Пески Палестины - Руслан Мельников

Бурцев прикинул, сколько цайткоманде и братству Святой Марии для этого потребовалось бы переводчиков? Много, надо полагать.

Лицо Айтегина посмурнело еще больше:

– Рыцарям черного креста служат не только немецкие кнехты, но и некоторые правоверные мусульмане, коих называть так у меня не поворачивается язык. Мне горько говорить об этом, но некоторые мои братья по вере предпочли купить свое спокойствие и спокойствие своих семей подлым предательством. Немцы дозволяют этим мунафикам[32] молиться Аллаху. Пока дозволяют… Но милость Всевышнего они уже потеряли. И даже могущественные Хранители Гроба не в силах уберечь их от справедливого возмездия.

– Возмездия?

– Рано или поздно кого-нибудь из предателей находят с перерезанным горлом, – пояснил наиб.

Ага! В городе действуют подпольщики! Не потому ли партизаны Жана Ибеленского, Айтегина и Бейбарса столь хорошо осведомлены об иерусалимских делах?

– Значит, с перерезанным горлом, говоришь?

– Да, – вздохнул старший эмир султана. – Правда, за каждого своего убитого пса немцы казнят по несколько человек. Мужчин, женщин, стариков, детей – всех без разбора. Сами же псы лютуют хуже зверей. Косой взгляд, брошенный в их сторону, или неосторожное слово могут стоить жизни. А в стремлении выслужиться перед новыми хозяевами мунафики, что несут стражу у ворот Эль Кудса, готовы заглядывать не только в повозки и седельные сумки правоверных мусульман, но и под хвосты их лошадей и верблюдов…

Наиб злобно, с отвращением сплюнул.

– Сможешь ли ты обмануть таких сторожевых собак, Василий-Вацлав? Сможешь ли скрытно пронести мимо их острых глаз и цепких рук запретное оружие?

Перевод Хабибуллы прозвучал нейтрально, но вопрос эмира, как показалось Бурцеву, был задан тоном, уже подразумевающим отрицательный ответ.

Глава 22

Бурцев задумался.

– А скажи-ка, почтенный Айтегин, если в Иерусалим пожелает войти не христианин и не мусульманин, кто из стражников станет с ним разговаривать?

– Не христианин и не мусульманин? – нахмурился эмир. – Это как?

– Ну, например…

Бурцев посмотрел на Сыма Цзяна:

– Буддист, например, из далекой страны Китай. Или…

Он перевел взгляд на Бурангула:

– Или какой-нибудь степной язычник.

Айтегин озадаченно крякнул.

– Вообще-то такие иноверцы редко появляются в наших землях, – переводил его ответ Хабибулла. – Но если это все же случается, то они, как правило, говорят по-арабски, и их допрашивают не немцы, а предатели-мунафики.

– Очень хорошо! Сыма Цзян, ты сможешь говорить по-арабски?

– Моя немного умеется, – закивал китаец, – Хабибулла моя училась.

Для пущей убедительности мудрец из Поднебесной продемонстрировал свои способности:

– Ана бэта каллима араби. Ана фэхэма. Швайясь-швайясь. Шукрана – Афуана. Мумкина – миш мумкина. Эсмика э? Эсми Сыма Цзяна. Райха фина? Бекема? Кулю тамэма. Ана бэкэбэка энта. Сэта – Бэнта. Рогеля – Валета[33], – скороговоркой выпалил он.

Подумав немного, китаец поставил жирную точку:

– Саляма алекума… Ну кака?

«Ну кака?» – это уже на древнерусском. Сыма Цзян интересовался произведенным эффектом.

– Сойдет, – хмыкнул Бурцев. – Если что, Хабибулла будет за переводчика.

Он снова повернулся к Айтегину:

– Теперь-то уж мы как-нибудь прорвемся, эмир.

– Ты уверен в этом, каид Василий-Вацлав?

– Мне нужно попасть в Иерусалим до полнолуния, – упрямо процедил Бурцев. – И я пройду через ворота. И способ провезти оружие отыщу. И в ночь полной луны открою ворота.

Айтегин смотрел на него испытующе.

– В твоих глазах горит огонь отваги, – наконец изрек он. – Я не вижу в них лжи. И знаешь, я готов поверить тебе. К тому же ситуация такова, что ничего иного мне не остается.

Краткий приказ – и перед наибом уже лежит громадный свиток. Пухлый, плотный, желтый, здорово смахивающий на картон. Но никак не пергаментная кожа, это точно. Неужели…

– Бумага, что ли? – изумился Бурцев.

– Да, – ему ответил Хабибулла, – лучшая бумага Хатибы[34]. Ее изготовляют из хлопка и тряпок по древним рецептам.

По древним?! Однако же! Похоже, сарацины в плане бумажной промышленности утерли нос даже хитромудрым китайцам. То-то вон Сыма Цзян пялится на свиток ревниво-любопытными глазенками.

– Ну, и что тут у вас за писулька? – Бурцев осторожно тронул бумажное чудо тринадцатого века.

