Предание о старом поместье - Сельма Лагерлёф

Выслушав их, Ингрид ответила, что скорее всего это так и есть, и хотела уже оставить их и тронуться в путь. Но тут господин Блумгрен, выражаясь, по своему обыкновению, весьма высокопарно, спросил свою супругу, не странствуют ли они исключительно по причине весны и не все ли им равно, куда ехать; а старая госпожа Блумгрен, в свою очередь, не менее патетически спросила его, уж не думает ли он, что она способна бросить на произвол судьбы их любимицу Ингрид сейчас, когда та еще не достигла счастливого финала!

Таким образом, лошадку, бывшую труженицу карусели, поворотили назад, и теперь беседовать стало труднее, потому что приходилось беспрерывно играть на кларнете. Когда фру Блумгрен хотела что-нибудь сказать, она передавала инструмент господину Блумгрену, а когда он хотел говорить, то передавал кларнет супруге. И лошадка всякий раз останавливалась на тот промежуток времени, пока инструмент переходил от уст к устам.

Старики без устали утешали Ингрид. Они вспоминали все сказочные истории, которые представляли в своем кукольном театре. Они напоминали ей о Золушке и о Спящей Красавице. Они напоминали ей и о многих других сказках.

Господин и госпожа Блумгрен увидели, что в глазах Ингрид появился чуть заметный блеск.

— Глаза артистки! — говорили они, удовлетворенно кивая друг другу. — Мы уже давно это говорили! Глаза артистки!

Каким-то непостижимым путем они пришли к выводу, что Ингрид теперь стала сродни им, артистам. Им казалось, что она играет роль в какой-то драме. И это было их триумфом на старости лет.

Они старались ехать как можно быстрее. Старики беспокоились только об одном — как бы сумасшедшего не увезли с постоялого двора.

Но он все еще находился там, и более того, никто не знал, как от него избавиться.

Оба крестьянина из Рогланды, которые привезли его, отвели сумасшедшего в одну из комнат постоялого двора и заперли его там на то время, пока им подадут свежих лошадей. Они оставили его надежно связанным, но ему каким-то образом удалось освободить руки от веревок, и когда за ним пришли, он стоял развязанный и в бешенстве схватил стул, готовый наброситься на всякого, кто посмеет к нему приблизиться. Им ничего не оставалось, как выскочить из комнаты и опять запереть дверь. Теперь крестьяне дожидались возвращения хозяина постоялого двора и его батраков, с помощью которых надеялись снова связать сумасшедшего.

Надежда, которую старые, верные друзья пробудили в Ингрид, все еще не угасла в ней. Она поняла, что Хеде теперь хуже, чем когда бы то ни было, и все-таки продолжала на что-то надеяться.

Но отнюдь не рассказанные им сказки, а их большая любовь подбадривали ее и заставляли не падать духом. Она стала просить, чтобы ее пустили к Хеде. Сказала, что знает его и что он ей ничего худого не сделает. Но крестьяне ответили, что пусть не думает, будто они тоже свихнулись. Запертый в комнате сумасшедший убьет любого, кто к нему войдет, у кого не хватит сил обороняться.

Ингрид долго сидела в глубоком раздумье. Она думала о том, как странно, что она именно сегодня повстречала господина и госпожу Блумгрен. Наверняка в этом есть какой-то смысл. Навряд ли они попались бы ей сегодня на пути, если бы в этом не было какого-то смысла.

И девушка стала вспоминать, каким образом к Гуннару Хеде в первый раз вернулся рассудок. Вот если бы и теперь ей удалось заставить его сделать что-то, что напомнило бы ему о прежней жизни и отвлекло от нынешнего образа мыслей, свойственного его болезненному рассудку! Она сидела, погруженная в себя, и все думала и думала.

Господин и госпожа Блумгрен сидели на скамье перед постоялым двором. Вид у них был крайне расстроенный, хотя обычно им не свойственно было так огорчаться. Они готовы были расплакаться.

И вдруг подходит к ним их милая девочка, их Ингрид, и улыбается им своей неповторимой улыбкой, и гладит их старые морщинистые щеки и просит их доставить ей огромное удовольствие и показать представление, какие они давали давным-давно, когда она бродила вместе с ними по дорогам. Для нее это было бы таким утешением!

Сперва старые артисты наотрез отказались, говоря, что они теперь не в том настроении, чтобы выступать перед публикой, но когда Ингрид подарила им еще пару своих улыбок, они не смогли устоять. Они направились к повозке и стали распаковывать свои цирковые костюмы.

