Чёрно-белый человек (СИ) - Сергеев Ефим

— Ты знаешь, я очень уважаю и ценю Олега Васильевича, но именно сейчас я буду настаивать на своем. Почему-то мне кажется это важным.

— У тебя есть какое-то рациональное объяснение?

— Рациональное? — он ненадолго задумался, — нет, рационального, пожалуй, нет. Просто мне в голову внезапно пришла вот какая мысль. Мы занимаемся чем? Творчеством. Придумываем что-то, чего раньше никто не делал. А теперь смотри: слова «Творчество» и «Творец» — однокоренные. Причём во многих языках — русском, английском, французском, немецком, китайском…  А синонимы слова «Творец» — «создатель», «демиург»…  «Бог», в конце концов. Мы, естественно, не боги, но мы тоже создаём свои миры. И должны чётко и определённо давать понять — мы хотим, чтобы наши миры были чуть добрее, чем мир реальный. Даже не «давать понять», а говорить прямым текстом. Чтобы не было ни разночтений, ни иллюзий, ни двусмысленностей. Вот…  как-то так.

— Да ты, оказывается, у меня философ. Причем о-очень романтический, — Маша говорила серьёзно, но чувствовалось, что она улыбается.

— Уж какой есть, — буркнул Виктор.

— Ты что, обиделся? — удивилась девушка, — извини, если тебе показалось, что я иронизирую. Это совсем не так. Просто раньше я думала, что ты гораздо бо́льший прагматик, чем оказалось на самом деле. И…  такой ты мне нравишься ещё больше!

— То есть, ты меня безусловно поддержишь, если Антонов будет проталкивать свой вариант?

— Ну конечно! Как ты мог сомневаться?!

— Да кто вас, женщин, знает…

— Уж какие есть, — не осталась в долгу Маша.

— Я вам наш вариант даже показывать не буду. Берём ваш! — сказал Антонов, увидев предложенный текст. Чем немало удивил обоих.

— Единственное, что, наверное, имеет смысл обсудить — это интонации. Мне кажется, что даже фразы с вопросительными знаками должны звучать не как вопросы, а как утверждения. Думаю, Евгений Борисович сможет подсказать, каким образом этого добиться.

Когда после совсем коротенькой репетиции записывали текст, Виктор про себя добавил для будущих зрителей: «Просто поверьте, — то, что говорится — не просто слова! Это слова, на которые нужно обратить внимание! Обязательно!»

Ну а сам закадровый текст, который на этот раз снабдили субтитрами уже на трёх языках: китайском, русском и английском, теперь был таким:

«Вы ведь уже поверили в сказки! ПравДА? И они помогли вам. А теперь посмотрите вокруг, вдруг кому-то теперь нужна ВАША помощь?»

Клип запустили десятого декабря. С первого же дня он стал абсолютным рекордсменом и по количеству просмотров, и по количеству комментариев, и по количеству лайков. Основную лепту внесли, разумеется китайцы. Дней через десять даже промелькнуло какое-то странное сообщение о том, что его чуть ли не официальном уровне рекомендовали к обязательному просмотру во всех школах и университетах. Правда, оно пришло аж из Австралии, никаких подтверждений или опровержений с китайской стороны не последовало, и о нём быстро забыли.

ГЛАВА 10

В рождественский сочельник на улицах Нью-Йорка было, как всегда многолюдно и весело. Даже погода в этом году жителей мегаполиса баловала. Прошедший накануне снегопад добавил блеска к и так богатой иллюминации. Город стал похож на одну гигантскую зажженную бенгальскую свечу. Нью-Йорк отдыхал. Праздновал. Пил шампанское и глинтвейн, поедал индейку, гамбургеры и хот-доги, сладости и мороженое, приправляя всё это праздничным настроением и радостным смехом. Тысячи и тысячи туристов глазели на богато украшенную ёлку у Рокфеллеровского центра, шатались по Центральному парку, любовались лазерным шоу на вокзале Гранд-Централ, фейерверками и…  иллюминацией на многочисленных небоскрёбах. Гигантские красочные картины на высоченных стенах были так искусны, что каждое окно, в котором горел свет, выглядело словно ненужная безобразная клякса на совершенном произведении искусства.

