Лживая правда - Виктор Метос

– Подумать только, это говорит человек, который бросает любимое дело, чтобы заняться чем-то ненавистным ради денег!

– Я не меняю любимое дело на что-то ненавистное.

– Правда? – спросила Лили, сворачивая на грунтовую дорогу, ведущую к входу в каньон. – Ты думаешь, тебе будут платить триста штук за то, чтобы ты защищал невиновных? Ты будешь представлять интересы бизнеса. Защищать крупные компании, которые обидели бедняков и хотят выйти сухими из воды. Ты станешь большим человеком, сокрушающим маленького человека, Дилан.

Ее слова вызвали раздражение, проникшее Дилану глубоко в душу, очень глубоко, потому что в настоящий момент ему хватало других забот. С самой первой встречи Лили всегда была с ним откровенна, и он в свою очередь был откровенен с ней. По большей части это только укрепляло их партнерские отношения, однако изредка случались бурные стычки, когда высказанная вслух правда ранила слишком больно. Похоже, правда всегда оказывалась болезненнее лжи.

– Что ж, кто-то же должен быть плохим, – сказал Дилан. Он сознательно шокировал своими словами Лили, чтобы та какое-то время больше не заводила разговор на эту тему.

Оставив машину, они двинулись дальше пешком. К тому времени как прибыли на место, Дилан взмок от пота, однако Лили, как и в прошлый раз, похоже, чувствовала себя совершенно нормально, что вывело его из себя еще больше.

Броуди стоял у входа в домик вместе с Полом, своим племянником, который собирался заняться частным сыском, а пока помогал ему. Одевался и выглядел Пол до сих пор так, будто все еще учился в старших классах школы. Броуди же вырядился в черные брюки и желтую сорочку, дополнив свой наряд солнцезащитными очками от «Гуччи», хотя знал, что ему придется проделать солидный путь пешком. Его лысина блестела от пота; достав платок, он вытер ее.

– Дружище, ты не мог в кои-то веки надеть шорты и кроссовки? – спросил Дилан.

– Фу, такой наряд папаша-патриот напяливает на барбекю по случаю Дня независимости. Я не из этой серии. Стиль должен быть всегда, Дилан. Образ «скромного паренька из захолустья» тебе не к лицу. – Увидев Лили, Броуди улыбнулся: – Ты все еще якшаешься с этим неудачником?

– Что я могу сказать? – В голосе Лили прозвучало натянутое веселье. – Должен же кто-то за ним приглядывать.

– Тоже верно. Ну, Пола вы все знаете…

Они поздоровались, и Дилан сказал:

– Итак, где там твой большой секрет?

– Сам увидишь.

Развернувшись к домику, Броуди провел адвокатов мимо него. Дальше по тропинке за густыми зарослями деревьев стоял еще один домик, очень похожий на первый. Дилан предположил, что до него было около двухсот футов, и с тропинки домик не было видно из-за деревьев.

Открыв дверь, Броуди прошел внутрь, Пол и Лили последовали за ним. Вошедший последним Дилан обратил внимание на то, что окна были заколочены фанерой, не позволявшей рассмотреть то, что находилось внутри.

– Когда ты сюда пришел, дверь была не заперта? – спросила Лили.

– Для протокола – не заперта. Не для протокола – любой бывший полицейский знает, как проникнуть в дом, не оставив следов взлома.

Броуди не любил рассказывать о своей службе в управлении полиции Лас-Вегаса, ограничиваясь лишь тем, что быстро поднялся в должности, всего за несколько лет став детективом-сержантом, после чего его загадочным образом выгнали. Не то чтобы выгнали, но сделали его жизнь невыносимой в надежде на то, что он уволится сам.

Внутри домика, как и ожидал Дилан, царил полный разгром. Повсюду мусор и хлам. На стенах похабные надписи, сделанные баллончиком с краской; в воздухе запах плесени.

Броуди провел адвокатов в спальню. Дверь шкафчика была открыта. Внутри Дилан увидел нечто такое, отчего у него все оборвалось в груди. Впервые за долгое время он не находил что сказать.

Это была бейсбольная бита.

Глава 23

Пол и Лили остались стоять перед шкафчиком, а Броуди присел на край шаткой кровати без матраса. Дилан расхаживал взад и вперед, грызя ногти.

– Дилан, оставь в покое свои ногти! – сделала ему замечание Лили.

