Звезда Аделаида - 2 - GrayOwl

По крайней мере сейчас.

Ведь, как только они с Гарри перенесутся в… «своё» время, к тому тотчас вернутся все былые, многочисленные умения и навыки - от простейших, которыми они занимались сейчас, до сложных боевых приёмов ведения магической дуэли и битвы, в целом ориентированной на себя самого, как ключевую фигуру, как Избранного, как будущего либо мертвеца, либо Героя. А для этого нужно знать и уметь, поверьте, много.

Профессор даже предполагал, что они оба забудут всё, что было с ними… здесь и сейчас. Конечно, просто отлично, если Гарри, на его счастье, удастся забыть годы унизительного, изнуряющего, бессмысленного, животного рабства без единой светлой мысли, кроме как о «жрачке» и сне. Даже не об одиноком онанировании в лесу - маленьким ещё был, хотя лет в десять-двенадцать мальчишки и начинают распускать ручонки. Но Северус со страхом думал об ином - Гарри Поттер забудет и своё очевидное увлечение им, Севом, так импонирующее ему. Снейп предполагал, что о нём, увлечении, даже любви, правда, пока практически невинной, почти платонической, чистой, мистер Поттер забудет наверняка и в одночасье, а это означает только одно - ему, Севу, ни в коем случае нельзя форсировать их отношения в «этом» времени, не допуская непосредственного гомосексуального акта. Хотя и «голубую» любовь, накрепко связанную со страстью к названному брату и собственному предку - станет Квотриус ещё предком, станет обязательно! - Северус не почитал нечистой, запретной или ущербной.

В присутствии Северуса, просто и заботливо обучающего его какому-нибудь заклинанию или читающему красивым, бархатистым голосом по памяти «Короля Лира» какого-то дивного маггла Шекспира, Гарри охватывала непонятная нервная дрожь, волоски на всём теле приподнимались. Даже длинные волосы, уже промытые от вшей и гнид и шелковистые, теперь не топорщащиеся в «птичье гнездо», но ладно облегающие голову, шевелились у корней, и сердце колотилось в груди, как пойманная в силок диковинная именно, что певчая птица, стремящаяся вырваться на желанную волю - прямиком к любимому Северусу в его неширокую, но такую желанную, как и всё тело, грудь.

Гарри уже почти сносно освоил высокий штиль английской словесности, но с большим трудом осваивал латынь, поэтому Снейп, в котором вновь постепенно проснулись преподавательские потребности, общался с Поттером исключительно на этом, не до конца понятном Гарри, языке. Северус ждал, ждал, находился в постоянном ожидании настоящего чуда, хоть и будет горька его одинокая судьба в веке двадцать первом, когда же Поттер придумает план их вызволения из этого времени в своё. Так надеялся на Гарри, что сблизился с ним настолько, насколько позволяли правила приличия между наставником и учеником, порою забывая вечерние жаркие поцелуи, теперь обоюдные и от того более сладкие, от которых душа Северуса пела на неведомых даже ему прекрасных языках, тесные объятия и обязательную влагу от излившегося семени Гарри на своей шерстяной тунике из тонкого, спряженного только самыми многознающими рабынями мягкого руна. А Мастер Зелий теперь носил только такие, иногда по две сразу.

Северус даже снизошёл однажды до семейной трапезы, в ходе коей поведал «родне» о будто бы благородном происхождении своего гостя, четыре года тому попавшему к агрессивным варварам гвасинг и потому пробывшему у них в качестве раба, и что тот от непосильной работы и дикого окружения запамятовал звучание родной речи. Мол, взяли-то его ещё несовершеннолетним юношей. Таким нехитрым образом Снейп скостил Гарри годик, выдав его за ровесника Квотриуса - любимого сына Малефиция от любимой женщины и ненавидимого за происхождение и почёт, ему оказываемый в доме её достойного и высокорожденного «сына», оскорблённой этим мачехой. Зачем Господин дома Снепиус Северус уменьшил разницу в возрасте между возлюбленным, хоть и названным, братом и не менее любимым Поттером, он и сам не знал. А зачем-то ведь это было нужно, но Снейп напрочь забыл причину такого своего поведения.

Гарри водили смывать грязь в термы шесть раз - шесть дней подряд, и он всё никак не мог нарадоваться тому ощущению свежести и чистоты, что подарили ему эти дни. По дороге Гарри, по рассказам рабов, расспрашиваемых удивлённым и немного расстроенным Господином дома с превеликим, непонятным людям-без-душ тщанием, по сторонам не глядел, ничему не изумлялся, но вот бояться… сильно боялся - и людей, и телег колонов, об эту пору лихо разъезжавших по городу, и торжища, и даже самих терм.

В раздевалке, судя по собственному рассказу под прицельным допросом Северуса, он не сразу понял, зачем вокруг столько голых или полуодетых, необутых ромеев - патрициев, взрослых совсем, но неженатых, ведь они не были обрезаны, как и Гарри. И что вообще здесь нужно делать, он не знал, а вход сопровождающим рабам в термы был заказан. За этим следил цензор, сбирающий плату с посетителей достойного и излюбленного заведения, где можно и помыться с удовольствием, и обсудить городские новости, и ещё… кое-чем приятным заняться, чтобы их матроны не упрекали супругов за не то, чтобы незаконную, но неприятную им, целомудренным супругам, связь с мужчинами.

… По ночам, глядя в свете почти полной луны на спящего Северуса, Гарри чувствовал, что очень ждёт, когда его любимый даст ему баранью лопатку. Его вовсе не смущала гомосексуальность его любви, что он влюблён больше жизни в мужчину - Поттер был настолько неиспорчен, что не подозревал о её греховной сути, не видя ни одного полового акта, состоявшегося бы между двумя мужчинами.

… И однажды он лопатку таки получил. За трапезой.

Рабы отрезали от оставшегося после семейной ранней трапезы остова барана именно лопатку, одну из самых костлявых частей барана, и подготовили её, из вредности обрезав с неё практически всё мясо, специально для подачи назойливому, сующему нос куда попало, как не пристало себя вести высокорожденному патрицию - драгоценному, опекаемому, как ягнёнок, Господином дома, гостю сего Господина. Так далеко зашла их месть, что они даже не побоялись наказания у столба. А с чего бы этот Гарольдус с неромейским, но и не их рабским именем, рыскал по их задымлённой, закопчённой кухне, мешая готовить яства для господской трапезы, высматривая и вынюхивая что-то и всматриваясь в обычные предметы поварской утвари, как в некое невиданное чудо? Ну, ножи, чарки разного размера и формы, большие блюда для мяса, маленькие широкие стаканчики для специй, глубокие тарелки для протёртой пареной репы, праздничные - для риса с обязательными в доме Снепиусов добавками - морковью, луком и заморским изюмом - виноградом сушёным.

Вообще любопытный Гарри обследовал оба коридора - верхний и нижний, облазил свою опочивальню и содержимое всех сундуков, довольно скудное, но кажущееся Поттеру каким-то ненастоящим, из-снов, снов о счастье иметь своё место-для-спанья, как он называл своё ложе, иногда, в отсутствие Снейпа, говоря от нечего делать сам с собою, чтобы не забыть звука своего голоса, рано или поздно сбиваясь на язык Истинных Людей и свои, надеваемые иногда по слову Северуса, всё новые и новые прекраснейшие одежды, как у высокорожденных ромеев. Прежние же возвращались к нему предельно, небывало чистыми и гладкими - то трудились рабыни - прачки и гладильщицы, последние - тяжёлыми, не в подъём, какими чугунными утюгами.