Вдали от берегов - Павел Вежинов

— Капитан, — тихо окликнул его сидящий на носу.

Капитан вздрогнул. Слабый румянец залил его лицо.

— Капитан, ты видишь что-нибудь на горизонте?

— Где?

— Вон там, правее… В открытом море…

Капитан всмотрелся вдаль.

— Нет ничего, — сказал он, хотя ясно увидел на горизонте еле заметный дымок и сразу догадался, что это пароход.

Сердце его радостно забилось. Чей бы ни был пароход, но он сулит надежду. Может быть, это румынский военный корабль, возвращающийся в Констанцу? Он сразу же возьмет их на борт. А может, грузовой, направляющийся в ближайший порт? Если он подойдет ближе, то лодку заметят. Конечно, им и пикнуть не дадут, но у людей на пароходе сразу возникнет подозрение: что ищет в открытом море эта одинокая лодка.

Как знать, что произойдет, но по прибытии в Варну или Бургас кто-нибудь из команды или пассажиров наверняка сообщит о лодке. Только бы пароход не прошел стороной, на север или на юг. Догадаются ли в Варне о случившемся, если узнают, что в открытом море обнаружена лодка? Пожалуй: ведь Адамаки небось с утра волнуется за свою пропавшую моторку. И как не волноваться! Курортники собрались, ждут на пристани, а лодки нет и нет.

Прежде всего хозяин отправится к жене, чтобы узнать, в чем дело. Пристав тоже может сказать Адамаки, что лодка ушла в Созополь. Когда тому надоест ждать, он запросит Созополь по телефону. И что ему ответят? Не было никакой лодки — больше сказать нечего! Адамаки не на шутку встревожится и побежит в погранохрану. Поднимется тревога по всему побережью, — и, глядь, вышли в море на поиски патрульные корабли.

Сердце капитана затрепетало от радости. И как это он сразу не догадался? Может быть, это и есть дымок патрульного корабля? И люди с мостика смотрят в сильные бинокли и уже заметили лодку! Все возможно! У капитана даже дух захватило от нетерпеливого желания оглянуться и еще раз взглянуть на дымок. Но нельзя! Сейчас нельзя! Парень на носу заметит и снова начнет расспрашивать: «Видишь что-нибудь?»

Капитан старался отгадать по лицу дозорного, не начинает ли тот волноваться? Но слегка сморщенное лицо парня ничего не выражало. Он спокойно смотрел туда же, куда только что показывал пальцем. «Наверное, дымок исчез, — с отчаянием подумал капитан. — А если не исчез, то и не приблизился. Иначе парень сразу бы поднял тревогу».

— Милутин! — вдруг позвал дозорный.

Милутин вскочил как ужаленный и зорким взглядом огляделся вокруг. Очевидно, он только дремал, оставаясь начеку.

— Посмотри-ка туда! Видишь что-нибудь?

Далматинец встал во весь рост и пристально посмотрел вдаль. Рослый, загорелый, с резко очерченным мужественным профилем, он выглядел сейчас настоящим моряком, способным поспорить с любой стихией.

— Пароход! — уверенно произнес он.

Теперь и капитан обернулся. В первый момент он ничего не заметил, потому что дымок совсем поредел. Но когда присмотрелся внимательнее, то тоже разглядел в синеве крошечное черное пятнышко.

Далматинец приложил ладонь ко лбу и еще пристальнее вгляделся в пароход.

— Грузовой! — сказал он. — Идет с севера на юг…

У капитана сжалось сердце. Он понял, что далматинец прав.

Еле заметная полоска дыма осталась слева от чернеющей точки. При полном безветрии дымок не расстилался бы лентой, если бы пароход держал курс на лодку. Но как это Милутин догадался, что пароход грузовой? Капитан пока еще не мог этого определить.

Вскоре далматинец снова встал, вгляделся в горизонт и удовлетворенно заметил:

— Танкер…

— Как сказать! — возразил капитан.

— Посмотри на трубу! — усмехнулся далматинец. — Уже видна!

Лишь минут через десять капитан тоже убедился, что далекий пароход — танкер. Угасла последняя надежда. Танкер целиком показался из-за горизонта. Дымок темной лентой протянулся за кормой. «Из такой дали, — думал капитан, — они если и заметят лодку, то не обратят на нее внимания».

Через полчаса пароход скрылся из виду. Горизонт снова, куда ни глянь, стал чист — ни пятнышка, ни облачка. Только море уже не синело, как раньше: по нему начали стелиться бледно-розовые и зеленоватые отсветы предзакатного неба.

Скоро все проснулись, — вялые, разбитые, удрученные, с помятыми лицами. Никого не освежил этот сон в знойной духоте.

Парус снова подняли на рею, но он так беспомощно повис, что у Вацлава невольно сжалось сердце.