Наиб развернул свиток. Придавил концы камешками. Это была не «писулька» – план. Довольно подробный план большой, хорошо укрепленной крепости.

– Эль Кудс, – благоговейно произнес Хабибулла. – Бейт эль-Макдис[35]. – Вот северная стена, вот – восточная, – заговорил Айтегин.

Длинный тонкий палец наиба на время стал указкой. Хабибулла опять обеспечивал синхронный перевод и для верности тоже тыкал пальцем в рисунок. Оба перста показывали на участок внешних укреплений в правом верхнем углу развернутого свитка. Четкие жирные штрихи и ломаные выступы образовывали острый угол.

Вот башни. Вот ворота. Золотые, Иосафатские, Цветочные… Тут, перед восточной стеной, Кедронский ручей. Здесь – Гефсимания, могила Девы Марии, почитаемая христианами, и Масличная гора. За ней можно укрыть целую армию. Ручей неглубок, преодолеть его будет несложно. А между горой и укреплениями Эль Кудса простирается Иосафатская долина – ровная местность, на которой поляжет пехота, но которую конница проскочит со скоростью ветра. Тут удобнее всего начинать штурм.

– Значит, ворота здесь, здесь и здесь? – задумчиво переспросил Бурцев.

Теоретически из-за Масличной горы и Кедронского ручья можно штурмовать и одни, и другие, и третьи…

– Да, только о Золотых воротах лучше забудь сразу, каид. Они открываются лишь для Хранителей Гроба. И охраняют их немецкие колдуны. Даже тевтонские рыцари не имеют права приближаться к Золотым воротам.

– Значит, мы не пройдем и подавно, – сделал вывод Бурцев. – Ладно, тогда займемся Иосафатскими или Цветочными.

– Я выставлю наблюдателей на горе, – сказал Айтегин. – Они будут ждать знака.

– Какой нужен знак?

– Знак простой, Василий-Вацлав, – распахнутые ворота. И упавшие полотнища с черными крестами колдунов и тевтонов. Я пошлю конницу туда, откуда падут флаги.

– Хорошо, флаги падут – мы это устроим, – пообещал Бурцев. – Но, помнится, мудрый наиб говорил, будто в городе есть люди, которые режут предателей. Как с ними связаться? Возможно, нам понадобится их помощь.

– Хм… – Айтегин раздумывал. Айтегин медлил с ответом. – Видишь ли, Василий-Вацлав… Эти люди очень осторожны.

– Понятное дело… – Бурцев выжидающе смотрел на араба.

Айтегин мялся. Выдавать ниточку, связывавшую партизан с городскими подпольщиками, ему явно не хотелось. Но тут уж ничего не поделаешь – ради успеха решающего удара приходилось рисковать всем.

– Ладно, – наиб тряхнул седеющей головой. – Ищи на Хлебном рынке лекаря, астролога и алхимика Мункыза. Мы поддерживаем связь через него.

– Ха! Очень мило! И главное, до чего просто!

– А как же я его найду, почтенный наиб?

Почтенный наиб указал взглядом на Хабибуллу. Кивнул, дозволяя говорить.

– Я знаком с Мункызом, – ответил тот. – Я проведу вас к нему.

Ах, да, конечно! Наш Хабибулла тоже ведь боец невидимого фронта!

– Когда мы можем отправляться, почтенный наиб? – спросил Бурцев.

– А когда желает отважный каид?

– Сейчас. Чем раньше мы попадем в Иерусалим, тем больше у нас будет времени для подготовки.

– Разумно. Тогда я, пожалуй, пренебрегу святым долгом гостеприимства и не стану более задерживать тебя и твоих друзей. Езжайте в Эль Кудс. Мой путь лежит в Вифлеем. Если Аллаху будет угодно, встретимся в ночь полнолуния.

Бурцев согласно склонил голову. Как оказалось, поторопился. Айтегин еще не закончил:

– До Эль Кудса вас сопроводят эмир Жан со своими людьми и сотня Бейбарса.

– Зачем?

– Здесь повсюду шныряют разъезды тевтонов и патрули Хранителей. Дорога будет нелегкой, опасной, а потому хорошие провожатые и охрана вам не помешают. Кроме того, благородный эмир франков Жан Ибеленский желает войти в Эль Кудс вместе с вами. Он знает Святой Город не хуже Хабибуллы и как будущий властитель Иерусалимского королевства хочет непременно вступить в бой в числе первых. Вряд ли ты сможешь отговорить его, каид.

Глава 23

Да, Жан д' Ибелен хотел, страстно хотел, фанатично! Бурцев обреченно вздохнул. Не имея достаточных прав на Иерусалимскую корону, сир Бейрута несколько комплексовал по этому поводу и намеревался оправдать свои претензии личной доблестью. К тому же честолюбивый рыцарь не собирался упускать случая войти в историю как герой-освободитель Гроба Господня. А славы такого рода можно добиться, лишь сражаясь в авангарде. Айтегин не ошибся: отговаривать Жана было бесполезно.