обмороженной плоти.
Остановившись перед Онирис, Эвельгер сперва, как всегда, церемонно склонился в поцелуе над её рукой, а потом промолвил тихо и невесело:
— Госпожа Онирис, милая... Ты надеялась на меня, уповала на мою поддержку... Увы, плохим я оказался другом для Эллейв, не смог её уберечь...
— Что? — сипло и сдавленно прохрипела Онирис, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Сад завертелся, зашептал, заколыхался, горестно звеня: «Эллейв, Эллейв... Самый родной на свете волк...» Онирис уже не почувствовала, как Эвельгер подхватил её, падающую, на руки, и не слышала, как одноглазый капитан, качая головой, сказал:
— Дружище, не в обиду тебе будет сказано, но сообщать серьёзные новости дамам — явно не твой конёк.
Пришла Онирис в себя на диванчике в гостиной. Вокруг столпились взволнованные домочадцы, а Эвельгер, уже без шляпы, с гладкой сверкающей головой, сидел рядом и с сокрушённым, виноватым видом покрывал поцелуями её руки.
— Госпожа Онирис, бесценная моя... Прости меня, косноязычного! Реттлинг прав, я не силён в произнесении речей... Моя неуклюжая попытка сообщить тебе не слишком весёлое известие была истолкована тобой превратно... Госпожа Онирис, Эллейв жива! А не уберёг я её от получения увечья, увы. Это я и пытался тебе сообщить.
Обморочный холод медленно отступал, кровь согревалась, а похолодевшие руки Онирис грел Эвельгер своими ладонями и губами.
— Увечье? — хрипло пробормотала она. — Что с ней?
— На обратном пути мы подверглись нападению хераупса, — сказал Эвельгер. — В попытке отбиться от него Эллейв довелось побывать у него в желудке, но благодаря её неслыханной отваге и ловкости, а также подарку Йеанн ей удалось вспороть брюхо чудовища изнутри и освободиться. К сожалению, её левая рука получила непоправимые повреждения желудочной кислотой, и пришлось её отнять намного выше локтя.
— Где она, почему не с вами? Почему не поехала домой?! — вскричала Онирис, садясь.
— Она предпочла остановиться у меня, а нас отправила сообщить вам и подготовить вас, — ответил Эвельгер. — В целом самочувствие у неё удовлетворительное, но ей трудно показаться перед родными в её нынешнем виде. Отчасти пострадало и лицо, но не слишком сильно, мне удалось уменьшить последствия ожогов.
Онирис потребовалось выпить чашку отвара тэи, чтобы немного прийти в себя. После этого она воскликнула:
— Эллейв следовало ехать прямо домой! Неужели она думает, что нас смутят её раны и увечья?! Здесь её любят и ждут, тревожатся о ней! Здесь — её дом, здесь её примут любой! Хоть всю с головы до ног покрытую шрамами, хоть без рук и ног! Любую!
Под конец её голос дрогнул, а на глазах выступили слёзы. Платочка не нашлось, и дядюшка Роогдрейм, у которого всегда при себе имелась куча платочков, рассованная по всем карманам, заботливо и предупредительно подал ей один из своих. Расчувствоваться он мог в любой миг, потому и носил с собой стратегический запас. Вот и сейчас он одновременно с Онирис вытирал намокшие глаза и громко трубил носом, приложив к нему большой белый платок.
— Я пытался убедить её примерно такими же доводами, госпожа Онирис, — сказал Эвельгер. — Но она предпочла поступить именно так... Сейчас она у меня, отдыхает. Глаза Волчицы мы уже передали жрицам в храме, они знают, что с ними нужно делать.
— М-да, учудили вы с Эллейв, — укоризненно покачал головой Арнуг. — Вместо того чтобы, как ты изволил выразиться, подготовить Онирис, перепугали её...
— Кляну свою косноязычность! — сокрушённо вздохнул Эвельгер. — Плохой из меня получился вестник, признаю. По дороге я долго думал, вертел в голове разные слова, но так и не подобрал нужных. Ещё раз прошу простить меня.
