Пески Палестины - Руслан Мельников

– Нам все равно придется сделать остановку в Тороне, – заметил сир Бейрута. – По пути в Иерусалим больше негде напоить коней, запастись водой и провизией. Места-то вокруг безжизненные, мертвые: песок, камни да сухая земля. Селения разрушены, источники и колодцы засыпаны. Война… Так что не зайдем в Торонский замок – не дойдем до Святого Города.

Эсэсовскую форму – искромсанную, изорванную, обильно перепачканную бурыми пятнами – они сняли. Противно. Да и не ахти какая маскировка. Это на катере, вдали от берега еще можно было обмануть немецких наблюдателей песочными мундирами. А вблизи любой фриц, любой тевтон мигом сообразит, что одежонка стянута с убитых. Такие дыры незаметно не заштопаешь, не прикроешь заплатами. Подозрительно, в общем. Опасно слишком.

Эмир Айтегин и сир Жан выдали более подходящее снаряжение. Просторные халаты, подпоясанные широкими поясами, плотные короткие куртки-поддоспешники, необременительные кольчужки. Простенькие каски, рыцарские шлемы, небольшие щиты, мечи, сабли… Нашелся даже подходящий кистенек – излюбленное оружие Збыслава.

Бурангул и дядька Адам, помимо прочего, обзавелись приличным запасом стрел и сарацинскими композитными – дерево, кость да воловьи жилы – луками. Тугими, дальнобойными, надежными – не чета пиратским самоделкам.

Бурцев взял себе щит и меч. Это окромя нагорбного пулемета. Боеприпасы к МG-42 были аккуратно уложены в дорожный мешок. По другую сторону верблюжьего седла пристроился пузатый бурдюк с водой.

Ядвига долго и нудно верещала, не желая оставаться, но в этот раз ее возражения, угрозы и мольбы проигнорировал даже пан Освальд. Выслушав заверения Хабибуллы, что под охраной благородного эмира Айтегина аль-Бундуктара с его дамы и волосок не упадет, добжинский рыцарь одновременно трогательно и строго попрощался с женой. Нежно так пообещал связать, ежели что. Полячка обиделась. И выдала та-а-акую тираду! Ну точь-в-точь как Аделаида во время оно. Эх, Аделаидка, Аделаидка, Аделаидка…

Спеша избавиться от накатившей тоски, Бурцев скомандовал:

– По ко-о-оням!

Глянул на своего «скакуна». Хмыкнул. Добавилтише:

– И по верблюдам…

Глава 25

Давно уж скрылся из виду разведчик Бейбарса на молодой легконогой кобылице – самой быстрой и самой неутомимой в их отряде. Разведчику надлежало первому выйти к замку Торону, осмотреться и, вернувшись, доложить обстановку.

Далеко впереди едва различимыми точками в зыбком мареве горячего воздуха виднелись дозорные авангарда. Боевое охранение маячило также по флангам и с тыла.

Сам отряд в полторы сотни всадников вытянулся длинной караванной цепочкой. Шли без знамен, гербов и каких-либо иных опознавательных знаков. Вместо штандартов – голые копейные наконечники. Да пулемет над головой глухого дромадера.

Чтобы МG-42 не бросался в глаза, Бурцев прикрыл «шайтаново оружие» одеялом из верблюжьей шерсти – теплым, плотным, предназначавшимся для прохладных ночей пустыни. Получилось похоже на дурацкий паланкин, невесть зачем защищающий от солнца невозмутимую морду животного.

Дмитрий и Гаврила недоверчиво косились на Горбаконя – так они прозвали меж собой дромадера. Время от времени русичи украдкой крестились. Пан Освальд тоже все кружил возле диковинного зверя и не мог надивиться. Сыма Цзян беседовал с Хабибуллой. Капитан Жюль – с Жаном Ибеленским. И у Бурангула неожиданно объявился собеседник. Как выяснилось, неразговорчивый Бейбарс понимал по-татарски и теперь выпытывал, каким ветром занесло в палестинские земли собрата-тюрка и откуда родная душа знает язык степных завоевателей. Збыслав и дядька Адам – те больше отмалчивались и поглядывали по сторонам. Не доверяли чужим дозорам, а может, сказывалась давняя разбойная привычка всегда быть начеку.

Бурцев тоже смотрел вокруг. С высоты верблюжьего горба удобно было взирать на окрестности. А окрестности были унылы и безжизненны. Любоваться в Палестине особенно-то и нечем. Лишь изредка на горизонте появлялись далекие пятна оазисов, холмы, поросшие жесткой травой, да русла пересохших безымянных ручьев и речушек.

Солнце пекло, плавило мозги. Легкая конница Бейбарса чувствовала себя еще более-менее. А вот на рыцарей Жана Ибеленского Бурцев поглядывал с жалостью. Эти ребята даже в походе не желали расставаться с привычным тяжелым вооружением матушки-Европы. И сейчас бедолаги, обвешанные железом по самое не хочу, заживо изжаривались в раскаленной скорлупе.

