Демон тринадцатого месяца (СИ) - Усманов

еще долго стояли в пещере. А шум дождя отдалял от всего мира. В пещеру натекала лужа. даже под медвежьим пологом было зябко. И тогда Ли Мин уходила к старичкам, чтобы переночевать в доме одного из них, тогда как оба уходили спать в дом другого.

И в этот дождливый вечер Ли Мин, оставшаяся ночевать у мага, вся иззевалась, пока оба старичка сидели за игрой в го.

— Отправляйся спать, — мягко велел ей маг, не отрывая взгляд от игровой доски, обдумывая свой ход. — Не смотри на нас. Мы уйдем, когда закончим партию этого дня, только думаю, это случиться не так скоро.

— Хорошо, — сонно пробормотала Ли Мин снова зевнув.

Раскладывая в противоположной конце комнаты постель, она слушала их негромкий разговор.

— Что с тобой сегодня, Бин? Ты рассеян и невнимателен, — попенял лекарю маг, не скрывая беспокойства. — Опять к непогоде ноют ноги?

— В нашем возрасте обычное дело, что ослабевают ноги, как у Юя Великого во время его борьбы с потопом, — философски ответил лекарь. — Не обо мне сейчас надобно думать, а о том, что за хвороба одолевает Главу. Никак я с этим не разберусь.

— Как я уже утверждал и буду далее стоять на том, что для его организма не хватает энергии янь.

— Считаешь, я не думал об этом? — рассердился лекарь, взмахнув рукавами так, что чуть не опрокинул чашу с черными и белыми игровыми камнями. — Еще пять зим назад, когда Глава был более крепок здоровьем, я разговаривал с ним на сию щекотливую тему.

— И? — оторвал взгляд от доски Фэй Я.

— Тогда-то он согласился с этим и я привел к нему искушенную девицу и оставил одних, решив, что только утром увижусь с ним. Но Глава призвал меня через четверть часа. Думаю, та девица чересчур постаралась, потому что в гневе он высказал мне, что я бесстыжий, развратный человек, раз решил заставить его пройти через такое. После, он еще долго сердился на меня и не разговаривал год с лишним. После ужасного выговора, я бросился к девице. В ответ на мои расспросы, она сказала, что Глава, как мужчина был настолько не искушен, что она не сдержалась и так сказать, решила сама «оседлать жеребца» и обольщая, сразу же продемонстрировала свои прелести.

— Обнажилась перед нашим праведником и аскетом? — всплеснул руками маг. Игра была позабыта надолго.

— Похоже, на то, — хмыкнул лекарь. — Нервы у Главы и не выдержали лицезреть такое.

— Но послушай, брат, — озадачился маг. — Может так быть, что его вовсе не интересуют женщины?

— Утверждать сие не берусь, — с сомнением покачал головой лекарь, — только сам собой напрашивается вопрос: отчего ни у девицы Ло, ни у Третьего мастера не получается заполучить его?

«Так старый Глава — гомик? — охнула про себя Ли Мин. — Тогда это и впрямь объясняет, что старания девушек проходят впустую».

А произошедший через три дня после дождливого вечера сплетен, случай, лишь подтвердил ее подозрения.

В тот день ее старички не явились к обеду и Ли Мин забеспокоилась. Подождав еще немного и вконец встревожившись, она пошла в Поместье. Слава Небу, что спешащие куда-то люди, не обращали на нее внимания. Посторонившись перед пробегавшими мужчинами и проводив взглядом спешащую молодую мамочку с ребенком на руках, она, когда ее толкнул какой-то парень не соизволивший даже извиниться, наконец, сообразила, что все спешат в одну сторону и пошла туда же, пока вслед за остальными не вышла к площади Поместья с возвышавшейся над нею трехярусной пагодой. Там, в кругу людей, стояли несколько старцев: трое Хранителей и ее старички и между ними что-то происходило. Старцы, как поняла прислушавшаяся Ли Мин, чем-то возмущались и все их возмущение сводилось примерно к одному:

— Он вел себя недопустимо и нарушил заветы совершенномудрых, что были заложены много веков назад!

Оставалось понять, кто именно «вел себя недопустимо», и какие такие заветы были нарушены. К тому же, ее старички держались как-то на особицу. «Они что тут изгои?» — запереживала Ли Мин. Маг поднял руку, призывая остальных к вниманию и когда возмущавшиеся затихли, сказал:

— Мы не можем судить лекаря клана без Главы, тем более выносить решительный приговор. Глава должен сказать свое слово.

— Вам бы лучше помолчать, — напустился на него самый вредный из Хранителей дедок. — Глава еще не знает, что лекарь Бин использовал недозволенные методы лечения. Вспомните, почтенные, тот случай, когда лекарь безрассудно послал к Главе непотребную девицу, совершив тем преступление, едва ли не тяжелее того, что сотворил с раненными в деревне.

— Как вы можете такое говорить⁈ — возмутился маг, горячо вступаясь за друга.

Поднялся гвалт. На ее старичков наступали негодующие Хранители. Трое против двоих, но Фэй Я упрямо возражал, отметая все обвинения на счет, стоявшего позади него непривычно молчаливого лекаря Бина. Сзади к толпящимся, в сопровождении двух девиц, подошел заинтересовавшийся происходящим молодой человек с бледным лицом аристократа, в подбитом лисьим мехом светло сером бархатном плаще, который в такой летний денек носить было самоубийством. В одной из девушек в красных одеяниях воина с мечом на поясе Ли Мин признала Ся Гэ, вторая в светлых одеждах, изящная с нежными чертами лица была ей незнакома. Вот и здешние мажоры подтянулись. Эти трое встали за спинами людей, слушая препирательства и ругань Хранителей, пока их не заметили и не стали с поклонами расступаться, чтобы пропустить их поближе к месту горячих дебатов. Так что чахлый молодчик с капризным лицом баловня вынужден был войти в круг спорящих. Третьего мастера шла впереди, расчищая ему путь. Старцы, перестав ругаться, почтительно поприветствовали молодого человека.

— Глава.

— Дафу.

«Глава?» — изумилась Ли Мин, привыкшая думать о нем как о глубоком старце, стоявшего одной ногой в могиле. Глава не стал выходить в центр окруженного зеваками пятачка, а остановившись огляделся с кислым выражением и, словно из меховых створок, выпростал руку из-под полы плаща, которую изящная девушка тотчас тихо и ненавязчиво подхватила. Но он медленно отвел ее руку, давая понять, что не нуждается в поддержке.

— Что здесь происходит? — спросил он вяло и равнодушно.

Хранители запальчиво наперебой принялись высказывать ему свое недовольство.

— Попраны устои Поднебесной! Святотатство и богохульство! — ярился самый вредный старикашка, потрясая корявым пальцем. — Видано ли дело, чтобы какой-то лекарь, что уже развращал вас, требует теперь помиловать безлицего, нашего злейшего врага. Я уж не говорю о том, что он посмел резать тело человека и копаться в его внутренностях⁈ Мерзость невиданная! Лекарь Бин низко пал, он не почитает заветов предков, запрещавших резать плоть словно какую-нибудь тряпку.

Ли