Последняя тайна - Линн Шоулз

Коттен не могла говорить. Ощущения переполняли ее. Она изгнала все мысли и сосредоточилась только на чистоте света.

— Теперь круги становятся меньше, — продолжал Ячаг. — Меньше и меньше. Еще меньше. Свет угасает. — Он замолчал.

Коттен почувствовала, что свет слабеет, сияние становится тусклее, а амплитуда вращения — меньше.

— Выпусти его, — прошептал Ячаг, — и почувствуй тепло, которое осталось. — Он сделал паузу и произнес: — Ты готова, Майта?

Коттен чувствовала себя полностью спокойной и очистившейся и наслаждалась этим.

— Ничего не говори. Слушай. Твой разум обрел ясность чистой энергии. Никакой суеты. Слушай.

Она сидела молча, не понимая, что должна услышать.

— Отвечай, какие звуки доносятся до тебя.

— Я ничего не слышу, — ответила Коттен. — Только шум воды… ветер в траве и кустах… и вдалеке — пронзительно кричит птица.

— Что еще?

Постепенно звуков становилось все больше, ее поразило, до чего их много.

— Слышу шелест своей одежды, прикасающейся к коже… маленький зверек пробирается сквозь траву — я слышу его дыхание… течение гонит камушек по дну реки… насекомое летит над цветами.

— Ты быстро учишься, — сказал Ячаг. — Быстрее всех остальных моих учеников. В тебе и вправду обитает дух природы.

Он знает все, подумала она. Он уже знал все, когда дал ей имя Майта, Избранная. Более того, он знает, кто она.

Дочь падшего ангела.

Она помнила, каким голосом он произнес ее инкское имя. Чистым, как вода, которая гнала камушек по дну реки.

Коттен Стоун открыла глаза и посмотрела на джунгли, на долину, прорезанную могучей рекой, на возвышающиеся сзади горы. Ей показалось, что она восседает на вершине мира.

— Это твой первый урок, — сказал Ячаг. — Я уже говорил, дай жизни развернуться самой. Если будешь продолжать эти занятия, ответы на все вопросы придут изнутри. Ты сама будешь творить мир, в котором живешь. Но так случится, когда придет время. А это всего лишь начало.

Коттен повернулась к нему:

— Как ты узнал, кто я такая?

— Во всех нас течет одна энергия. Совершая любой поступок, мы должны чтить вселенную. Мы — то, что мы думаем. Искусство пользоваться энергией жидкого света — всего лишь начало, первый урок; он поможет тебе открыть себя, осознать, что ты — часть источника, единой энергии, из которой состоит все. Это пригодится, когда ты вернешься в свой мир. — Он вытянул руку. — Возьми ее. Береги. Она напомнит: у кондора есть крылья, чтобы парить; так же и твой дух. — И Ячаг протянул ей пустую кость кондора и амулет из перьев. — Возьми ее, — сказал он, вкладывая кость с амулетом ей в руку. — Кунтур, или кондор, как называете его вы, не питается живыми существами. Он ест падаль. А значит, на крыльях кондора ты сможешь отвести от себя мертвеца, таящегося внутри.

Коттен крепко сжала кость и откинула волосы с лица.

— Но я, кажется, уже решилась остаться здесь. Я хочу и дальше учиться жить, как живет твой народ. Ты можешь быть моим наставником, — произнесла она, надеясь подольститься.

— Как ты думаешь: почему жидкий свет пришел к тебе так легко? Ты не такая, как все. И ты до сих пор не хочешь смириться с тем, что ты избранная?

— Не знаю. Я пытаюсь выбросить это из головы. И вообще, если я не хочу быть избранной и не такой, как все? Все это не имеет отношения к моей теперешней жизни. Может, я просто в это не верю!

Ячаг посмотрел на нее с любопытством:

— Мы все принимаем решения о том, какой будет наша жизнь. Это называется свобода воли — право на выбор. Конечно, ты можешь прожить жизнь, как захочешь. Но подсознательно ты все равно будешь распахивать двери, которые сама закрыла.

Коттен отвела взгляд.

— Все решили за меня — по крайней мере, так мне сказали… Эту сделку заключили без моего участия.

— У тебя есть предназначение, Майта, как и у всех нас. В твоей воле поступить с ним, как захочешь.

— Я не выбирала своего предназначения. Это сделал за меня отец… И Бог.

— Ты не так уж сильно отличаешься от остальных. У каждого есть свое место в жизни. Как в лесу множество тропинок ведет в разные стороны, так и в жизни открыты множество путей, открыты каждый день, каждую секунду. Мы лишь выбираем, по которому идти. Познав силу жидкого света, ты увидишь дороги, которые лежат перед тобой, и выберешь ту, что ведет к добру.

— Просто мне кажется, что слишком многое в моей жизни выбрали за меня, особенно за последние три года.

Ячаг спокойно сидел и смотрел, как она сжимает руки, пытаясь подобрать правильные слова.

— Ты сомневаешься в себе? Сомневаешься в своем величии?

— Во мне нет ничего великого. Да, я сомневаюсь в себе. Иногда сомневаюсь, могу ли вообще распоряжаться своими действиями. От меня ли зависит, возвращаться мне домой или нет? Ведь все в конечном счете сводится именно к этому. Даже если я решу не возвращаться, нечто, неподвластное моей воле, вторгнется и вынудит меня.

— Не бывает принуждения. Ты сама откроешь дверь домой, осознаешь ты это или нет. Майта, если ты останешься здесь, это не поможет тебе избавиться от ноши.

Ячаг был прав. Она это знала, и знала уже довольно давно. Ради этого она родилась, ради этого жила. Она знала, что враги Бога, враги Виракоча, виноваты в скандале с «костью творения», они заманили ее в ловушку, чтобы опозорить. Но лучше была бы она виновата сама. Может, отчасти так и есть. Слишком уж легко она вознеслась на такую высоту, с которой можно упасть. И ей испортили репутацию, чтобы она не могла вывести их на чистую воду. А чтобы запугать ее, они могут посеять хаос, ужас, опасность, а в случае с Ником, Полом и Эдельманом — смерть.

Коттен загнала вглубь подступивший страх. Та жизнь, что рисовалась впереди, явно ей не по силам.

— Я не могу, — произнесла она решительно и четко. — Я бы хотела быть отважной, мужественной и… Но на самом деле я всего лишь зазнавшаяся журналистка. Я не готова к подвигам. Я не смогу. Неужели ты не понимаешь: мир не может мне верить. Бог не должен мне верить.

Питер Пэн

Лестер Риппл резал банан кружочками. Сначала — очень быстро — три кружочка, пауза, потом — еще три. Раз. Два. Три. Бледно-желтые кружки падали на куски хлеба, намазанные густым слоем арахисового масла «Питер Пэн». Лестер оставил маленький, с черными точками, кончик банана в кожуре и выкинул ее в мусорное ведро.

Он собрал ужин — сэндвич, кошерные маринованные огурцы с укропом и стакан кефира, который так трудно найти в наши дни, — и направился к дивану и телевизору. Радио уже было настроено на национальный канал, и там шли «Беседы о науке по пятницам» — лучше не бывает.