Николай Крылов - Илья Драган

— Слышу! — ответил Воробьев. — Очень хорошо слышу. Румыны притихли.

А в это время прорывались в штаб телефонными вызовами командиры полков и штабисты и из западного и южного секторов. Всем не терпелось узнать, что происходит в восточном секторе, что означает перенос огня всех береговых батарей через Одессу на Большой Аджалыкский лиман. Крылову приходилось просить многих отключиться, чтобы не мешали управлению боем.

Можно бить врага, твердил про себя Николай Иванович, принимая донесения из дивизий Томилова и Коченова. Пусть в наступление введены лишь две дивизии и всего лишь 3-й морской полк морского десанта. Расчеты наступления давались с трудом, и в ходе боев оно требовало корректировку. Крылов уже видел все недостатки его подготовки, они сказывались и на развитии боя. Но многие недостатки были видны и при подготовке наступления, но они, эти недостатки, имели объективную причину. И главное — неравномерность задействованных сил. Это сказалось сразу же.

Дивизию Томилова поддерживали танки, дивизия Коченова не имела ни одного танка. Она и по составу была значительно слабее, бойцы были утомлены оборонительными боями, томиловцы вступили в бой со свежими силами. И вот он — результат.

157-я дивизия наносила главный удар 716-м стрелковым полком и ротой танков на Гильдендорф. Он сразу же прорвал оборону противника, и румынские части быстро попятились назад. Не отставая от него, продвигался на совхоз «Ильичевка» 633-й полк с танковым взводом.

К 10 часам утра, за два часа боя, томиловская дивизия продвинулась на десять километров.

Не так развивалось наступление коченовцев. В районе Фонтанки противник имел доты, каменные дома были превращены в огневые точки. Фонтанка была взята только в ходе повторных атак. Пришлось перенести в ее район огонь всех береговых батарей.

Задержка произошла и между шоссейной дорогой Одесса — Николаев и побережьем. Несомненно, этой задержки не случилось, если бы коченовская дивизия располагала хотя бы несколькими танками.

К 10 часам утра части коченовской дивизии продвинулись всего лишь на четыре километра. Наметился опасный разрыв между наступающими дивизиями.

Крылов из своего подземелья пытался выправить положение огнем артиллерии, переведя все дальнобойные стволы на участок наступления коченовцев, приказом закрепиться на занятых рубежах.

Поступали сообщения и о продвижении морского десанта. Моряки захватили неподалеку от Григорьевки четырехорудийную дальнобойную батарею, одну из тех, что обстреливали Одессу, и после ожесточенного боя овладели Чебанкой.

3-й морской полк преодолевал сопротивление противника только благодаря поддержке корабельной артиллерии. А вот на море обстановка сложилась тяжелая.

На тех двух аэродромах, которые подверглись налету авиации ООРа, Ю-87 не оказалось. Аэродром, на котором они базировались, не был найден.

Появление этих самолетов очень обеспокоило командование Черноморским флотом. В те дни оставалось неизвестным, откуда они появились в районе Черного моря. Только после войны стало известно, что немцы для ударов по Крыму и Одессе перебросили 10-й авиакорпус с Средиземного моря.

Летчики этих «юнкерсов» имели значительный опыт боев с английскими кораблями. Эсминцы, поддерживающие десант, подверглись ударам всего авиакорпуса. Первым пострадал эсминец «Безупречный». Его отбуксировал в порт «Беспощадный». Но едва он вернулся на поддержку десанта, как и на него обрушился град бомб. Ему пришлось уходить из-под налета задним ходом. «Юнкерсы» напали на эсминец «Бойкий». Отбиваясь от них, он израсходовал весь боезапас своих зенитных орудий, его спасла наступившая ночь.

После короткого перерыва, закрепившись на захваченных плацдармах, томиловская и коченовская дивизии продолжали развивать успех. И опять же сразу выявилось и неравенство в темпах продвижения.

В 13 часов 30 минут командарм приказал временно приостановить наступление. Некоторые командиры увлеклись преследованием противника и потеряли связь с соседями. Отстала полевая артиллерия. Необходимо было произвести перегруппировку войск. Ожидались результаты боев морского десанта за Новую и Старую Дофиновку.

Конечно, в приостановке наступления имелся свой риск. Противник получал передышку и мог уплотнить свои боевые порядки, подавить панику, подтянуть к прорыву новые силы. Но командарм принимал решение не в горячке, а имея под рукой все необходимые данные, подготовленные штабом армии.

Ни на минуту все эти часы не выходя из подземелья, Крылов, получая и обобщая донесения со всех участков боя, сообщения воздушной разведки, пришел к уверенности, что пауза ничего не дает противнику, в то же время упорядочит наступление.

Так оно и получилось.

Едва томиловская дивизия поднялась в атаку на своем участке фронта, как тут же, буквально через пятнадцать минут, Томилов доложил:

— Противник не принимает боя... Отходит в беспорядке...

Румынское командование и в мыслях не имело, что придется перейти к обороне.

И вот второй доклад с КП 157-й дивизии.

— Противник побежал... Бегут, бросают оружие!

Начало сказываться воздействие на оборону левого фланга румынских войск продвижение морского десанта. Коченовская дивизия, сломив сопротивление противника возле высоты с отметкой 58.0, тоже наращивала темпы наступления.

Наконец-то и от Коченова пришло донесение:

— Противник обратился в бегство.

— Крылов предупредил Коченова:

— Не превышать задач дня! Ни в коем случае не превышать... Взаимодействуй с соседом!

Часы показывали шестой час вечера. От Шишенина поступило сообщение, что моряки дерутся на окраине Старой и Новой Дофиновки.

Практически войска Приморской сомкнулись с десантом. Правый и левый берег Большого Аджалыкского лимана был очищен от захватчиков.

Крылов пришел с докладом к командующему.

Бросив взгляд на карту, Софронов вскочил и возбужденно воскликнул:

— Теперь мы живем! Живем, батенька! Теперь они надолго замолчат со своей дальнобойной артиллерией... Гляди-ка! За один день вернули, что они захватили с тяжелыми потерями дней за десять! Можем их бить, можем!

Конечно, предлог для радостного возбуждения был прекрасным. Но Крылов был не из тех, кто готов удовлетвориться малым.

— Все так! — согласился он с Софроновым. — Все так, Георгий Павлович! Тревожит меня, что не удалось взять в окружение ни одной румынской части... Мы отжали, отодвинули противника, но не уничтожили... Высший смысл маневренной войны — уничтожение противника...