После того как они подготовились и позвали слепого скрипача, Ингрид сама выбрала место для представления. Она не хотела, чтобы они выступали прямо на постоялом дворе, и повела их в большой сад, находившийся около дома. Огородные гряды еще не зазеленели, но несколько яблонь, находившихся в саду, уже стояли в цвету. Ингрид сказала, что хочет, чтобы они выступали под одной из этих цветущих яблонь.

На звук скрипки сбежались кое-кто из служанок и пара батраков, так что у них появилась публика, хотя и весьма немногочисленная.

Господин и госпожа Блумгрен были явно не в ударе и начали выступление с большой неохотой. Они лишь уступили просьбам Ингрид. Они были слишком расстроены для того, чтобы выступать.

И к тому же Ингрид, к несчастью, привела их выступать в сад, куда выходили окна всех комнат постоялого двора. Она, верно, не подумала об этом. Фру Блумгрен едва не убежала, услышав, как рывком распахнулось одно из окон. А что, если сумасшедший, привлеченный звуками музыки, сейчас выпрыгнет из окна и подбежит к ним! Но фру Блумгрен тотчас же успокоилась, увидев того, кто стоял в окне. Это был юноша благородной наружности. Правда, он был в одной рубахе, без сюртука, но вид у него был вполне приличный. Взгляд его был спокоен, губы улыбались, рукой он откидывал волосы со лба.

Господин Блумгрен, занятый выступлением, ничего не замечал. Но зато госпожа Блумгрен, у которой только и дела было, что посылать воздушные поцелуи, примечала все.

Удивительно было наблюдать, как засияла их милая девочка Ингрид! Глаза ее засверкали, как никогда прежде, личико посветлело и так и лучилось радостью. И все это ликование было обращено к человеку, стоявшему в окне.

Он же, не долго думая, вскочил на подоконник и выпрыгнул в сад. Затем он подошел к слепому музыканту и попросил у него скрипку.

Ингрид сразу же взяла инструмент из рук слепого и протянула его незнакомцу.

— Сыграйте вальс из «Вольного стрелка», — сказала она.

Незнакомец начал играть, а Ингрид, улыбаясь, смотрела на него. В облике девушки появилось что-то неземное, и госпоже Блумгрен показалось, что она вот-вот превратится в солнечный лучик и улетит от них прочь.

Как только незнакомец заиграл, фру Блумгрен узнала его.

«Ах, вот оно что, — сказала она про себя. — Значит, это он. Вот почему она заставила нас, стариков, давать здесь представление».

Гуннар Хеде, который расхаживал по комнате и был в таком бешенстве, что готов был кого-нибудь убить, вдруг услышал, как за окном заиграл слепой музыкант. И это вернуло его к одному эпизоду из его прошлой жизни. «Куда подевалась моя собственная скрипка?» — подумал он, а потом вспомнил, что Олин унес ее, и теперь ему не остается ничего иного, как попытаться взять на время скрипку у старика, чтобы успокоить себя игрой. Он чувствовал, что возбуждение его достигло крайних пределов.

Взяв в руки скрипку слепого музыканта, он сразу же начал играть. Ему и в голову не могло прийти, что у него ничего не получится. Он и не подозревал о том, что вот уже в течение многих лет не может воспроизвести ничего, кроме нескольких несложных мелодий. Он был убежден, что находится в Упсале перед домом, увитым диким виноградом. И он ждал, что цирковые артисты начнут танцевать, так же как они сделали это в тот раз.

Он попытался играть зажигательнее, чтобы увлечь их, но пальцы были как деревянные и не слушались его, и смычок не желал ему повиноваться. Он прилагал гигантские усилия, на лбу его выступил пот. Наконец он нашел нужную мелодию, ту самую, под которую они тогда танцевали. Он играл так зазывно, так завлекающе, что любое сердце могло бы растаять.

Но старые акробаты не начинали танец. Много воды утекло с тех пор, как они встретились с Хеде в Упсале. Они уже не помнили, как были тогда зачарованы его игрой. Они и понятия не имели, чего он от них ждет.

Хеде обратил взгляд к девушке, чтобы получить объяснение, почему акробаты не танцуют. Но увидев ее глаза, сиявшие неземным светом, до того изумился, что перестал играть.

Он постоял с минуту, оглядывая окруживших его людей. Со всех сторон на него смотрели полные непонятной тревоги глаза. Невозможно играть, когда люди так смотрят на тебя. И он просто-напросто ушел от них. Увидев в глубине сада группу цветущих яблонь, он направился туда.

Теперь ему было ясно, что все вокруг не соответствует его убеждению, будто он находится в Упсале и Олин запер его в комнате. Сад слишком велик, и дом не украшен диким виноградом. Нет, это явно не Упсала.