Кот и Лиса (СИ) - Пожидаева Ольга

— Это ведь не значит, что… — вклинилась Алиса аккуратно.

— Что моя жена наставит мне рога? — Глеб рассмеялся, — Конечно, нет, Лис. Но сейчас не чувствую в этом потребности. Я не против семьи, детей, но позже. И с правильным человеком. Пока рано. А отец считает, что пора. И вот хоть тресни, а не может отвалить от меня, оставить в покое. Теребит и теребит.

— Ну ты его сын. Кого еще ему теребить?

— У меня два брата и сестра. Видимо всем нам достается по расписанию пряников и кнута.

— Ого, — присвистнула.

— Ну да, нас Геллеров много, — хохотнул Глеб.

Повисла пауза, а потом Алиса собралась духом и выдала резюме:

— Знаешь, мне кажется, вы оба фигней страдаете. И ты, и родитель твой. Уперлись и просто не желаете друг друга слышать.

Она ждала острой реакции, обиды, совета оставить выводы при себе, но Глеб удивил. Он отстранился, долго и внимательно смотрел на нее. Алиса приподняла бровь, давая понять, что не раскаивается и не собирается брать слова назад. А Геллер рассмеялся.

— Ты говоришь точь в точь, как Настя.

— Кто? — не поняла Алиса.

— Не важно, — он махнул рукой, — Иди сюда.

И поцеловал. Они больше не разговаривали. Только целовались, стараясь сдерживаться.

У Алисы кружилась голова и сводило живот. Она потерялась во времени и пространстве. Кажется, официант кашлял, собирая подносы с их столика. А они смеялись, спеша к машине. Глеб смахивал снежинки с ее шапки, уверяя, что в машине этот сугроб растает и превратится в лужу на обивке сидений, за что Мишка его убьет. А потом он опять целовал ее, и сугроб вырастал на шапке снова.

В машине он все время держал ее за руку, отпуская только, чтобы переключить передачу. На светофорах целовал. И пару раз им сигналили, потому что они не успевали заметить зеленый вовремя.

Алиса была готова распрощаться, когда он припарковался у ее дома, но Глеб никак не хотел отпускать. Он пошел за ней в подъезд, уверяя, что обязан проводить до двери. И там на лестничной клетке снова взял в плен объятий и поцелуев. Его руки никак не могли прекратить ее трогать. Желая большего, Глеб пытался проникнуть под свитер, наткнулся на футболку, разочарованно простонал. Засунул руку за пояс джинсов сзади.

— Глеб, — взмолилась Алиса, — Прекрати. Мы в подъезде.

— Проклятье, — ругнулся он, — В подъезде? Серьезно? Жесть какая. А почему до сих пор не в постели?

— Потому что ко мне нельзя, — напомнила она.

— Почему к тебе нельзя?

— Катя.

— Ах, черт, и правда. А у меня Михалыч, — начал припоминать и Геллер, но целовать между словами ее шею не прекратил.

И тут Алиса сделала несусветную глупость.

— Если сделать исключение… У нас не принято, но…

Глеб отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Исключение? — уточнил он.

Алиса покраснела под его пристальным взглядом.

— Мы договаривались с Катей, чтобы никаких случайных мужиков. Но мы с тобой не вчера познакомились и…

— Не стоит, Лисичка, — тут же обрубил он.

Заметив, как от категорического отказа ее глаза тут же заволокло пеленой слез, и она судорожно сглотнула ком в горле, Глеб поспешил сгладить. Он прижал Алису к себе, объясняя:

— Не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Некрасиво это. Предупредить точно стоило. Может как-нибудь, но не сегодня. Хорошо?

Он взял ее за плечи, наклонился, чтобы сладко поцеловать в губы. Пообещал:

— Завтра после тренировки ничего не планируй — украду до ночи.

Алиса просияла, кивнула.

— Пока.

Встала на цыпочки, чтобы крепко-крепко обнять его.

— Пока, — выдохнул Глеб в ответ, — И спасибо, Лис.

Она кивнула и поспешила домой, боясь, что еще немного, и предложит что-нибудь более нелепое: пожениться или родить ему ребенка.

