Операция «Прикрытие» - Степан Кулик

— Принято. Дельное замечание. Спасибо, капитан.

— Когда будете выдвигаться?

— Смена караула у немцев в темное время, начиная с двадцати двух тридцати, производится каждые два часа. Мы пойдем так, чтобы проскользнуть их посты между десятой и пятнадцатой минутами любого парного часа. В здешних местах темнеет позже. — Корнеев замолчал, делая в уме прикидку. — Значит, в двадцать три. Но это мы еще уточним. Группа прибудет в расположение батальона Гусейнова в двадцать тридцать.

— А как с шумовыми эффектами? Будем фрица тревожить? Мои орлы в прошлую вылазку один интересный блиндаж неподалеку приметили. В полутора километрах правее места перехода. Очень он похож на склад боеприпасов. Если боги войны не промахнутся, вполне приличная кашица может завариться. А вы тем временем, под шумок, вглубь и проскользнете.

— Заманчиво, — задумался Корнеев. — И часто вы так здешнюю немчуру беспокоите?

— В общем, нет. С недельку уже даем фрицам успокоиться. С пулеметов постреливаем периодически, чтоб уж совсем гады не расслаблялись. Когда парочку мин забросим. А из орудий пока не палили. Верно, лейтенант?

— Так точно. Был приказ огня не открывать.

— Тогда и сегодня не лишайте их покоя… — решил Корнеев. — Для толкового контрразведчика незапланированный шум вернее красной ракеты сигнал подаст. Передовую легко проскочим, а в тылу — частям СС, жандармерии и войскам охраны тревогу объявят. Пусть себе спят спокойно. Авось, они именно этого отвлекающего маневра и ждут от нас? А мы — тихонько, на мягких лапках пойдем.

— Умно, — согласился Басов, с уважением поглядев на Николая. — Тогда у меня все, товарищ майор. Будут еще вопросы, уточнения, замечания?

— Нет, спасибо, капитан. Я увидел достаточно, — и, сменив тон, закончил: — Поехали обратно, Вадим. Буду готовиться к выходу.

В расположении разведывательно-диверсионной роты Корнеева поджидал сюрприз. В облике мешковатого каптенармуса второй роты штрафбата — сержанта Хохлова. Тот сидел на поставленном набок ящике, ковырялся в земле обломанной веткой и насвистывал какой-то затейливый мотивчик.

— Здравия ж-желаю, товарищ м-майор! Р-разрешите обратиться? — увидев Корнеева, медик изобразил попытку соответствовать уставу.

— Здоров, Сергей Фомич, — протянул руку для пожатия Корнеев. — Тебя каким ветром к нам надуло?

— А в-вот, — Хохлов протянул Корнееву аккуратно сложенный вчетверо, до размера спичечного коробка, страничку из походного блокнота. — П-приказано: лично в руки.

Корнеев развернул послание и увидел вверху листка выведенное бисерным почерком полковника Стеклова одно только слово: «Пригодится».

Полковник, как всегда, был предельно лаконичен, поскольку считал, что умный все поймет с полунамека, а глупцу — сколько ни объясняй, все без толку.

Видимо, Корнеев на какое-то время тоже перешел в разряд последних. Он прочитал послание еще раз, тщательно оглядел бумажку с обеих сторон и вопросительно взглянул на Хохлова. Тот глядел себе под ноги.

— Ну?

— Ч-что? — встрепенулся сержант.

— Где?

— Ч-что?

— То, о чем в письме сказано.

Хохлов пожал плечами.

— Н-ничего больше мне н-не поручали.

— Понятно, — с умным видом произнес Корнеев, которому как раз было совершенно ничего не понятно. — Давай начнем сначала.

— К-как п-прикажете.

— Ты как к полковнику Стеклову попал, Сергей Фомич?

— К М-михаилу Иванычу?

— К-к нему, — непонятно почему, Корнеев тоже начал заикаться. — Извини.

— Н-ничего. Т-так бывает, — кивнул Хохлов. — Особенности ч-человеческой п-психики. А к М-михаилу Иванычу меня к-комбат направил. Ч-часа через три, как вы уехали, вызвал, в-вручил пакет и отправил. П-путь неблизкий. Я т-только к утру добрался. Трижды останавливали. Д-документы проверяли. Н-не думал, что у нас т-так много п-патрулей.

Корнеев представил себе бредущую проселочными дорогами мешковатую фигуру Хохлова и хмыкнул. Странно, что только три раза. Если существует какой-то собирательный образ дезертира, то именно он и стоит сейчас перед ним. Личностей, более несовместимых с армией, майору до сих пор встречать не доводилось.

— Дальше.

— М-михаил Иванович п-пакет взял. Чаем напоил. П-потом спросил, з-знаю ли я н-немецкий.

