Аравийский рейд - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вряд ли посещавшие мою голову мысли были сплошь приятными. Да и что, по большому счету, хорошего удалось повидать за те суетные десять лет, одним коротким мигом пролетевшие после окончания военного училища? Служба, в мирное время состоящая из тренировок подчиненного личного состава, – НВДП-87 едино для всех, кто носит тельники и голубые береты. Тактико-специальная подготовка, топография, минно-подрывное дело, рукопашный бой, стрельбище, аэродром. И «физика», «физика», «физика»… До полного изнеможения. До двадцатого пота. Но были и некоторые отличия. Войска ВДВ – это, по большому счету, пехота. Отличная, но все же пехота, обученная воздушному десантированию во вражеский тыл для удержания плацдарма до подхода основных сил при масштабных наступлениях. А спецназ ВДВ – это уже разведчики-диверсанты, уходящие за линию фронта на длительный срок для выполнения более тонких и подчас уникальных задач по глубинной разведке или диверсиям. Отсюда и требования к скрытности, к способности выживать в нечеловеческих условиях. Соответственно и подготовка другая.
В нынешние неспокойные времена я не раз мотался по горячим точкам, участвовал во множестве боевых операций. До Чечни все складывалось по уму, по логике. А потом кого-то из сухопутных генералов «осенило»: спецназ обязан делать все, что не в состоянии сделать другие войска. И понеслось: штурмы, зачистки, охранения колонн и прочие не свойственные военной разведке задачи.
Ранения и столь же бесчисленные госпитальные палаты… Многое, как говорится, уже осталось за плечами, хотя жизнь (хочется верить) не перевалила экватор. Изученного, познанного посредством проб и ошибок, сделанного на совесть – не сосчитать. Неприхотливость с выносливостью вошли в привычку; болевые ощущения, как у всякого человека, перешагнувшего рубеж тридцати, притупились; почти все решения и действия благодаря немалому опыту принимаются автоматически – на «автопилоте»…
– Сколько времени? – спрашиваю Стаса.
У него остались на запястье простенькие китайские часы с батарейкой. На эту дрянь не позарились даже нищие сомалийцы.
– Двадцать минут десятого, – вяло отвечает друг.
– Стало быть, вечер… А сколько дней мы тут паримся?
– Седьмые сутки.
«Ого, уже неделя! – удивляюсь человеческой выдержке. – Между прочим, неделя – приличный срок для развития разного рода кишечных заболеваний. Пора браться за дело…»
И берусь. Где-то посередине ночи просыпаюсь и некоторое время прислушиваюсь к коллегам по заключению. Все спят. Аккуратно распускаю нитку внутреннего поясного шва своих джинсов и вытягиваю из-под ткани узкий мешочек из авалона – тонкой полупрозрачной пленки, хорошо растворяющейся в воде. В мешочке около пяти граммов светло-серого порошкообразного препарата. Это не яд и не снотворное. Это – имитатор. Чудо-имитатор острого кишечного инфекционного заболевания. Какого именно? Понятия не имею. Фээсбэшники на этот счет ничего путного не сказали.
Соскальзываю вниз, бреду в угол к бачкам и отливаю из организма лишнюю жидкость. На обратном пути заворачиваю к стоящему у двери бидону. Зачерпывая воду, роняю внутрь пакетик и неторопливо пью, считая от нечего делать глотки…
Готово. Через пару минут препарат вместе с емкостью из пленки растворится, и никто ничего не заметит.
* * *– Марк Наумович, шо вы имеете сказать за боцмана?
– За Шмаля? Да шоб я видел его на одной ноге, а он меня одним глазом!
– За что ж вы его так?
– Лучше спросите: шо он такого сделал, шо б ему хорошие люди улыбались?! – разливает повар по чашкам наваристый куриный суп.
Середина следующего дня. Это я определил не по китайским часам Велика, а по приходу кока – когда ему дозволяют подкормить нас приличной пищей, он старается наведаться после обеда. Так ему удобнее, а нам сытнее.
– И все же, Марк Наумович? – медленно сползаю с полки. – Для ненависти, согласитесь, нужен приличный повод.
Ловлю на себе ленивые взгляды двух пиратов, как обычно дежурящих возле раскрытой настежь двери, и демонстративно держусь за живот.
– Шмаль же всегда разоряется без копейки денег! То ему соли мало, то суп густой – всегда недоволен! И никогда не говорит «спасибо»! – возмущается повар. Завидев мои страдания, меняется в лице: – А шо вы согнутый пополам, Глеб Аркадьевич?
– Кишки пучит. И слабость… аж руки трясутся.
– А вы поешьте нормальной пищи, – протягивает он тарелку, – и все у вас пройдет. Как с белых яблонь дым.
