«Если», 2003 № 02 - Журнал «Если»

«Странно, Алекс, — прервал Волкова Фред, — что вы именно сегодня вернулись к этой проблеме. Мы все согласны с тем, что общий смысл существования живых организмов, — тем более разумных, — общая их зависимость от внешних природных явлений, это и есть одна из форм симбиоза».

«Да, — упрямо сказал Алекс, — но меня смущает… Если один из симбионтов погибает по какой-либо причине, другой погибает тоже, верно?»

«По идее — да», — согласился Сол, а Фред лишь пожал плечами.

«Представим себе, — продолжал Алекс, — что завтра начнется ядерная война и человечество прекратит существование».

«Маловероятно, — заметил Фред. — Сейчас не то время…»

«То или не то — не нам судить, — взволнованно сказал Алекс. — Теоретически может произойти все. Так что же — весь мировой разум погибнет вместе с разумом человеческим? В условиях симбиоза это непременно произойдет».

«Вот вы о чем, — сказал Фред и продолжил, подождав, пока официант поменяет тарелки: — Нет, не думаю, что галактоид погибнет, он слишком сложно организован, чтобы так фатально реагировать на потерю какого-то элемента. Человек же не умирает, если ему отрубить палец…»

«А если погибает печень…»

«Не нужно спорить, — вмешался Сол. — Вы приводите аналогии, а они всегда либо недостаточны, либо избыточны. Думаю, что, если какой-то из элементов отключается от системы, организм восстанавливает свою целостность, подключив другой элемент».

«Если такой элемент существует! — воскликнул Алекс. — А если его просто нет?»

«Вы имеете в виду — на Земле? — осведомился Фред. — Если бы нам с вами не повезло, то разумными сейчас были бы макаки, или лошади, или дельфины, или — почему нет? — медведи, которые спят по три-четыре месяца кряду, вот где простаивает надежный канал!»

«Я к тому и веду! — сказал Алекс. — Мы слишком много времени уделяем фиксации снов и слишком мало — исследованиям возможности переключения каналов. Вы можете дать гарантию, что канал уже не переключился по какой-нибудь не понятной нам причине? И не говорите мне, что это маловероятно, поскольку за миллионы лет не произошло ничего подобного! Вот о чем я думаю, и вот что, по-моему, нужно проверить в эксперименте!»

«Ни в коем случае! — решительно произнес Фред и положил ладонь на тонкую руку Элис. — Надеюсь, вы понимаете разницу между простой фиксацией и попыткой активно повлиять на состояние системы? Это прежде всего риск для Элис, так что исключено…»

«Вот потому-то, — сказал Алекс с некоторым раздражением, — нам бы лучше иметь реципиентом не вашу сестру, а совершенно постороннего человека».

«Которого было бы не жаль использовать, а потом…»

«Я такого не говорил».

«Но в виду имели именно это».

«Все, — хлопнул ладонью по столу Сол. — Хватит пререкаться. Все мы понимаем, что нерешенных вопросов больше, чем решенных. Алекс, у вас лопнуло терпение? Куда вы торопитесь?»

«Да просто интересно… — пробормотал Алекс. — Извините, Элис, я не хотел вас обидеть».

«Я не обижаюсь», — улыбнулась Элис. Она действительно не обижалась на этого увальня, говорившего все, что приходило ему в голову. Замечательный человек. И рассуждает логично. Но если Сол считает иначе, значит, прав Сол.

«Как хорошо, — подумала она, — что он развелся со своей Офрой, ну и имя у женщины, неудивительно, что Сол с ней расстался, имя определяет суть человека, а для женщины имя даже важнее, чем привлекательная внешность».

Как хорошо, что Сол расстался с Офрой и приехал в Штаты писать постдокторат. Иначе они бы не встретились. И что тогда было бы с нею? Два года назад она чувствовала, как иссякают жизненные силы и ничего не хочется, а ведь ей было всего двадцать три, сейчас она стала старше, но ощущала себя молоденькой девушкой, чья мечта о принце вдруг перестала быть сказкой.

Что она собой представляла? Студентка-философ, решительная походка, прямой, уверенный взгляд, замечательные рефераты по западному марксизму второй половины XX века, преподаватели прочили ей академическое будущее, а на самом деле… На самом деле не было на свете более не уверенного в себе существа, все истинное в ней оставалось внутри, нераскрытое, но готовое раскрыться в любую минуту, когда придет он…

Она прекрасно понимала, что принцев на белых конях не существует в природе, и ждала она не мужчину своей мечты, а чего-то, что возможно только в воображении или даже в воображении невозможно тоже, потому что представить себе собственные подсознательные желания Элис не могла, хотя и пыталась, посетив однажды университетского психоаналитика Эндрю Скола.

С Солом она познакомилась на семинаре по общей философии.

«Это Соломон Туберт, — сказал ей профессор Сточерз, подойдя в перерыве между докладами с невысоким, черноволосым, кудрявым, крепким, как грецкий орех, мужчиной. У Туберта были огромные черные глаза, словно глубокие озера, и Элис утонула в них прежде, чем услышала следующие слова шефа: — Господин Туберт — израильтянин, приехал делать постдокторат по церебральным явлениям».

«Очень приятно, — сказала Элис, протягивая руку и ощутив неожиданно крепкое мужское пожатие. — Что привело вас к нам, философам?»

«Я увидел вас в коридоре, — сказал Туберт, — и понял, что вы именно тот тип, который мне нужен. Видите ли, я провожу эксперимент, и если бы вы согласились принять участие…»

Разве так нужно было начать разговор? Он сказал бы это, но потом, вечером, когда другие слова уже были бы сказаны, она ведь знала, что сказаны они все равно будут, но почему он выбрал именно такую, обратную последовательность?

Элис поняла это позднее, несколько часов спустя, когда закончился обед, на который Сол ее пригласил.

В тот же вечер, выслушав пламенную речь Сола о биологической связи космических разумов, Элис предложила пойти в гости к брату — Фреду Бакли, астрофизику, который наверняка больше нее понимал в этих делах, слишком конкретных, чтобы претендовать на философское обобщение.

И именно Фред, обычно не замечавший внутренних метаний сестры, сказал ей, когда Сол ненадолго вышел: «Это твой мужчина, Элис. Вы так смотритесь вместе…»

Она смутилась, потому что на самом деле весь вечер думала о том же. И Сол — Элис это точно знала — думал о ней, а не о космическом разуме, о котором вел разговор.

Два года… Неужели прошли, пробежали, промчались, пронеслись два года? Иногда Элис казалось, что тот первый вечер все еще продолжается, а иногда что минула жизнь и ничего больше уже не будет, а ведь это не так, и нынешняя ночь тому примером, такого у нее с Солом еще не было, не получалось; Элис заснула, положив голову на плечо Сола, и он говорил что-то о том, каким будет ее сон; сам он не спал, это было его особенностью, и сначала Элис не понимала, как это возможно, как выдерживает его организм; она помнила свою тетю Доротею, сестру матери, погибшую в тридцать лет; что-то сдвинулось в ее мозгу, и однажды она перестала спать — не спала вообще: ночь, другую, третью… Принимала снотворное, но сна все равно не было, она бродила по комнатам, в ее поведении появились странности, тетя Дора перестала узнавать окружающих, ее хотели отвести к врачу, но не успели — бедная женщина бросилась с балкона, и все кончилось.