Корсары Ивана Грозного - Константин Бадигин

— Странно, что московский князь терпит возле себя такого богатого человека.

— Великий князь, ваше величество, понимает, что, уничтожив Строганова, он срубил бы сук, на котором сидит. Аника Строганов добывает медь и железо, у него отличные мастера. В придачу ко всему, он крупный судовладелец.

— Жаль, что такие люди появились у московского князя, а не у нас.

— Род Строгановых, ваше величество, известен в Московском государстве еще в четырнадцатом веке… А сейчас с открытием русской торговли в Нарве Строгановы разбогатели еще больше.

— Хорошо, спасибо тебе, пан гетман… А теперь выпьем. — Король поднял кубок. — Я пью за успехи нашего оружия на море, за то, чтобы Нарва превратилась в огромную мышеловку для тех, кто повезет свои товары московитам.

— А я, ваше величество, — воскликнул виленский воевода Радзивилл, — пью за нового московского князя Владимира Андреевича Старицкого!

— Ты прав, мой дорогой. Это самое главное… А теперь, друзья мои, не грех отдохнуть. Проводи меня в постель, пан воевода.

Глава седьмая. «ЛУЧШЕ ПИТАТЬСЯ КРОВЬЮ НЕПРИЯТЕЛЯ, НЕЖЕЛИ ПИТАТЬ ЕГО СВОЕЙ…»

У впадения реки Наровы в море стоит русская крепость. Она закрывает устье реки от вражеских кораблей. Крепость ставили по царскому указу из столетней лиственницы лет десять назад дьяк Иван Выродков вместе с дьяконом Петром Петровым. Дьяки поставили ее крепко и надежно. Ни один вражеский корабль не мог проскочить с моря в реку мимо дальнобойных пушек крепости.

Но не только пушки охраняли город Нарву от врагов. Поперек речного стержня уложены три ряда дубовых стволов толщиной в два обхвата. На стволах набиты двухаршинные железные штыри. Каждый ствол в ряду креплен с другими тяжелыми железными цепями.

Однажды вражеский кормщик, пользуясь темнотой, задумал проникнуть в реку. Но, напоровшись на железные штыри, корабль разорвал свое днище и затонул…

Шел 1568 год. В июле, в канун праздника пророка Ильи, погода стояла ведренная. Ветер расчистил морские дали, на небе показалось летнее солнце.

Федор Рыжиков, начальник морской стражи, молодой жилистый мужик, уже час как сидел на северной башне и пристально разглядывал раскинувшееся перед ним взморье. Солнце сквозь теплый суконный кафтан стало пригревать ему спину. Куда ни глянь — всюду желтел песок, покрытый жесткой травой, кустарником и низкорослой сосной, а за леском открывалось зеленоватое море.

Река Нарова медленно катила холодные воды к морю. Еще раз взглянув на морской горизонт, Федор Рыжиков заметил чуть видную темную точку. Точка, все увеличиваясь, превратилась в корабль, приближавшийся к берегу.

Вскоре корабль подошел к крепости на пушечный выстрел, и Федор Рыжиков заметил сломанную переднюю мачту, лежавшую на палубе. С уцелевшей мачты кто-то махал белым полотнищем. Вскоре над бортом корабля взвился легкий дымок, раздался выстрел.

«На помощь призывает», — подумал Федор и послал дозорного к воеводе сказать про корабль.

Худой и низкорослый воевода, боярский сын Тимофей Сбитнев, долго разглядывал подошедший корабль. Воевода был неказист собой. Кафтан казался на нем будто с чужого плеча.

— Ну-ка, Федор, выходи в море на большой лодке, узнай, что у них за беда… Да с осторожкой, пусть ребята оружными идут, — добавил воевода.

Федор Рыжиков мигом спустился с крепостных стен на пристань. Тремя гулкими ударами всполошного колокола он вызвал своих молодцов.

Воевода Тимофей Сбитнев с довольной усмешкой наблюдал за быстроходной лодкой. Оторвавшись от пристани, разгоняемая сильными ударами весел, она птицей вылетела на реку Нарову.

Воевода видел, как на ее мачте забелел парус, развернулся, затрепетал на ветру. Лодка сразу прибавила ход и понеслась к неподвижному кораблю.

Подошедший с моря корабль был небольшой двухмачтовой посудиной, из города Данцига под названием «Двенадцать апостолов».

Федор Рыжиков заметил следы от ржавых ручейков, сбегавших с палубы по крутому борту, и подумал, что на палубе пролили краску. Но, поднявшись на корабль, он понял, что ошибся. Семнадцать мертвых тел со страшными ранами лежали на желтых досках, заливая палубу кровью.

Прислонившись спиной к уцелевшей мачте, сидел раненый с небольшой пищалью в руках. Высокий худой человек, похожий по одежде на кормщика, стоял на кормовой надстройке. Одной рукой он ухватился за ванты, в другой держал белое полотнище.

— Что здесь произошло? — строго спросил начальник морской стражи по-немецки.

— Две недели назад мы, датские мореходы, вышли из города Нарвы в Копенгаген, — ответил высокий. — На нас напали морские разбойники. Из восьми кораблей шесть они захватили со всем грузом и людьми, а два утопили… Меня, Карстена Роде, кормщика и купца, и моих товарищей с потопленного корабля «Три короны» разбойники взяли в плен ради выкупа. Связанных по рукам и ногам они бросили нас в трюм.

Кормщик Карстен Роде медленно сошел с кормы на палубу. Не имея больше опоры в руках, он пошатнулся и чуть было не упал.

Федор Рыжиков вовремя поддержал его.

— Я немного ранен, — словно извиняясь, продолжал кормщик, — но теперь мне все равно, я разорен, и в Копенгагене меня посадят в долговую тюрьму… Так слушайте, что было дальше: ночью мне удалось разорвать веревки на руках, они оказались гнилыми. Я освободился сам и освободил товарищей. Мы напали на злодеев и в кровавой ночной схватке оказались победителями. Но победа обошлась нам слишком дорого. Нас осталось трое. Пятерых немцев, оставшихся в живых, закрыли в трюме… Мы с трудом пришли сюда на этом корабле. Я хочу жаловаться на морских разбойников короля Сигизмунда наместнику русского царя. Мы слышали, у него сильная рука.

— Мы ничего не слышали раньше о морских разбойниках короля Сигизмунда, — сказал Рыжиков. — Я очень сожалею о вашем несчастье.

Начальник морской стражи давно жил в Нарве и немецким языком владел превосходно.

— Господин Карстен Роде, — продолжал он, — вы не ошибаетесь, возле Ревеля много шведских корсаров, промышляющих разбоем.

— Ошибаюсь?.. Вот лежит капитан Сигизмунда. — Карстен Роде кивнул на тело с отрубленной головой. — У него в каморе бумаги и корабельная книга. Там все написано… Прошу доставить «Двенадцать апостолов» в Нарву. Это мой приз, все, что у меня осталось, — с горечью закончил кормщик.

— Много ли стоит груз? — полюбопытствовал Федор Рыжиков. — Может быть, если его продать, то…

— Кроме камней, в трюмах у этого негодяя ничего нет, — с презрением ответил Карстен Роде. — Он надеялся поправить свои дела за чужой счет.