Дуракам всегда везет! - Марина Серова

– Валентин Петрович, – повернулась я к председателю, – мы с вами можем договориться на более простых условиях, чем с ней.

Я кивнула на Людочку. Та насторожилась, но молчала, косясь на Леню.

– Мне от вас не нужно никаких квартир, никаких денег. Я не охвачена жаждой мщения или наживы. Вы и ваши делишки никогда бы меня не заинтересовали, если бы она, – я вновь кивнула на Людочку, – не захотела бы моими руками загнать вас в ловушку. И загнала, как видите. Правда, и сама… можно сказать, попалась. Так вот. Мне не нужно от вас абсолютно ничего. Я даже не буду отнимать ваш столь дорогой для вас портфель и изучать его содержимое. Вы сами нам все расскажете. В конце концов, мы имеем право знать, почему нам всем сегодня пришлось рисковать жизнью. Обещаю вам отпустить вас, если я сочту вашу историю правдоподобной. И даю слово – ни от кого из нас… – я обвела рукой Светку, Леню и себя —… ни милиция, ни кто-либо другой об этой истории не услышит ни слова. Правда, за нее, – я ткнула пальцем в Людочку, – я поручиться не могу. Но она и без того почти все знает, как я понимаю. Выбирайте, Валентин Петрович! Хотя я, право, не знаю, о чем тут можно думать…

Председатель оказался на редкость сообразительным. Это был далеко не Федор-тугодум.

– Отцепите меня от трубы, – попросил он, – и дайте чего-нибудь выпить. Я все расскажу. Я… только волнуюсь. Мне давно хочется кому-нибудь все рассказать…

– Идиот! – буркнула Людочка, но, получив от Лени очень звонкий щелчок в лоб, прикусила язык.

Светка сбегала в соседнюю комнату и притащила оттуда бутылку водки и стакан.

Она начала возиться с пробкой, но тут вмешался Леня. Ему не терпелось показать все, что он умеет.

– Дай мне! Дай! – выхватил он бутылку из Светкиных рук.

Резким уверенным движением он шлепнул ладонью по донышку, и пробка отлетела в сторону, выбитая содержимым бутылки. Леня довольно ухмыльнулся и налил половину стакана.

Я сняла со своего «арестанта» наручники. Он потер затекшую руку, взял стакан и опрокинул его в себя привычным глотком. Принюхиваясь к своему кулаку, попросил сигарету. Выкурил ее, затушил окурок.

Я его не торопила. Я знала, что начать такой рассказ тяжело. Но едва он начнет, ему уже будет трудно остановиться. Пусть собирается с духом.

– У каждого человека есть в характере какая-то главная, определяющая черта, – выдал наконец Валентин Петрович глубокомысленную сентенцию. – Я, например, авантюрист… – Он помолчал, вздохнул и продолжил: – Да, я авантюрист. Авантюрист по натуре, по моей природе. Но вся моя беда в том, что я – бездарный авантюрист…

ГЛАВА 12

Из рассказа Валентина Петровича Короткова сложилась целая жизненная история. Мне не хотелось бы пересказывать ее своими словами, ведь происходило все это с другим человеком, не со мной.

И я своими ироническими замечаниями и комментариями постоянно буду нарушать стройное течение рассказа. А удержаться от них я при всем желании не смогу. Это выше моих сил.

Это мой стиль. Не могу же я уродовать сама себя…

Но мне не хотелось бы доверять рассказ и самому Валентину Петровичу. Уж слишком много было в его рассказе экспрессии, стучания в грудь и выдергивания волос на голове. Выражаюсь, как вы понимаете, фигурально, поскольку голова у Валентина Петровича была практически лысая. Но так много было в его речи покаянных мотивов и саморазоблачительных пассажей, что они грозят погубить все впечатление от его рассказа.

Исповедальный стиль хорош для Блаженного Августина, а председателям кооперативов он как-то не к лицу… Жанр не тот…

Поэтому лучше всего рассказать эту историю от третьего лица. Примерно так, как я ее воспринимала, когда слушала Короткова. То есть пропуская мимо ушей его самобичевание и только рассматривая картинки, складывающиеся в моем воображении. Занимательные, надо сказать, картинки и даже поучительные в какой-то мере…

Итак, председатель жилищного кооператива «Струна» Валентин Петрович Коротков был абсолютно бездарным авантюристом.

То есть авантюризм составлял неотъемлемую часть его натуры, но никаких способностей к реализации своих авантюрных потребностей Валентин Петрович не имел. Он всегда видел только начало авантюрной многоходовки, не имея представления о терявшихся в туманной неопределенности заключительных ходах.

