Обреченная - Джек Макдевитт

Ей вспомнилась гибель Ричарда Вальда двадцать лет тому назад.

Вальда, выдающегося археолога, Хатч везла на Куракуа. Во время длительного испытания Вальда вместе с группой землеформирователей смыло приливной волной. Этот случай стал легендарным. Вальд слишком долго оставался под водой и не ушел даже тогда, когда нахлынула волна. Хатч не удалось его оттуда вытащить живым. Некоторые ставили это несчастье ей в вину, утверждая, что только она хорошо понимала, что происходит, и предостерегла Вальда слишком поздно.

Она подумала: «Не так же ли был избран Найтингейл Академией на роль козла отпущения?»

Но пора было с этим делом разобраться. Она простилась с Марселем, задержалась в кают-компании, чтобы прихватить сэндвич, спустилась к каюте Найтингейла и постучала.

Он открыл и явно удивился.

- Привет, Хатч, - поздоровался он. - Заходите.

Он работал на компьютере. По встроенному в стену экрану проплывало изображение Обреченной. Хатч взглянула: голубые моря, гряды облаков, обширные материки, покрытые льдом.

- Красивая планета, - заметила она.

Рэнделл кивнул.

- Холодная планета. С орбиты они все выглядят очень красиво.

- Рэнди, мне очень жаль, что вам придется задержаться, а не отправиться прямо домой.

- Хатч, - произнес он, сосредоточивая на ней взгляд. - Вы же явились сюда не за тем, чтобы обсуждать летное расписание. Что я могу сделать для вас?

Она протянула ему копию сообщения. Он прочитал, посмотрел на женщину, снова опустил взгляд к бумаге и поднял глаза.

- Это то, чего хочет Гомес, - проговорил он. - А чего хотите вы?

Хатч ожидала решительного отказа.

- Я буду признательна, если вы полетите с нами. Мне нужна любая помощь.

- Кто еще пойдет?

- Первый помощник с «Венди».

- Вот как?

- И Тони.

- Видите ли, неважно, что думает Гомес, - в действительности я не обладаю никакими особыми знаниями. Мне известно, что планета очень опасна, однако любая обитаемая планета опасна. Не мне вам говорить. И я не археолог.

- Знаю.

- Если бы кто-нибудь спросил у меня совета, Хатч, я бы ответил, что обо всем забыл. Держитесь подальше от этого места.

- У меня нет выбора.

- Знаю. Я вам по-прежнему нужен?

- Да. Я буду очень рада, если вы согласитесь отправиться с нами.

Марсель удивился, обнаружив, как мало интереса выказывали пассажиры к экспедиции на поверхность планеты. Казалось, раз на Обреченной обнаружились обитатели - обстоятельство, все значение которого осознать было трудно, - должно было проявиться обычное любопытство. Но нет: никого ничто не волновало. Обнаруженная культура явно была примитивной, и, значит, изучать здесь было нечего.

Он понимал, что экзоэкология, занимавшаяся структурами внеземных социумов, - не их область интересов, но тем не менее считал, что ученые захотят спуститься на поверхность планеты ради главной научной находки. Некоторые рискнули заявить, что не прочь полететь, но, когда он отправлял их к Хатч, отказывались. В связи с чрезмерной занятостью. Надо проводить эксперименты. Не могу оторваться ни на минутку. Короче, вы понимаете.

Доброволец оказался один - Чианг Хармон. Марсель подозревал, что он решил отправиться на планету исключительно потому что туда собралась Келли.

Теоретически задача экспедиции была простой: сесть на Малейву-3, сделать снимки, забрать образцы и вернуться. Если встретятся аборигены, их тоже сфотографировать. Хатч не рвалась заниматься спасением обитателей планеты, и Марсель тоже не собирался их беспокоить. Если аборигены сами обратятся к людям и каким-либо образом дадут понять, что нуждаются в помощи, тогда он этим озаботиться. А иначе палец о палец не ударит. Приняв такое решение Марсель несколько раз просыпался среди ночи, однако это казалось всего лишь практичностью.

Существовал и другой аспект этой экспедиции, волновавший его. Он знал, как работает мозг ученого. Команда Хатч спустится туда, посмотрит на чудеса и диковинки и неизбежно обнаружит вещи, которые сложно объяснить. А значит, захочет разобраться в очередном найденном артефакте, во всех других находках. Их ничуть не побеспокоит воображаемое скольжение Обреченной навстречу ее печальному концу, когда они станут умолять Хатч задержаться на этой планете подольше, и если она согласится, затем это повторится снова. До самого последнего часа.

Разумеется, формально Хатч не относилась к ученым. И заявила, что намерена покинуть планету задолго до крайнего срока. Так почему бы не положиться на ее заверения?

На «Вечерней звезде» Грегори Макаллистер извинился, покинул «Навигатор» и направился к себе. К нему подошла молодая женщина и спросила, не может ли он уделить ей несколько минут. Он узнал ее, поскольку она тоже была в бистро во время дискуссии о влиянии постмодернизма на русский театр. Женщина сидела чуть в сторонке и молчала, но очень внимательно прислушивалась к беседе.

Поразительная привлекательность этой женщины ничего для него не значила. Макаллистер не увлекался коллекционированием красавиц. Однако умение внимательно слушать произвело на него впечатление, поскольку обычно подразумевало некий талант.

Он не ценил ни состоятельность, ни положение в обществе, а посему его нельзя было покорить очарованием или набором свойств, известным как притягательность. Прожив шестьдесят с лишним лет, он знал, что среди так называемых патрициев столько же хамов и оболтусов, сколько невежественных типов водилось в более низком общественном слое. Он предпочитал считать, что интересует его только интеллект, хотя последний был склонен оценивать по отношению человека к мнениям Макаллистера.

- Меня зовут Кейси Хэйз, - представилась красотка. Порылась в кармане жакета и достала удостоверение репортера. - Я работаю в «Интервебе».

Макаллистер позволил себе мельком взглянуть на карточку.

Она была высокого роста, с внешностью фотомодели, с пышными каштановыми волосами, зачесанными назад по нынешней моде. Одета в серые широкие брюки и темный жакет с бриллиантовой запонкой. Он решил, что перед ним - не обычная журналистка.

- Чем могу помочь? - уклончиво осведомился он.

- Мистер Макаллистер, вы слышали последние доклады о системе Малейвы?

- А-а, касательно руин? Да. Я постоянно слежу за этим, разумеется.

Он замедлил шаг, но не остановился. Она шла рядом с ним, не отставая.

- Мне пришло в голову, - сказала она, - что событие такого рода заинтересовало бы вас. Одинокая башня в глуши.

- В самом деле?

Журналисты всегда видели в нем потенциальный материал для очерка или статьи и уж точно жаждали состряпать сенсацию из любого слова, оброненного им в разговоре. Вот только не угадаешь, когда Макаллистер брякнет что-нибудь возмутительное и шокирует публику или, возможно, оскорбит какую-нибудь общественную группу. Взять хотя бы его последнее замечание в Нотр-Дам, где он получал очередную награду. Тогда он заявил, что всякий, кто искренне желает установления терпимого отношения к любым другим людям, должен для начала отбросить все религиозные установления. Когда один из гостей открыто возмутился, Макаллистер с невинным видом поинтересовался, может ли кто-нибудь назвать хоть одного человека, приговоренного к смерти или изгнанного из дома атеистами по религиозным причинам? Однако будь его оппонент более готов к спору, считал Макаллистер, он напомнил бы ему о прославленной нетерпимости самого издателя.