Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

Добавила задумчиво:

– Но все равно я очень долго к нормальной жизни привыкала. Только представь: в девять лет впервые увидела холодильник, микроволновку, машину стиральную! В десять мама меня на море вывезла, а я в слезы. Она меня купаться ведет, а я боюсь, что сейчас топить будет. Как старшие девчонки делали – совали головой под кран с водой и вдохнуть не давали. Мама даже обиделась тогда, но я ничего с собой поделать не могла. Глубины боялась, плескалась на мелководье. И до сих пор море обожаю безумно, но далеко не заплываю.

Усмехнулась вымученно:

– Мне потом в институте объяснили: травмы из детства ничем не вылечишь.

А Михаилу вдруг вспомнилось: ему четырнадцать. Все парни в классе обязательно умеют делать что-то полезное. Драться, смешить девчонок, хохмить над учителями, завывать рэп. И только он один не способен ни на что. Лишь подает надежды. Да в чем?! В бесполезной, скучной, никому не нужной физике.

– Я привезу твоим детям подарки, – твердо произнес Михаил.

– Вы врете, – бесхитростно отозвалась девчушка. И немедленно смутилась, забормотала: – Ой, я не хотела вас обижать, извините.

Раскраснелась, нос почему-то побелел, губу прикусила. Никакого сравнения с Настиной ослепительной, хорошо поставленной улыбкой.

«Зато уж эта на мои деньги бизнес-классом за границу не полетит», – усмехнулся про себя Михаил. И спросил:

– Как тебя звать?

– Нина Васильевна, – серьезно отозвалась она. Смутилась, улыбнулась, добавила: – А прозвище – Кнопка. Дети придумали. Потому что нос курносый и я на него давить разрешаю. А чего? Пусть давят. Мне не жаль.

– И мне можно? – Томский ожег ее взглядом.

Дивчина не растерялась:

– Подарки привезете – и хоть сто раз!

Михаил сначала думал: нанять «газель» да и отправить ее в детдом. Зачем ему нужно тратить собственное время, дежурно улыбаться, когда в благодарностях рассыпаться начнут?

Но подметил, какими глазами шофер грузовичка смотрел на три десятка детских велосипедов из хорошего спортивного магазина, и решил отвезти подарки сам. Заодно и Кнопку (прозвище смешной детдомовке очень подходило) повидает.

Позвонил, предупредил:

– Приеду сегодня. Пусть бухгалтерия бумаги готовит. Потом лично проверю, чтобы все на балансе оказалось. И директора предупреди: я по детдому пройду. Сам посмотрю, что вам еще надо.

– Ой, Мишенька… – растроганно пробормотала Кнопка. И добавила с удивлением: – И правда не наврал!

Когда Насте что-то от него было надо, она тоже звала его уменьшительным именем. (Чем дороже хотела подарок, тем ласковее прозвища придумывала.) Но сроду не удавалось ей вложить в простенького Мишеньку столько восторга. А ведь он лично Кнопке не вез ничего. Остановиться, купить хотя бы цветов? Совсем глупо.

Впрочем, весь его сегодняшний день – сплошное недоразумение. Вместо того чтобы работать над новой игрушкой, сбежал из офиса. Отправился в магазин, вдумчиво, будто себе, выбирал велосипеды. И платил с личной карточки. Хотя Сева сто раз ему говорил, что благотворительность надо со счета фирмы проводить. И обязательно под это дело пресс-конференцию, журналистов подогнать – чтобы не просто деньги спускать, а формировать попутно благоприятный имидж.

«Ладно, – усмешливо подумал Михаил. – Будем считать капризом гения».

…Кнопка – с посиневшим носиком – встретила машины у съезда с шоссе, отчаянно замахала руками. Впрыгнула в его «Линкольн» – Томского сразу волной холода накрыло.

– Ты чего такая замерзшая? – удивился Михаил.

– Ч-ч-час тут стою.

– Зачем?!

– А в‑в-вдруг бы в‑в-вы поворот пропустили?

– Слушай, ты всегда такая гиперответственная?

Кнопка дерзко взглянула ему в глаза:

– Не-а. Только с вами. Стараюсь зацепить вас покрепче.

– Чего?!

– Да с мужиками у нас беда, – вздохнула она. – Воспитатели все женщины, и волонтеры тоже, один физрук мужчина был, и тот уволился. А только у меня в классе – десять мальчишек. С кого им пример брать? Вчера велела игрушку разобрать отверткой. И поменять батарейки. Смешно сказать: почти час возились!

– Ты хочешь предложить мне вакансию? – усмехнулся он.

– Не издевайтесь, – вздохнула девушка. – Зарплата у трудовика – пять шестьсот, а нагрузка – тридцать часов в неделю.