Но неясность перспективы его не останавливала, и он с уверенностью самоубийцы делал первый шаг. Беда в том, что все следующие его шаги были определены этим первым шагом, и сделает ли их Коротков или нет, уже не зависело от его желания. Он был просто вынужден их делать, чтобы не погубить все дело да и самого себя в придачу. И ему приходилось нагромождать одну несуразицу на другую, совершать один нелепый поступок за другим, чтобы не потерять надежду хоть как-то в итоге выкрутиться.

Логика событий часто заводила его в такие дебри человеческих и финансовых отношений, выпутаться из которых можно было только с помощью прямого нарушения закона. И Коротков нарушал закон, поскольку ничего другого ему не оставалось. То, что начиналось как простая хитрость и ловкость, заканчивалось статьей Уголовного кодекса, которая повисала над Валентином Петровичем как дамоклов меч. А этого Коротков очень не любил. От этого становилось неуютно и холодно. Статьи Уголовного кодекса казались ему неприятными и колючими.

Принимая людей в кооператив, Коротков очень волновался, глядя, как безответственно они относятся к своим подписям на документах. Многие подписывали все, что он им подсовывал, даже не глядя, что написано на бумаге, которую они только что лихо подмахнули.

Когда Коротков представлял себе, какие это открывает возможности для различных махинаций, у него голова шла кругом.

Но как? Как этим воспользоваться?

Удачное решение этой проблемы подсказал ему случай. Проводя отселение со стройплощадки, он наткнулся на одну бабку, доживающую свой век в частном домишке. Когда он увидел, что восьмидесятипятилетняя бабка дышит на ладан, сама уже почти не встает и никто за ней не ухаживает, его как молния пронзила идея настолько простая, что он едва не отмахнулся от нее, настолько она была элементарна. В ней не было никакого авантюризма, и неуемная душа Короткова не могла с этим смириться. Но, преодолев скуку, он все же сумел себя заставить провернуть это дело.

Без труда уговорил он бабку подписать договор с кооперативом на двухкомнатную квартиру и столь же легко – еще один договор, о том, что принимает на себя заботу о немощной старушке. Договор обязывал его полностью содержать старую больную женщину, создавать ей условия для достойной старости, полностью оплачивать ее лечение и в случае смерти – погребение.

За все это старушка передавала ему право наследования своего жилья. Когда он вез на своих «Жигулях» бабку к нотариусу, он боялся только одного, чтобы она не померла по дороге туда. Если обратно – пожалуйста.

Старушка благополучно прожила еще полгода и тихо померла. Коротков и впрямь обеспечил ей достойную старость, благо ни особых затрат, ни особых усилий ему это не составило. Он просто договорился с одной из бабкиных соседок, что та будет каждый день ее навещать, варить, убирать, стирать, кормить старушку. Это обошлось ему в какие-то копейки. Сам покупал ей продукты, заходил пару раз в неделю. Отселять он ее и не собирался. И так был уверен, что бабка скоро помрет.

И не ошибся. Ему пришлось подождать всего каких-то полгода. Старушка померла, он ее похоронил, а сам оказался владельцем двухкомнатной квартиры в кооперативе, который он же сам и строил. И все было сделано чисто, абсолютно законно.

Но с тех пор потерял покой и сон. Ведь если оказалось возможным так легко получить одну квартиру, можно будет получить еще одну. А когда дом будет построен, в одной квартире он будет жить сам, а другую продаст. Нет, лучше ее все-таки не продавать, а сдать в аренду. Это будет постоянный доход. А продать можно в любое время… Позвольте, сдавать можно не одну, а две квартиры, и даже три, и больше…

Нужно их только иметь для этого. Это была авантюра, причем такого уровня, что Коротков вдохновился и возбудился до неприличия. Квартиры он построит сам. Как получить на них право собственности – он уже придумал.

Его идея заключалась в увеличении количества бумаг, которые должны подписывать люди при вступлении в кооператив. Проект дома был нестандартный, индивидуальный, предусматривающий многочисленные отклонения от типового проекта буквально в каждой квартире. Коротков придумал процедуру согласования проекта отдельной квартиры с непосредственным заказчиком, то есть с самим ее будущим хозяином.

«Согласны ли вы с увеличением высоты потолка до 270 сантиметров?» «Согласны ли вы на установку в квартире второго санузла?» «Согласны ли вы установить высоту ступеней лестницы на второй уровень 30 сантиметров?» «Согласны ли с установкой в наружных окнах стеклопакетов?» «Согласны ли вы на установку витражей во внутренних окнах?»