Черные дьяволы - Михаил Ноевич Пархомов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он рассказал им о себе. Окончил училище имени Фрунзе, плавал на крейсере, а потом… Впрочем, что такое разведка, они знают не хуже его самого. Но есть еще и разведка другого рода, и контрразведка, без которой на войне тоже не обойтись. Так вот, все это по его части. А теперь еще и диверсии в глубоком тылу противника. Кто-то ведь должен заниматься и таким опасным делом?
— Само собой, — кивнул Гришка Троян. — А теперь, стало быть, выбор пал на нас. Что от нас требуется?
— Об этом речь еще впереди, — сказал капитан-лейтенант и оглядел ребят. Понимают ли они, куда он клонит? Отдают ли себе полный отчет в том, что он только что говорил?.. По их лицам, ставшим суровоспокойными, он понял, что они прониклись вниманием к его словам, и шумно, с облегчением вздохнул. Раз так, то он найдет с этими ребятами общий язык. — А теперь пусть каждый из вас расскажет о себе, — предложил он. — Отныне у нас не может быть секретов друг от друга. Ну, кто первый? Троян, давай…
Они просидели за столом до ужина.
Глава шестая
ГОСТЕПРИИМНОЕ МОРЕ
Все попытки фашистов прорвать линию обороны Одессы разбиваются о непоколебимую стойкость мужественных защитников города. Героически сражаются на подступах к городу моряки Черноморского флота. В одном из боев отряды краснофлотцев при поддержке огня наших батарей два раза ходили в атаку против пехотной дивизии противника. В ожесточенных схватках отборные части вражеской дивизии были разгромлены…
(Из сообщения Совинформбюро)Проснувшись, Нечаев включил репродуктор. Этот черный бумажный репродуктор висел у него над головой. Из него ежедневно обрушивались черные вести. После упорных боев наши войска вынуждены были оставить древний Новгород. А еще через две недели немецкие танки вошли в Днепропетровск. Но под Одессой противник не сумел добиться сколько-нибудь значительных успехов.
Одесса продолжала сражаться.
Румынским войскам так и не удалось выполнить очередной истерический приказ Антонеску «овладеть городом любыми силами и средствами». Но они все еще предпринимали отчаянные попытки прорваться хотя бы в восточном и западном секторах. Вражеская артиллерия методически обстреливала город и порт. Самолеты сбрасывали сотни зажигательных бомб на жилые кварталы, и едкий дым длинно стлался над домами, над причалами.
Сентябрь выдался жаркий. Дождей не было.
На узком фронте, стоя почти впритык друг к другу, действовали девять пехотных дивизий противника. В южном секторе противник продолжал рваться к Дальнику. Не утихали бои в районе Хаджибеевского лимана. По данным разведки («Наши ребята постарались», — сказал Костя Арабаджи), противник сосредоточил крупные силы артиллерии и подтянул к линии фронта новые дивизии.
— Как там наши? — спросил Сеня-Сенечка.
Как и Нечаев, он все еще жил интересами своего полка, ставшего ему родным, и постоянно думал о том, как воюют его дружки.
— Ничего не сказали, — ответил Нечаев и выключил репродуктор. Откуда было знать ему, что в далеком Бухаресте бывший офицер и бывший русский, а ныне кафешантанный певец Петр Лещенко уже укладывает чемоданы, чтобы открыть в Одессе собственное «заведение»? Нечаев знал, что защитники города стоят насмерть. Но на так называемой даче Ковалевского, в нескольких километрах от передовой, жизнь текла так тихо, словно в мире не было никакой войны.
Небо над каменным домом Федорова было белесым. Доносились далекие раскаты орудийного грома. Из степи в открытые окна по утрам тянуло гарью. Но в остальном жизнь была спокойной и сытой.
Однако обитатели этого дома знали, что в один распрекрасный день их курортной, по словам Кости Арабаджи, житухе придет конец и что денек этот, как говорится, уже не за горами. Они знали, что их ждут такие испытания, перед которыми фронтовые будни с их атаками, контратаками и ночными поисками будут казаться, как говорил все тот же Костя Арабаджи, «детским лепетом».
В первый же день, когда кончилась неизвестность, Костя перестал психовать.
— Пока не поздно, каждый из вас может еще отказаться, — предупредил их тогда капитан-лейтенант. — Подумайте.
Потом он сказал, что никто не посмеет их упрекнуть в трусости.
Далеко не каждый способен отказаться от родных, от друзей, от самого себя. На фронте человек никогда не чувствует себя одиноким. Даже когда он отправляется в тыл врага, рядом с ним идут его товарищи. Да и в тылу этом всегда найдутся люди, которые тебя приютят и помогут с риском для собственной жизни. Впрочем, это они знают сами… А на его долю выпала нелегкая задача отправить их в неизвестность. В любую минуту может отказать техника, которая, он сразу предупреждает об этом, еще далека от совершенства. Но и это не все. Даже избежав опасностей, даже успешно выполнив задание, каждый из них рискует застрять на чужом берегу. Один. И хорошо еще, если это одиночество продлится несколько дней. Но ведь может случиться и так, что эти дни вытянутся в месяцы, в годы… А ты совсем один. Родные и друзья уверены, что ты погиб. А ты… Только после войны ты сможешь вернуться на родину, воскреснуть из мертвых. Незавидная участь. Так вот, пусть каждый из них спросит себя, готов ли он к этому.
— Как страшно!.. — Троян пожал плечами. — Вы, товарищ капитан-лейтенант, так меня напугали, что мурашки по спине бегают. К мамочке захотелось.
— Вас разве испугаешь? — капитан-лейтенант усмехнулся, забарабанил пальцами по столу. — Я просто хочу, чтобы вы все взвесили. Даю вам два часа. Потом каждый из вас сообщит мне свое решение. Обещаю, что, кроме меня, никто о нем не узнает. Тем более что того, кто откажется, я все равно не смогу отправить в часть. До окончания операции ни один из вас не выйдет за ворота. Часовым приказано стрелять. Этого требуют интересы дела. Ну как, принимается мое предложение?..
— Лучше пусть каждый скажет. Открыто, — произнес Нечаев. — Не