На стоэтажной башне крупнейшей в мире транснациональной фармацевтической компании Fizer&Fizer, которую почти двести лет назад организовали два брата, таких клякс было целых три. Светились окна в трёх огромных кабинетах: главы корпорации Джереми Файзера Восьмого, руководителя аналитического департамента Уильяма Бёрнса и главы службы безопасности Роберта Корнстейбла. Причиной их присутствия на рабочих местах в предпраздничный вечер было внезапно сильно пошатнувшееся положение компании. Но если первый лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации, второй пытался найти причину сползания в пропасть, то третий пытался вычислить, кого безболезненно можно назначить на роль стрелочника, ответственного за всё. Мистер Бёрнс в который раз за последние недели пересматривал отчёты, докладные записки и аналитические выкладки своих сотрудников, выискивая крупицы здравого смысла в одних документах и откладывая в «мусорную» стопку другие. Вторая неизменно оказывалась гораздо выше. Последние листы он хотел не перечитывая отправить в «мусор», посмотрев на имя составителя, но вдруг вспомнил, как внуки хохотали над клипом каких-то русских ребят, имена которых как раз и упоминались в оставшемся документе. Стажёр, его составивший, не писал ни о фармацевтике, ни о статистике продаж, ни о региональных особенностях, ни о чём, что обычно интересовало руководство корпорации. Собственно, именно поэтому его опус неизменно отправлялся в более высокую стопку. «Интересно, что же там всё-таки есть такого, что заинтересовало этого птенчика?» — с внезапно проснувшимся интересом подумал главный аналитик… «… На основании анализа неструктурированных данных больших объёмов с помощью новейших аппаратно-программных методов можно утверждать, что данный продукт, или — произведение искусства, если его можно так называть, на сегодняшний день является единственным, где в комментариях присутствуют неоднократные упоминания о некоем обезболивающем эффекте после его просмотра.» — прочитал он в самом конце и схватился за голову.

— Почему?! Ну почему я ни разу не дочитал эту чёртову записку до конца? Он что, побоялся лично обратиться ко мне, посчитав, что его выводы сочтут бредом? Или каким-то невероятным образом оказался не в курсе того, что почти 85 процентов потерь последних месяцев — от сокращения продаж обезболивающих и антидепрессантов? — Уильям Бёрнс яростно вцепился в остатки шевелюры на своей изрядно облысевшей голове, рискуя избавить её от остатков растительности. — Ну…  в общем, правильно боялся. Я же уже неоднократно игнорировал его писанину. И не собирался продлевать с ним контракт после стажировки…  Даже если это действительно полная чушь, будет очень удобно пустить по этому следу Корнстейбла. Роберт ведь так любит разоблачать заговоры. Особенно иностранные, — он порадовался удачно пришедшей мысли и снова забеспокоился. — Чёрт! Дерьмо собачье! Ведь записка была подана уже почти три недели назад!…  Ладно, придётся врать, что до неё не доходили руки из-за огромного объёма работы…  К тому же, это просто мнение некоего начинающего аналитика, чьим словам не принято доверять…  Не очень логично, но…  другого всё равно ничего нет. Как там говорят эти русские, «За неимением гербовой пишем на простой»? А нам сейчас даже туалетная подойдёт.

Немного поколебавшись, набрал внутренний номер босса.

— У тебя что-то важное, Уильям? — раздался в трубке недовольный голос.

— Не уверен, — всё-таки признался аналитик, но пока это единственное, что я могу предложить для обсуждения.

— Ладно, заходи. Нашего Цербера я тоже позову, если ты не против. Он тоже сегодня без предпраздничного ужина.

— Ну, может для чего и пригодится.

Файзер и Корнстейбл, перечитав выделенное Бёрнсом дважды или трижды, вопросительно уставились на него.

— Ты хочешь сказать, что вот это — Файзер брезгливо потыкал пальцем в лежащие перед ним листки, — причина?

— Я и мои люди в декабре работали кто в полтора, а кто и в два раза больше обычного. И не смогли найти ничего, кроме этого. Никаких зацепок.