— Почему не гребем? — тихо спросил он. — До каких же пор мы будем ждать ветра?

— Нет смысла, Вацлав, — со вздохом ответил далматинец. — Грести — все равно, что на одной ножке скакать из Братиславы в Брно…

— Если другого выхода нет, надо скакать, — сказал Вацлав. — Разве лучше стоять на месте? Десять, двадцать километров — и то больше, чем ничего.

Далматинец медленно покачал головой.

— За первый день, может, и пройдем столько, — невесело сказал он. — А дальше? Выдохнемся, и жажда совсем замучит…

Вацлав ничего не возразил, и в лодке снова установилось тягостное, удручающее молчание.

Мертвая зыбь совсем улеглась, море переливалось нежными тонами, горизонт словно отодвинулся. Кое-где по маслянисто-гладкой поверхности протянулись длинные темные полосы, но море казалось освещенным еще ярче, чем в начале дня.

— Это медуза? — вдруг спросил Вацлав.

Далматинец поглядел за борт. Огромная голубая медуза колыхалась в прозрачной воде рядом с лодкой, Забыв свои безрадостные мысли, Вацлав с изумлением смотрел на красивое, причудливое животное.

— Первый раз в жизни вижу медузу! — воскликнул он.

Все перевесились за борт, даже капитан. Тысячи медуз он видел на своем веку и никогда не обращал на них внимания, а на эту тоже загляделся, как на гостью из знакомого, родного мира.

Вацлав, с наивным, детским выражением лица, перегнулся через борт и пытался достать медузу.

— Не тронь ее, — сказал далматинец.

— Эту штуку едят?

Далматинец усмехнулся.

— Давай, зажарю тебе одну…

— Что? Я плохо понял…

— Медузу, братец, никто не ест, — сказал далматинец. — Ее и акула обходит…

Капитан знал, что это неверно. Он не раз видел, как крабы нападают на медузу, окружают ее со всех сторон и за какую-нибудь минуту разрывают на кусочки своими крепкими клешнями.

«Такова жизнь, — с горечью думал капитан. — Люди тоже подстерегают и пожирают друг друга». Сейчас они загнали его в угол, и чуть что — разорвут на клочки. Но если, например, появится военный катер, тогда окружат их, зажмут в кольцо и, быть может, искромсают в клочья.

Незадолго до заката далматинец снова затеял разговор с капитаном. Начал он с пустяков, но капитан сразу насторожился. И чего это он разговорился, их главарь? Не ради чьих-то прекрасных черных глаз, конечно! Не иначе как хочет закинуть удочку, что-то выпытать, о чем-то расспросить.

Но капитан отвечал односложно, цедя слова сквозь зубы.

Впрочем, далматинец не обращал на это внимания и, даже не глядя на капитана, невозмутимо продолжал свои расспросы.

— Дети есть у тебя?

Капитан заерзал на месте и насупился.

— Говорил уже, — ответил он мрачно, — жду ребенка…

— Недавно женился?

— Порядочно… Десяток лет уже…

— Поздновато собрался детьми обзаводиться! — с удивлением заметил, посмотрев на него, далматинец.

Капитан почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

— Кто виноват, — глухо сказал он. — Жена не донашивала.

Далматинец поднял голову и посмотрел на капитана каким-то особенно сосредоточенным взглядом.

— Вот оно что! — пробормотал он задумчиво, с неожиданным сочувствием в голосе.

— Да! — сказал капитан.

Далматинец едва заметно вздохнул.

— И сколько же раз с ней это случалось?

— Три раза…

— Три раза! — повторил, про себя далматинец. — Плохо…

— Чего уж тут хорошего! — с грустью подтвердил капитан. — На этот раз до шестого месяца продержалась, да вот! Видно, так уж нам на роду писано… Добра теперь не жди!..

— Зачем так говорить! — сказал далматинец. — Еще ничего не известно!

— Чего уж там неизвестно! — сокрушенно возразил капитан. — Такую беду на нее свалили, что и здоровая-то не доносила бы.

— Еще ничего не известно! — повторил далматинец и спохватился, поняв, как бессмысленны его слова.

— Ей нужен полный покой, — сказал, вздохнув, капитан. — А как узнает, что мы погибли, ума может лишиться, не только ребенка.

Оба замолчали. Далматинец, почувствовав, что и другие прислушиваются к их разговору, поспешно добавил:

— Не бойся! Когда женщина беременна, она забывает и о муже, и обо всем на свете. Особенно в таком случае, как у вас.

— Ты не знаешь ее! — сказал капитан.

Лицо далматинца потемнело.

— Сама природа такова, — нехотя сказал он. — Природа сама себя оберегает… Сейчас У твоей жены все мысли о ребенке, только он у ней на уме… Не бойся, все перенесет и ребенка сохранит…