Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

– Себя в виду имеешь, свиненок? – жестко бросила девушка.

И снова Акимов решил не обижаться. Отозвался спокойно:

– Ну, я – вариант бесперспективный. А вот Мишка Томский из тебя бы принцессу сделал. Он теперь звезда, миллионер.

– Мишка? – фыркнула Настя. – Миллионер?! И давно?

– Да с тех пор, как у любого нормального человека – компьютер. А Томский в программировании гений.

– И чего он уже напрограммировал? – Девушка неприкрыто заинтересовалась.

– Ишь, какая хитрая, – улыбнулся Акимов. – Сразу готовенького тебе подавай. Фильм смотрела? Генерала сначала вырастить нужно. Пойдем, расскажу как.

По-хозяйски подхватил красавицу под руку. Привел в кафе. Взял бутылку мартини. И начал рекламную кампанию.

Что такие, как Мишка, раз в сто лет рождаются. «Но за гениальным мужчиной всегда стоит сильная женщина, хоть Сальвадора Дали возьми с его Галой, хоть Булгакова с Еленой Сергеевной. А у Томского музы нету. Потому и стимула не имеется – заниматься выгодным делом».

– Некого ему розами осыпать, вот и тратит природный ресурс не на программирование, а на дурацкую физику.

Настя быстро захмелела. Оперла голову на руку, хихикнула:

– А я думала, Томский – он вообще импотент. Ну, или педик. Вечно с ним ходите чуть не в обнимку.

До чего хотелось Севе вмазать красавице во второй глаз! Однако удержался, сказал спокойно:

– Нет, Настенька. Томский – мужчина очень даже традиционной ориентации. Но он – как спящая красавица. Прежде чем пользоваться, разбудить надо. Влюбить в себя. И тогда он для тебя горы свернет.

– Что-то как-то все слишком сложно…

– А ты попробуй! – усмехнулся Акимов. – Спутника жизни у тебя, я так понял, временно не имеется. Вот и поставь эксперимент. Спорю на стольник баксов, что через два месяца тебе Томский бриллиант подарит. Минимум в два карата.

– Ой, какой ты болтун, Сева! – фыркнула девушка. – Знаешь, сколько те два карата стоят? Да и у тебя – откуда сто долларов?

Но все-таки ударили по рукам.

Сева боялся: на следующий день Настена, после бутылки «Мартини», ничего и не вспомнит.

Но девушка оказалась ответственной. Уже в полдень Томскому позвонила. Ласково попросила прийти и помочь разобраться с бестолковым «Лексиконом».

Гений в тот момент корпел над очередной теоремой и только буркнул:

– Севку проси, мне некогда!

Но Настя проявила настойчивость. Сева, со своей стороны, тоже поучаствовал. Заставил Томского сходить в душ. Погладил ему рубашку. Даже лохмы волос кое-как подстриг. Впрочем, почти не сомневался, что гений сбежит от Настюши уже через полчаса.

Однако Мишка вернулся лишь к полуночи. И в глазах его – еще с утра скучных, вялых – огонек блестел яркий, счастливый, дьявольский.

Посмотрел на Севу глазами полного олуха:

– Представляешь? Она хочет сходить со мной в театр!!! В «Большой», на «Жизель».

– Если партер, то минимум две стипендии, – мгновенно отозвался Акимов. – За один билетик. Плюс буфет, цветы…

– И костюма у меня нет, – пробормотал Томский.

– Да у тебя ничего нет, – хмыкнул Сева. – А красивые девки все хищницы. Сначала театр. Потом шубу потребует. Дальше – особняк. Ну ее в болото!

«Сдрейфит? Сдастся?»

– Но она такая… такая… – Технарь Томский тщетно силился подобрать эпитет.

– Она – женщина для богатого, – назидательно молвил Сева. – Выкинь ее из своей гениальной башки.

– Нет, – помотал головой друг. И прищурился: – Сколько, ты говоришь, этот чайник Пажитнов получил за свой «Тетрис»?

– Да ну, о чем ты? Компьютерные игрушки – это ведь жуткий примитив! – горячо молвил Сева. – Ты создан не для них. А для чистой науки.

– Заткнись, – со счастливым лицом отозвался Томский.

…А через два месяца Настя выдала Акимову сто пятьдесят долларов.

Тот попытался вернуть ей полтинник:

– Забыла? Мы на сотню поспорили.

– Все я помню, – хихикнула девушка. – Но решила поступить математически. Бриллиант оказался в три карата, а не в два. Пять зеленых кусков стоит!

Что ж. Дурак – он и есть дурак. Почти весь свой гонорар на бабу спустил.

Впрочем, Мишкина широкая натура Севе была только на руку.

