Тщеславие - Джейн Фэйзер

Домовладелица стряхнула с рук муку, взяла деревянный поднос с золотистым бруском и отрезала щедрый кусок.

— Хватит?

— Спасибо. — Октавия положила на стол две из своих монет. — Так хочется чаю с тостом.

— Не стоит портить аппетит. На обед будет вкусный пирог с мясом и почками. — Миссис Форстер вернулась к тесту. — Придется расколоть лед в бочке, дорогуша.

Октавия выскочила во двор, пробила лед в бочке, набрала воды, стараясь делать все это очень быстро, чтобы не окоченеть на ветру, и бегом вернулась в тепло кухни.

Отец по-прежнему спал. Октавия повесила чайник на крюк в камине и достала из массивного шкафа длинный шерстяной халат. Надев его поверх тонкого платья, она вернулась к камину, нанизала кусочек хлеба на вилку и встала на колени перед огнем. Вскоре комнату наполнил восхитительный запах поджаренного хлеба, и сознание вновь вернулось в прошлое: вспомнились теплая детская и сладкий вкус меда… а потом жаркое пламя в «Королевском дубе», аромат жареной говядины и супа из омаров.

В дверь громко постучали. Октавия вздрогнула, внезапно вырванная из волшебного мира грез. Наверное, миссис Форстер. Она крикнула, чтобы входили, и сняла с вилки хлеб, собираясь перевернуть его на другую сторону.

— Пахнет аппетитно!

Октавия уронила вилку. Этот голос был нежданным и долгожданным одновременно. Это был голос ее грез.

— Вы?

Лорд Ник, он же сэр Руперт Уорвик, был без парика, волосы собраны на затылке и перевязаны черной лентой. Одетый достаточно просто, в их убогой комнате он смотрелся тем не менее столь же экзотично, как тропическая бабочка на английском лугу.

Руперт поклонился чуть-чуть насмешливо:

— К вашим услугам, мисс Морган, — и, взглянув на кровать, тихо прикрыл за собой дверь. — Отец спит?

— Болен. — Октавия все еще стояла на коленях перед камином. Она никак не могла поверить в его приход. — Не проснется несколько часов.

Вода в чайнике закипела. Октавия машинально протянула руку, чтобы снять чайник с крюка.

— Хотите тосты с чаем? — Ничего лучшего она придумать не могла, потому что сейчас ее беспокоило только одно: вылезшие из шерстяного халата нитки и потертая меховая оторочка рукавов. Пять лет назад этот домашний наряд был весьма элегантным. Он был теплым и практичным, но с годами от постоянной носки утратил прежний изысканный вид.

— Если есть вторая вилка, я поджарю себе хлеб. — Руперт сбросил плащ и устроился на деревянной скамье. — Надеюсь, это не весь ваш обед. Кусочка хлеба явно недостаточно.

Октавия могла не беспокоиться: Руперт, конечно, заметил плачевное состояние одежды, которую она надевала, когда ее никто, кроме отца и хозяйки, не мог увидеть, но его интересовало совсем другое — золотисто-карие глаза и тугие локоны, рассыпавшиеся по плечам.

— Мы столуемся с миссис Форстер, — несколько надменно ответила она и залила кипящей водой тщательно отмеренную порцию чая.

Октавия скрыла, что они едят с домовладелицей не всегда — лишь когда есть деньги. Сегодня был как раз такой случай. Но завтра придется пройтись по Вест-Энду и пошарить по карманам богачей. От одной этой мысли ей становилось дурно, и Октавия предпочитала не бередить страхи заранее.

— Понимаю, — равнодушно проговорил Руперт, нанизывая на вилку кусочек хлеба. — Кстати, вы катаетесь на коньках?

— На коньках? — Вопрос показался настолько неожиданным и неуместным, что Октавия чуть не рассмеялась. — По льду?

— А разве существует иная поверхность, пригодная для катания на коньках? — Руперт снял с огня свой хлеб и поднял глаза на ее смущенное, недоумевающее лицо.

— Девочкой я каждую зиму каталась на прудах. — Она подала ему фарфоровую чашку. — Но зачем вы это спрашиваете? — Ей сделалось смешно: стоять на коленях у камина, пить чай и рассуждать о былых детских забавах. Но как ни странно, ей было хорошо.

— Серпентайн замерз, и все, кто купил или достал коньки, уже там. Я подумал, почему бы нам не присоединиться к ним.

— К сожалению, я не могу ни купить, ни достать коньки, — сдержанно ответила Октавия. — Коньки нам показались не самой полезной вещью, когда пришлось укладывать пожитки в Хартридж Фолли.

— Это ваш родовой дом? Где он находится?

— В Нортумберленде.

— Тогда вы привыкли к суровым зимам.

— Там холод совсем не такой, как в Лондоне. Здесь сыро и промозгло, а я привыкла к сухой и солнечной зиме. Руперт намазал маслом кусочек поджаренного хлеба.

— В моей коляске две пары коньков. Одна, без сомнений, подойдет на ваши ботинки. — Он откусил хлеб н одобрительно кивнул.

Октавия изо всех сил старалась вернуться к реальности. Приглашение покататься на коньках принадлежало другому миру и ничего не имело общего с промозглой, холодной комнатой, тяжелым сном отца, перспективой пирога с мясом и почками у миссис Форстер, а потом, когда погаснет свет, — холодной кроватью на чердаке. Свечи и огонь в камине после заката — роскошь, которую они себе не могли позволить.

— Мне нельзя уходить от отца.

— Глупости. Вы и раньше уходили и будете так делать впредь. Если что, миссис Форстер за ним приглядит. Кроме того, я хочу сделать вам одно предложение. Нечто такое, что принесет пользу нам обоим.

— Предложение? — Учитывая опыт их прошлой встречи, Октавия могла представить себе лишь одно дело, которое способен предложить ей Руперт. — Что же это за предложение? — В золотистых глазах девушки появился металлический блеск.

— Я все объясню вам позже.

— Давайте без церемоний, сэр. — Ее голос угрожающе понизился. — Вы можете высказать все и здесь.

— Нет, я так не считаю, — ответил Руперт в своей обычной манере. — Все сложнее, чем вы думаете.

Октавия вспыхнула и вскочила на ноги.

— Однажды я вам уже сказала, что не продаюсь. Вы, вероятно, полагаете, что мне должно льстить, что я испытываю даже благодарность… — Она презрительно обвела рукой комнату. — Так вот, вынуждена вас разочаровать: никаких ваших предложений мне не нужно!

— Даже если бы вы продавались, дорогая, я бы не купил, — холодно отозвался Руперт. — Уверяю вас, я не плачу женщинам за благосклонность.

— Вон! — яростно прошипела Октавия. — Вы считаете, раз между нами что-то случилось той ночью, у вас есть право меня оскорблять? Вы — грязный развратник, негодный сифилитик!

На минуту в комнате воцарилось молчание, затем Руперт расхохотался, и его сочный смех разогнал тени, прячущиеся по углам, как летучие мыши от света.

— Что это такое вы говорите? Где вы научились так великолепно ругаться?

— Уходите! — Девушка окинула своего гостя негодующим взглядом.

— У меня другие планы. — Руперт обвел глазами комнату и кивнул на шкаф. — Вам понадобятся плащ, муфта и ботинки — те, что были на вас на площади Тайберн.