Она всегда напоминала ему об этом, и по обоюдному соглашению он сразу же переставал грызть ногти. В свою очередь, Дилан делал Лили замечание, когда та принималась скрежетать зубами, что приводило к частым посещениям стоматолога.

– Твою мать!.. – пробормотал Дилан.

Бита была спрятана под каким-то хламом, который Броуди откинул ногой в сторону. Пол наклонился было, чтобы взять биту, но Лили и Дилан крикнули хором:

– Не прикасайся к ней!

Вздрогнув, парень отдернул руку так, словно дотронулся до кипящего чайника.

– В ту самую секунду, когда ты к ней прикоснешься, – строго заметил Дилан, – мы все четверо станем свидетелями в деле, и нас смогут заставить давать показания против Арло.

Пол отступил назад.

– А разве полиция не обыскала домик? – спросил он у своего дяди.

– Скорее всего, – кивнул Броуди. – Хотя в отчетах я ничего на этот счет не видел. Если полиция и побывала здесь, осмотр был быстрым и поверхностным. Или же кто-то подложил биту уже после, в надежде на то, что полиция ее обнаружит.

Отвернувшись от шкафчика, Лили задумчиво обвела взглядом спальню.

– Ну хорошо, убийца покидает место преступления, прячет биту, после чего едет домой. Зачем? Почему, скажем, не сбросить биту с обрыва, так чтобы ее, скорее всего, никогда не нашли?

– Не знаю, – покачал головой Дилан.

– Быть может, это просто какая-то бита, – предположил Броуди, – которую оставил здесь человек, не имеющий к делу никакого отношения?

Дилан шагнул ближе к бите. Древесина была светлой, практически белой, и чистой.

– Следов крови я не вижу. Возможно, убийца вытер биту, но также возможно, что она не является орудием преступления. – Он упер руки в бока. – У нас есть более серьезная проблема. Мы обязаны заявить о своей находке?

– Да, – ответил Броуди.

И одновременно с ним Лили:

– Возможно.

– Конечно, обязаны, – решительно произнес Броуди. – Это может быть орудие убийства.

– Бита также является уликой, свидетельствующей против нашего клиента, которую мы обнаружили после разговора с ним. Если мы не собираемся использовать ее в суде, она подпадает под закон о защите отношений клиента и его защитника.

Нахмурившись, Броуди посмотрел на биту. Какое-то время все четверо молчали, наконец детектив сказал:

– Ну, это проблема адвокатов, а мне нужно быть в другом месте. Удачи вам с вашим цирком!

Дилан проводил взглядом, как они с Полом ушли, после чего повернулся к шкафчику и выдохнул.

– Зачем? Зачем Арло прятать биту, но признавать вину во всем остальном? Если это орудие убийства, он оставил бы ее при себе как еще одно доказательство того, что преступление совершил он. Это какая-то бессмыслица…

– Давай спросим у самого Арло, – предложила Лили.

– Ну а пока оставим это между нами? – кивнув, сказал Дилан.

Лили покачала головой:

– Если выяснится, что это орудие убийства, а мы скрыли информацию о нем, нас не просто отстранят от дела. Судья подаст жалобу в коллегию адвокатов и потребует санкций. Возможно, нам даже выразят недоверие. Я за то, чтобы выложить все начистоту.

– Хорошо, я звоню в суд и договариваюсь о срочной встрече. – Дилан вздохнул. – И, полагаю, нам лучше поставить в известность Келли Уайтвулф.

* * *

Дилан разглядывал фотографии судьи Хэмилтона, висящие на стенах его кабинета. Среди них была его фотография с Эдом Шираном[20], подписанная последним, и другая, на которой Хэмилтон пожимал в ресторане руку Джею Лено[21]. Изучив книжные полки, Дилан среди юридических справочников обнаружил несколько книг по киноискусству и истории Голливуда.

Войдя в кабинет, Келли Уайтвулф не поздоровалась с адвокатами и села перед столом судьи. Всего в кабинете было только два стула: другой заняла Лили, а Дилан остался стоять, прислонившись к стене.

Через секунду появился Хэмилтон в судейской мантии. Снял ее и повесил на вешалку, оставшись в белой сорочке и черных брюках. Ослабив узел галстука, сел за стол и сказал:

– Так, мистер Астер, у меня пятнадцатиминутный