Миша Томский никогда не надеялся, что с ним будет жить женщина-совершенство.

В школе однажды попробовал объяснить про евклидово пространство самой красивой в классе девчонке.

Принцесса с колдовскими русалочьими глазами слушала внимательно. И даже похвалила Евклида за красивый афоризм: «К геометрии нет царской дороги». А к Томскому на следующий день подошли двое бугаев. Популярно объяснили ботанику, что его место – «последнее, возле параши». На память о разговоре у Миши остался глубокий шрам над бровью.

Впредь он общался лишь с теми девчонками, кто «свои парни», – в МИФИ подобных хватало.

И когда в его жизнь опять вошла красавица, очень долго ждал от нее обмана, подвоха. Что Настенька посмеется да бросит. Натравит на него очередных бугаев. Окажется глупой. Станет ему докучать. Тянуть деньги. Раздражать.

Однако лапонька оказалась не только телом прекрасной – еще и душою само совершенство. Никогда ничего не просила (бриллианты он сам дарил). Вела хозяйство, держала себя в форме. Постоянно повторяла: «Ты умный, ты скоро добьешься успехов – просто неописуемых!»

Поспорили единственный раз: когда Михаила позвали на работу в корпорацию «Microsoft», а он отказался.

– Но почему? – искренне удивилась Настенька.

– Не хочу институт бросать. У меня докторская, студенты…

– Зачем тебе диссертация? – Она прижалась к нему. – Ты и так гений.

Он не стал объяснять, что фундаментальную физику невозможно освоить по наитию. А если начнешь работать на американцев, времени сидеть в библиотеке не останется. Крепко стиснул милую в объятиях:

– «Microsoft» – это клетка. Пусть золотая. То ли дело наша с Севой маленькая, но перспективная фирма.

– Вы процветаете, пока кризиса нет, – проявила здравомыслие девушка.

– Не волнуйся. – Томский чмокнул ее в очаровательный носик. – Сама говоришь: у меня мегамозг. Не пропадем. Даже в кризис.

Будь Томский один – он по-прежнему занимался бы тем, что нравилось. Писал докторскую, преподавал. Питался бы хлебом, запивал кефиром. Но (коли встречает тебя по вечерам самая прекрасная в мире женщина) приходилось ей обеспечивать: дорогой фитнес-клуб, путешествия, обновки. А на все это физикой не заработаешь. Но отвлекался ради Насти в охотку. Счастье, ему придумать бестолковую компьютерную игрушку нетрудно. И сочинить скучную до зубной боли бухгалтерскую программу – занимает всего лишь вечер.

Настенька мягенько, будто кошечка, пыталась его подталкивать в сторону светской жизни.

Кое в чем преуспела. Они жили на Рублевке, недалеко от Москвы – снимали в Барвихе дом, на участке с ландшафтным дизайном, вековыми соснами и бассейном. Оба ездили на хороших машинах. Изредка Михаил покорно сопровождал Настю на премьерах и тусовках – в жестком, отглаженном костюме и шелковом галстуке. А сидеть у камина, пить виски, курить сигары его даже заставлять не надо было.

Но приручить лесного зверя не удается никому. Томский по-прежнему комфортнее всего себя чувствовал один, в бардаке и безмолвии кабинета. Растянутые верные треники выбросить не давал. Привычки тоже сохранил плебейские. Чай (особенно если работал) прихлебывал с громким чмоканьем. Ногти грыз. А лощеным супермаркетам, куда водила его Настя, предпочитал забытый богом рыночек в стороне от правительственной трассы. Специально по дороге домой сворачивал с Рублевского шоссе на плохонькую дорогу и делал крюк в десять километров.

Считал, именно на том базарчике – настоящая модель России. Свежесть имеет привкус гнили. Улыбка всегда готова взорваться скандалом. А то, что натурально и вкусно, обязательно при этом убогое, кособокое, грязное.

Михаил покупал у бабулек свеколку, капусту домашнюю, квашеную. Слабенькие парниковые огурцы, зеленый лучок. Сметанку, молоко. (Настя очень сердилась, что пьет его Михаил не кипяченым. Упоминала сальмонеллез и еще какие-то страсти.)

Томского – оригинала на «Линкольне» – на рыночке знали, любили. Предлагали товары наперебой. А ему частенько становилось стыдно за собственную успешность, благополучность. И хотелось каждой старушке в штопаных одежонках подкинуть деньжат. Не за товары – просто так.

Но он сдерживал глупые порывы – спасибо Севке.

Друг (а теперь и партнер по бизнесу) всегда учил: «Деньги, брат, раздать – дело нехитрое, любой сможет. Но как сделать, чтобы тебе потом на шею не сели?»