Осенью. Пешком - Герман Гессе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А, вот вы какой! – воскликнула Марта. – Хорош! Ставите людей в неловкое положение и потом стыдите их своим искусством.
Он скромно ответил, что это далеко не так, что он никогда мандолины и в руках не держал, но зато несколько лет уже играет на гитаре.
– Да! – воскликнул Фриц. – Вы бы послушали, как он играет! Отчего ты не захватил с собой гитары? В следующий раз непременно принеси ее!
Сестры тоже настойчиво просили его об этом и гость засиял и стал излучать из себя свет. Он подумал немного и ответил, что готов исполнить их просьбу, если действительно может доставить дамам немного удовольствия своим бренчанием. Он боится только, что его высмеют и фрейлейн Марта все же покажет себя виртуозкой, каковую он все же предполагает в ней.
Вечер промелькнул, как на крыльях. Когда молодые люди стали прощаться, с кресла у окна встала забытая, маленькая, озабоченная мамаша, положила свою узкую безжизненную руку в теплые сильные руки юношей и пожелала им спокойной ночи. Фриц прошел еще улицы две с Ладиделем, который был очень доволен и нахвалиться не мог на своих новых знакомых. В затихшей квартире Вебер, тотчас после ухода гостей, убрали со стола и погасили огонь. В спальне девушки, по обыкновению, молчали до тех пор, пока мать не уснула. Затем Марта шепотом начала разговор.
– Куда ты дела свои ландыши?
– Да ведь ты видела… в стакане на камине.
– Ах, да! Покойной ночи…
– Ты устала?
– Немного.
– Слушай, как тебе нотариус понравился? Франтоватый какой, а?…
– Отчего?
– Я все время думала о том, что Фриц мой должен бы быть нотариусом, а тот парикмахером. В нем что-то такое приторное…
– Да, пожалуй… Но милый, и вкус у него есть. Заметила ты его галстук?
– Конечно.
– И потом, знаешь, такой он еще неиспорченный. Вначале он совсем робкий был.
– Да ведь ему только двадцать лет. Ну, покойной ночи.
Фрейлейн Марта думала еще немного, пока не уснула, об Альфреде Ладидель. Он понравился ей, и она, не подвергая опасности своего душевного мира, приоткрыла ему горенку в своем сердце на тот случай, если бы в один прекрасный день он вздумал войти туда и занять прочное место. Игра в любовь ее не прельщала, отчасти потому, что этот жизненный этап она уже прошла, отчасти – оттого, что неохота была оставаться дольше непомолвленной подле Меты, бывшей годом моложе ее. То, что в этот вечер всплыло в ней, боли не причиняло, не жгло, но светилось пока нежным, тихим светом, как юное, робкое солнце занимающегося дня, вся красота которого еще только впереди.
И сердце кандидата в нотариусы не осталось покойным. Он находился еще в состоянии смутной любовной жажды, едва оперившегося юнца и влюблялся в каждую красивую девушку. И понравилась ему, в сущности, Мета. Но она была уже невестой Фрица, и о ней думать нечего было, и Марта в конце концов ничем сестре не уступала. Сердце Альфреда в течение вечера все больше располагалось к ней, и в тихом благоговении унесло с собой ее образ со светлым тяжелым венцом белокурых кос.
Прошло несколько дней и маленькая компания опять собралась вечером в той же столовой. На этот раз молодые люди пришли попозже, так как роскоши частого угощения вдова Вебер позволить себе не могла. Но зато Ладидель пришел с гитарой, которую нес Фриц, и вскоре комната в теплом вечернем освещении зазвучала, засмеялась и старая мать, отдыхавшая у окна, несмотря на свой скорбный вид, радовалась в душе и любовалась весельем молодежи. Музыкант сумел устроить так, что хотя талант его и встретил надлежащую оценку и шумное одобрение, но не он один нес на своих плечах программу вечера. Пропев несколько песен и проявив во всей полноте свое вокальное и струнное искусство, он и других увлек, и наигрывал все такие песенки, которым остальные принимались подтягивать с первого же такта.
Жених и невеста, возбужденные, взволнованные музыкой и праздничным настроением, придвинулись ближе друг к другу, и тихо подтягивали отдельным строфам, а в промежутках болтали и украдкой пожимали друг другу пальцы. Марта же сидела против музыканта, смотрела ему в глаза, и с увлечением подпевала всем его песням. И так незаметно образовались две группы, и началось настоящее знакомство Альфреда и Марты, перешедшее в этот вечерний час в теплое чувство доброго товарищества. Но на прощанье, когда жених и невеста обменивались поцелуями в тускло-освещенной передней, оба примолкли и смутились. В кровати Мета опять заговорила про нотариуса, как она его звала, на этот раз с восторженной похвалой. Но сестра отвечала лишь да, да, положила белокурую голову на обе руки и долго лежала с открытыми глазами, глядя в темноту и глубоко дыша. Позднее, когда сестра уже спала, Марта тихо и протяжно вздохнула. Вздох вызван быль не страданием, а лишь смутным сознанием непрочности всяких любовных чаяний. Вторично она не вздохнула и скоро спокойно спала, и на ее свежих устах блуждала нежная улыбка.
Знакомство продолжалось самым приятным образом. Фриц Клейбер с гордостью называл элегантного Ладиделя своим другом. Мета бывала рада, когда жених ее приходил не один, а приводил с собой музыканта, а Марта все больше располагалась к нему, по мере того, как ей открывалось его почти детское чистосердечие. Ей казалось, что этот красивый, уступчивый юноша самый подходящий для нее муж, с которым она всюду могла бы показываться, и которым могла бы гордиться, не давая ему власти над собою.
И Альфред, тоже радовавшийся приему, который ему оказывали у Веберов, угадывал в дружеском внимании к нему Марты, душевную теплоту, цену которой понимал, несмотря на всю свою робость. Роман и брак с этой красивой, видной девушкой не казались ему невозможностью в часы дерзновенных мечтаний, и неизменно-манящей, блаженною целью. Но решительного шага никто из них не делал. Альфред часто приходил со своим другом, дважды они совершили все вместе воскресные прогулки, но отношения их оставались в стадии нежной дружбы, зародившейся в первый музыкальный вечер. Дальнейшее сближение не наступало по многим причинам. Во-первых, Марта, при более частых встречах с Ладиделем, нашла, что в нем много еще незрелого, мальчишеского, и рассудила, что лучше