— И что? — Корнеев начал понимать. Ведь он, по старинке, готовясь к диверсионному рейду, подбирал офицеров физически крепких, выносливых. А о знании языка как-то не задумывался. Это для разведчика важный фактор, а для «призрака», которого и увидеть-то никому нельзя, не столь существенно. Но, видимо, полковник Стеклов считал иначе. Вот и решил одним выстрелом, так сказать. И от человека, случайно узнавшего слишком много, избавиться, а заодно усилить группу и в этом вопросе. — Я не о языке. Почему Стеклов вам поверил? Чем зацепили старика?

— Так я же не в-всю жизнь в Запорожье п-прожил. Родители мои из Гросслибенталя.

— Немецкие колонисты? — удивленно переспросил Корнеев, который сам был родом из Одессы. — Так ведь…

— Д-да, все к тому шло, — кивнул Хохлов. — Вот мой отец и увез н-нас на Днепрогэс. С-сразу, как только п-первый клич бросили. Тогда еще НКВД н-не так щепетильно кандидатов отбирало, н-не то что докторов — р-рабочих рук не хватало. А м-моя матушка н-немецкий в школе п-преподавала…

И немедленно, чтобы сменить тему и окончательно снять подозрение, забормотал скороговоркой:

Ich weiß nicht, was soil es bedeuten,Daß ich so traurig bin,Ein Märchen aus uralten Zeiten,Das kommt mir nicht aus dem Sinn…[1]

Что удивительно, Хохлов даже заикаться перестал.

— Верю, верю… — остановил его Корнеев. — Полковник никогда ничего не делает, не перепроверив. Уверен, что и ему вы Гейне читали.

— Гёте.

— «Фауста»? — проявил заинтересованность Корнеев.

— «Страдания юного Вертера».

— А-а, ну тогда да. Тогда, конечно. И даже — скорее всего. Я не читал вашего личного дела, поскольку оно, как я понимаю, вместе со всеми остальными делами бойцов нашей группы в штабе осталось, но на один вопрос прошу ответить сразу. Фамилию давно сменили?

— Еще при П-петлюре. Дедушка р-раздобыл по случаю д-документы… — не стал скрытничать Хохлов. — А к-как вы догадались?

— Это неважно, Степан Фомич. Это совершенно неважно.

— Отправите об-братно… — кивнул штрафник. — Я п-понимаю.

— Не угадали, доктор. Полковник Стеклов не ошибается в людях, — отрицательно мотнул головой Корнеев. — И если он вам доверяет, то и мне сомневаться нет смысла. Кстати, а что за мотивчик вы тут насвистывали? Судя по мелодии, явно не из немецкой классики.

Вместо ответа Хохлов, счастливо улыбаясь, запел:

Шаланды, полные кефали,В Одессу Костя приводил.И все биндюжники вставали,Когда в пивную он входил.Синеет море за бульваром,Каштан над городом цветёт.Наш Константин берёт гитаруИ тихим голосом поёт.Я вам не скажу за всю Одессу,Вся Одесса очень велика,Но и Молдаванка и ПересыпьОбожают Костю-моряка.Но и Молдаванка и ПересыпьОбожают Костю-моряка…

— Занятная песенка! — Корнеев, как и всякий одессит, о любимом городе мог говорить и слушать до бесконечности, но именно сейчас он не мог позволить себе такой роскоши. — Где слышали?

— Что вы, т-товарищ майор. Это же из нового фильма «Два бойца». Там Андреев играет! А Бернес еще и поет! Нет, я п-понимаю, что с Леонидом Осиповичем ему не равняться, но т-тоже за душу берет.

— Ладно, — Корнеев невольно улыбнулся. — Об Одессе, кино, музыке и поэзии мы в другой раз договорим, товарищ Хохлов… — и прибавил, не повышая голоса, но глядя в сторону: — Кузьмич! Выходи уже, не прячься.

Как можно оставаться незамеченным на открытом пространстве, Хохлов не мог понять. Но еще мгновение тому назад он готов был поклясться, что в пределах видимости нет никого и — вдруг оказалось, что всего лишь в каких-то десяти шагах от них как ни в чем не бывало стоит усатый старшина. Доктор мотнул головой, стащил с носа очки и стал протирать стекла.

— Я здесь, командир, — ответил призрак.

— Все слышал?

— Виноват, командир. Старею. Вижу хорошо, а на ухо туговат стал. Бу-бу-бу, да бу-бу-бу… Или это от той мины, когда и тебя контузило?

— Проехали, — усмехнулся Корнеев. — В общем, ты вот что, Кузьмич, хватай доктора. Тащи его на склад. И чтоб через полчаса он выглядел более штатским, чем я могу вообразить. А уж немцы и подавно.

— Понял, — оценивающе поглядел на Хохлова старшина Телегин. — Сделаем. Крестьянин, городской?

— Что-то среднее. Ветеринар. Ну и добери там что он, как врач, скажет.

— Все сделаю, командир. Не сомневайся… — Кузьмич козырнул, потом подхватил Хохлова под локоть и потащил в сторону. — Пойдемте, товарищ военврач. Я вот что хотел спросить… — голос Кузьмича стал задушевно-вкрадчивым, и дальнейший разговор затих, удалился вместе с ними.