Бурцев тоже начинал понемногу дуреть от жары и монотонной, убаюкивающей верблюжьей поступи. Грань между однообразной реальностью и миражами перегретого сознания постепенно стиралась. Накатывала дрема. Накатывала, накатывала, накатывала…

Из странного состояния полусна-полубодрствования выдернули яростные крики и сабельный звон.

Бурцев всполошился, едва не свалился вниз, на твердый горячий песок. А падать с Горбоконя пришлось бы ох прилично…

– Тпр-р-ру! – рявкнул по привычке. Резко натянул повод.

Поводу глухая горбатая скотина повиновалась, встала послушно.

Бурцев рывком сорвал с пулемета одеяло, завертел головой и стволом.

То была не засада. Рубились Бурангул и Бейбарс. Страшно рубились – насмерть. Вот-вот, блин, поубивают друг друга! И зачинщика сразу видать: Бейбарс наседал, Бурангул оборонялся.

– Эй-эй, джигиты! Уймитесь!

Бурцев развернул верблюда, погнал к поединщикам. И не он один: отовсюду уже спешили всадники – сарацины Бейбарса и рыцари Жана Ибеленского.

– Сабли в ножны, кому говорю!

А ни фига! Его не слышали. Изогнутая сталь сверкала, плясала, звенела. Только незаурядное мастерство конно-сабельного боя спасало обоих фехтовальщиков от верной смерти. Но надолго ли хватит того мастерства в столь бешеном темпе отчаянной рубки? Кто-то должен уступить, сплоховать, ошибиться…

Нет, криками сейчас делу не поможешь. Бурцев пошел на таран. Здоровенная туша дромадера с разбега вклинилась между всадниками, отбросила в стороны лошадей.

– В чем дело? – рыкнул Бурцев по-татарски.

– Он татарин! – взвизгнул Бейбарс на том же языке.

– Эка невидаль! Ну и подумаешь! В моих жилах тоже течет татарская кровь и ниче…

Фьюить!

– …го!

Бурцев едва успел уклониться от размашистого сабельного удара.

– Убью, шайтановы дети! Обоих убью!

Звяк-ш-ш!

Уж второй удар неминуемо снес бы Бурцеву голову, не окажись на пути сверкающего клинка ствол МG-42. Третьего выпада, к счастью, не последовало. Воспользовавшись благоприятным моментом, Бурангул что было сил шибанул сверху вниз по эфесу вражеского оружия, выбил саблю из рук эмира, бросил свою, цапнул Бейбарса за пояс.

Дальше пошла татарская народная забава – борьба в седлах да на кушаках. Пыхтели противники недолго: тут уж юзбаши оказался сильнее и опытнее мамлюка. С коней в итоге упали оба, но Бурангул сидел сверху, а Бейбарс под татарином плевался песком и невнятными ругательствами.

Взвыли, загалдели, замахали саблями наголо подоспевшие сарацины. Горячие бойцы Бейбарса, толком не разобравшись, рвались в драку. Дружинники Бурцева – тоже с обнаженной сталью – сгрудились живой стенкой перед воеводой и Бурангулом. Рыцари-тяжеловесы Жана Ибеленского подзадержались – пылят вон неподалеку. Пока еще доскачут…

А арабы надвигались, не скрывая своих намерений. Блин! Намечалась нешуточная резня с превосходящими силами сарацин.

– Э! Э! Э! Парни! – Бурцев обратил в сторону воинственных союзничков пулемет. На охладительном кожухе ствола красовался глубокий след доброй дамасской стали, но от этого МG-42 не утратил ни боеспособности, ни грозного вида.

Глава 26

Всадники придержали коней. В рукопашную сарацины не полезли. Зато лучники в задних рядах торопливо расстегивали саадаки и колчаны.

– Мафиш! Миш мумкин![36] – Между противниками, как шайтан из коробочки, выскочил Хабибулла на пегом жеребце.

То ли своевременный призыв уважаемого аксакала сделал свое дело, то ли лязг пулеметного затвора. А может, арабы поостыли, убедившись, что убивать их драгоценного эмира никто не собирается. И ведь в самом деле… Бурангул уже отпустил Бейбарса. Подобрал обе сабли, отошел подальше. От греха… Мамлюкский предводитель, поднявшись, стряхивал песок и сыпал проклятиями.

Подоспела рыцарская конница. Остановились. Молчали сейчас все – угрюмо и напряженно. Говорили только Бейбарс и Хабибулла. Переругивались, точнее. Видимо, араб, ходивший в друзьях у Айтегина, имел право отчитывать молодого эмира. И Хабибулла этим правом пользовался в полной мере.

Кричали они долго. Потом взяли на полтона ниже. И еще на полтона. И еще… В конце концов вспыльчивый мамлюк утихомирился.

– Кулю тамэм?[37] – поинтересовался напоследок Хабибулла.

– Аюа,[38] – буркнул Бейбарс. И дал отмашку своим воинам.