Глеб вернулся домой, тихо прокрался мимо закрытой двери в большую комнату, которая принадлежала Мишке. На кухне Геллер замешал себе протеин, своровал три котлеты, которые видимо, приготовила гостья соседа. Залив сгущенкой пачку творога, Глеб отправился в свою комнату, дабы не смущать народ присутствием на общей территории. Был у них такой негласный закон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Открыв в телефоне соцсети, Глеб едва сдержался, чтобы не написать что-нибудь милое и благодарственное Алисе. Но вовремя дал себе по рукам, понимая, что завтра и так позволит себе намного больше и отблагодарит Лисичку, как следует. Вместо этого он набрал Настю, от которой висели пропущенные вызовы.

— Звонила? — коротко поинтересовался он.

— Сто тысяч раз, — подтвердила жена отца.

— Паршиво считаешь, Настюх. Всего семь на самом деле.

— Ты мне зубы не заговаривай. Долго это будет продолжаться?

— Эммм, ты серьезно? У меня спрашиваешь?

— Версию твоего отца я знаю, поэтому — да. Спрашиваю у тебя. Зачем так, Глеб?

— Как, Насть? Ну вот как? Он же лезет с ногами в мою жизнь. Фиг с ним, что регулярно учит, как работать. К этому я уж почти привык, но когда до личного доходит…

— А ты не думал, что он о тебе беспокоится? — перебила Настя, — И я кстати тоже.

— Ой, засуньте ваше беспокойство…

— Глеееееб, — протянула она, чтобы не дать наговорить парню гадостей.

Он осекся, раздраженно фыркнул.

— Насть, ну если нет у меня сейчас потребности в серьезных отношениях? Убиться надо? Раскваситься в лепёшку, чтобы только вы с отцом спали спокойно?

— Нет, дорогой. Конечно, нет.

— Спасибо, блин. Успокоила.

— Но все же. Тебе двадцать семь.

— Папе было двадцать четыре, когда мать залетела. И что из этого вышло?

— Уф, — выдохнула Настя, — и откуда ты все это знаешь?

— Дядьки, — беспечно сдал информаторов Глеб, — И я умею считать, кстати. Между моим днем рождения и их свадьбой всего полгода.

— Но это ведь не значит, что… — начала она лечить по старой схеме.

Глеб сам продолжил:

— Что со мной будет так же. Я знаю, Насть. Просто не хочу я сейчас. Понимаешь? Мне нравятся девчонки. Нравится, что я никому ничего не должен, не обязан.

— Их слишком много, Глеб.

— Ты считала что ли? — и тут его осенило, — Мишаня? Вот гад. Ох, блин, ну вот всем есть дело до того, с кем я сплю. Чувствую себя супер звездой.

— Глеб, — начала Настя заново.

Но он перебил, выдав то, что час назад говорил Алисе.

— Я не против брака и детей, Насть. Не против семьи, свадьбы и прочих канонов. Но не сейчас. Сейчас я просто веселюсь. На что имею полное право. И если встречу человека, с которым захочу прожить всю жизнь, то… — его слегка перекосило, но он все же договорил, — то женюсь.

— А ты уверен, что сможешь этого человека заметить? Разглядишь среди многих?

— Да, — ответил Глеб с уверенностью, которую не испытывал. Но надо было ответить, чтобы отвязались хоть на время.

— Очень на это надеюсь. Я постараюсь отца твоего успокоить. Но он тебя очень любит, пойми.

— Как ни странно, я его тоже.

— Почему вы это не можете сказать друг другу?

— Все время не до того.

— Геллеры, мать вашу, — рыкнула Настя, но тут же сменила гнев на просительный тон, — Глебушка, пожалуйста, хоть в этом году приезжай. Хоть на денек. К матери ведь ездишь.

— Я не знаю, Насть. Может быть. На денек.

— Ну поговорим еще. Мне пора. Целую.

— И я тебя. Пока.

Она положила трубку. Глеб тоже нажал отбой. Он не сомневался, что Настя не один раз поднимет эту тему до лета. Но Глеб обирался снова подписаться на «Героев», не смотря на работу, которая в это лето не обещала ему такого щедрого отпуска.

Он завел кино на ноутбуке, откинулся на подушку, закладывая в рот творог ложку за ложкой. И хоть происходящее на экране было красочным и захватывающим, но в голове крутились слова Насти:

А ты уверен, что сможешь этого человека заметить?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Разглядишь среди многих?

Себе Глеб врать не хотел. Не было у него такой уверенности. Но были две девушки, к которым он хотел возвращаться снова и снова. Ви, которая все реже была ему любовницей, все чаще другом. Алиса, которую он хотел все сильнее, с которой ему неожиданно было хорошо и без секса, которую он не желал видеть рядом с другими мужчинами.