– Спасибо, – с удовольствием вдыхаю волшебный аромат наваристого бульона и с сожалением осознаю: если проглочу пару ложек, то через секунду моя голая жопа зависнет над ближайшим бачком.
– К такому обеду водочки бы не мешало грамм по триста на брата, – ударно трудится ложкой Стасик.
Этому чертяке все похрену! Вылакал за полдня кружек пять «мертвой» водицы и хоть бы разок для приличия пёрнул.
Рябов морщится:
– Не-е. Уйдет «як в суху землю».
– Это почему же?
– Что за радость пить, когда не знаешь: доживешь ли до похмелья? И потом… требуха чего-то побаливает. Мать ее…
– Тогда, – разоряется дальше Велик, – меню нашего ресторана предлагает вам замечательный коктейль «Спящий засранец».
– Что за гадость?
– Пятьдесят грамм снотворного, пятьдесят – слабительного.
– А у меня и кишки пучит, и температура подпрыгнула, – подает голос Торбин.
Вид у него и впрямь не ахти: бледный, тяжелое дыхание и та же слабость. Озадаченный повар ставит на пол кастрюлю, подходит к Валерию, прикасается ко лбу тыльной стороной ладони.
– Да вы скоро закипите! – ползут его брови кверху.
Ложка Стасика перестает скрести тарелку.
– Знаете, что я вам скажу, – с трудом глотает он вставший в горле ком, – был разок на практике от мореходки… На самоходной барже стояли под Астраханью, а на берегу чучмеки арбузы на бахче выращивали. Мы у них купили полсотни штук по дешевке, а потом… в общем, эпидемия весь экипаж свалила. За пару дней все до одного слегли. Нас потом вертолетом в областную инфекционную больницу эвакуировали. Один, между прочим, помер…
Молоток. Хорошо играет роль: правдиво и жалостливо.
– Немудрено, – озадаченно чешет темечко Рябов. – Тут у нас полный набор для заразы имеется: и дерьмо в углу, и мухи, и этот чертов рис с протухшей рыбой…
Так, почва отлично вспахана и посыпана азотным удобрением. Пора сеять.
– Марк Наумович, – опять держусь за брюхо и морщусь от боли, – мы можем с вами договориться?
– А шо со мной договариваться?
– Нет, ну почему евреи всегда отвечают вопросом на вопрос?
– Кто вам это сказал, Глеб Аркадьевич?!
– Вот опять…
– Хорошо-хорошо. Говорите, шо вы уже хотели! Я завсегда в колпаке и со штопором.
– Не сомневаюсь. Марк Наумович, попробуйте объяснить главарю этой шайки, что нам срочно нужна медицинская помощь. Иначе это действительно закончится эпидемией и трупами в холодильнике.
* * *– Сон сегодня приснился. Прям не сон, а человеческая трагедия.
– Рассказывай.
– Представляете, идем мы по шикарному городу… купили крабов, омаров, устриц, дорогого вина, бутылочку «Хеннесси» и, прикиньте, облом – на улице скамеек свободных нет.
Очередной ужастик в исполнении Стаса. Крабы, устрицы, омары… Нашел о чем рассказывать, скотина, когда в брюхе одни слюни!
– О! Кажись, и меня прострелило! – осыпается он с верхней полки и бежит в угол, на ходу расстегивая штаны.
– Наконец-то! Есть все-таки Бог на свете, – ворчит на второй полке Валерка.
Точно. Теперь все по справедливости.
Покончив с нехитрым занятием и выдержав мхатовскую паузу, Велик глубокомысленно выдает:
– Кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
– Ну, тогда расскажи что-нибудь смешное. Спасать нас пока все одно не собираются.
– Запросто. Хотите хороший анекдот?
М-да-а. Нашего Стасика ни пуля, ни понос насквозь не прошибают.
– Валяй.
– Советник по национальной безопасности докладывает президенту США: сэр, есть две новости – хорошая и плохая…
– Прям как у нас, – невесело комментирует Торбин.
Стасик удивленно смотрит в его сторону:
– А у нас-то что хорошего?
– Живы до сих пор.
– Да. Иногда ты бываешь прав. Ладно, слушайте дальше. Стало быть, есть две новости. С какой, спрашивает, начать? С плохой, отвечает президент…
– Нашего бы президента сюда! – зло плюет на пол Рябов. – Пущай бы полюбовался на своих граждан!..
Торбин поторапливает:
– Заснул? Дальше-то что?
– Дальше? Мог бы и сам угадать. Дальше, значит, советник докладывает плохую новость: сэр, Америка захвачена инопланетянами. Погоревал президент, погоревал и говорит: ладно, давай теперь о хорошем. А хорошее заключается в том, говорит советник, что инопланетяне поедают негров и гадят нефтью.
Пря, как мы…
К вечеру в камеру, моими стараниями превратившуюся в палату, вошел местный убийца в белом халате.