Взглянула строго и добавила:

– Да и деньги вам не нужны. Поэтому будете волонтером.

– Это приказ?

– Ну, вы сказали! Как я могу вам приказывать? Но попросить хотела. У нас на сегодня поход запланирован. Пожалуйста! Пойдемте с нами!

– Как ты сказала?

– Ну, подумаешь, маленькая прогулочка по лесу! Зато знаете, как это для моих мальчишек важно?! Ни с какими дорогими подарками не сравнится.

Час от часу не легче!

И почему он не может просто ее послать? Нет, зачем-то начал оправдываться, бормотать:

– Минус восемнадцать. А у меня ботинки офисные.

– Да ну, ерунда! Я бушлат дам, валенки! И делать вам ничего не надо будет. В лесу ориентироваться, дрова собрать, костер развести – я все это и сама умею. Вы только идите впереди, вожаком, и не нойте. Ну, и не напивайтесь.

Михаил расхохотался:

– Кнопочка моя милая! Мне на работу надо.

– Да ладно, я ведь вижу: вы сам себе хозяин. Ну, что вы такой аморфный?! Решайтесь скорее! Совершите необычный, смелый, очень мужской поступок! Грузовики-то с подарками мы уже видели, спонсоры иногда наезжают. А вот в поход с нами никто еще не ходил!

Сколько раз за время этой странной прогулки он проклял собственный мягкосердечный характер? Раз десять, не меньше.

Может, детдомовцы и мечтали – о вожаке стаи, мужчине, но столичного пижона восприняли в штыки. На Михаила едва взглянули, а на Кнопку налетели с претензиями:

– Нин Васильевна, что вы за тело нашли? С нами в поход?! Да он сдохнет через километр, на себе тащить будем!

И ржут.

Ответить бы остроумно, громко, но держать аудиторию Михаил не умел, вместо него всегда говорил Сева. А сейчас его крошечная Кнопка защищала.

Возглавлять колонну оказалось тяжело. Тропинка усыпана снегом, ноги, с непривычки к прогулкам, сразу заныли, глаза, несмотря на изрядный мороз, заливал пот, дыхание то и дело сбивалось. Зато мальчишки малость оттаяли, снисходительно покрикивали:

– Давай-давай, буржуй! Не тормози, шевели копытцами!

Поход организован был бестолково (да и чего другого ждать от детдомовских пацанов и от женщины?). До лесного озера – куда собирались попасть изначально и где якобы имелись избушка и сухие дрова – не дошли, начало быстро темнеть. Привал устроили на полдороге, костер разжигали минимум полчаса, термос с горячим чаем оказался единственным на всю компанию, вода в бутылках замерзла, и котелка, чтобы ее растопить, не имелось.

Кнопка изо всех сил старалась руководить и направлять, Михаил, по мере сил, помогал. Но все без исключения парни промочили ноги, один вообще провалился в болото, другой налетел лицом на сучок и едва не выколол себе глаз, третий беспрестанно хныкал, шли медленно, разбредались. Даже у невозмутимой Кнопки звенели в голосе истерические нотки, а у Михаила руки то и дело сжимались в кулаки. Самый вредный, огненно-рыжий детдомовец по имени Тимофей, это заметил, всю обратную дорогу подначивал Михаила:

– Чего смотришь? Лучше ударь! Сразу полегчает!

– Можно я ему, правда, врежу? – тихонько спросил Томский у Нины Васильевны.

Ожидал, что возмутится: «Как ты можешь?»

Однако Кнопка пожала плечами:

– Можно и врезать. Они иначе не понимают.

А потом беспомощно улыбнулась:

– Сама часто не знаю, как с ними себя вести… Я по темпераменту интроверт, мне с детьми работать тяжело.

– А зачем тогда мучаешься? – удивился Михаил.

– Ну, я пыталась вам объяснить, – вздохнула она. – Вроде как око за око. Мне сделали добро, вытащили отсюда – и я тоже хочу помочь. Только без толку это. Все равно мальчишки – пока живут в казенном доме – будут всех ненавидеть. И вас, и меня. Как бы мы ни старались! Вот если бы усыновить кого-то из них… Хотя бы Тимку этого колючего. Но кто мне разрешит?

– Глупая ты. И… и замечательная, – вдруг вырвалось у него.

Она взглянула ему в глаза, виновато произнесла:

– А вы из-за меня, по-моему, нос отморозили. Можно я вам его снегом потру?

– Эх ты, походница, – упрекнул он. – Не знаешь, что ли? От снега только хуже будет. Ничего, сам оттает. Мы уже почти пришли.

Стояли синие морозные сумерки. Впереди несколькими неприветливыми окошками встречало их бревенчатое строение, для которого совсем не подходило слово дом.