Золотой иероглиф - Дмитрий Дубинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не отпуская ни на секунду свой рогатый поплавок, я проверил свободной рукой, куда врезался. По всей видимости, это была скала, которую в хорошую погоду видно со стороны поселка — она находится ближе к Новосибирску всего на три километра… Всего… Получается, что я уже часа два в воде, если вспомнить, что скорость течения в Обском море относительно невелика… И зря я боялся плотины — до нее еще как пешком до Луны.
Но до берега тоже не близко — между ним и скалой, наверное, метров двести… Я оттолкнулся от каменной стены и поплыл по течению, помогая уставшими от непривычной нагрузки руками и ногами.
Скала кончилась, и я с величайшим облегчением почувствовал под ногами твердое дно, при этом состоящее не из острых обломков камней, а из мелкого гравия. Здорово! Теперь я просто дошлепаю по мелководью до берега…
Поднявшись на ноги (они так и подкашивались) и ощущая, что ветер отнюдь не теплее воды, я побрел к берегу, который в этом месте оказался довольно пологим; видимо, поэтому я никак не мог понять, почему не вижу вырастающего из темноты обрыва, раз приближаюсь к суше… В сотне метров от берега дно вертикально ушло вниз и, если бы я не отпрянул назад, плюхнувшись на пятую точку, то вполне мог погрузиться в воду с головой.
Вот это повезло! Я совсем забыл, что прибрежное дно водохранилища — штука коварная: в трех-четырех метрах от пологого песчаного берега может находиться глубокая и широкая котловина, которая, по мере удаления от берега, иногда сменяется продолжительным мелководьем. Именно такая котловина и была сейчас передо мной, и насколько она длинная — этого я сейчас не мог бы сказать. Может, ее длина не больше ширины. А может, несколько километров…
Эти сто метров оказались едва ли не самыми тяжелыми из всех, что я преодолел во время моего заплыва. Единственное, что хоть как-то компенсировало тяжесть узла на голове, усталость и озноб — так это отсутствие коряги, которую мне не нужно было теперь толкать перед собой. Но несколько раз казалось, что все, приехали, кранты, я выбился из сил полностью, но сбросить с головы узел мне не давало лишь сознание того, что без него мне нечего делать на берегу — голым, без денег, документов и ключей от квартиры я ни за что не смогу добраться до дома, а окажусь, в лучшем случае, в милиции.
И когда я снова почувствовал под ногами дно, то, добравшись до уреза воды, плюхнулся животом на мокрую землю, оставив ноги в воде, и совершенно серьезно собрался немного поспать…
Но расслабляться было нельзя. Кое-как поднявшись, я добрался до сухого места и, сев на бревно, стал одеваться. Зубы мои еще стучали, но на ветру я быстро обсох, а когда облачился в джинсы, сандалии и тенниску, то почувствовал себя гораздо лучше, только невыносимо ныли руки и ноги.
Часы показывали половину двенадцатого… Ну что ж, до полуночи вряд ли какая сволочь полезет бомбить квартиру, а за час, я думаю, сумею добраться… Нет, но провести больше двух часов в холодной воде… По доброму, мне сейчас надо триста пятьдесят под горячие пельмешки, потом — горячего чаю с малиновым вареньем, а после всего — в постель с горячей… Гм! Хватит!
Глава IX
Я абсолютно не мог взять в толк, где тут находится ближайшая автодорога, причем из тех, по которым автомобили ходят менее чем с двухчасовым интервалом, но мне все же повезло: бетонка оказалась лишь в двадцати минутах ходьбы от берега Обского моря. Увидев фары, я поднял руку и тормознул старую битую иномарку, даже не понять, чьего производства.
Водитель мне не очень понравился — за рулем сидел мой ровесник, может, чуть помоложе, коротко стриженный и с дешевыми перстнями на здоровенных лапах.
— В город? — переспросил он. — Ну, садись, по пути.
Мы двинулись вперед. Водитель, видно, допер, что я выгляжу несколько странно, и что появление в этом безлюдном месте человека без вещей довольно необычно.
— Че, проблемы? — спросил он.
— Да, — неохотно ответил я.
— Тачку подстегнули?
— Нет… Сел сдуру не в ту машину.
— Тю! — Парень неожиданно нажал на тормоз. — А деньги-то у тебя есть? Ты че думаешь, я тебя за так в такую даль повезу?
— Сам же сказал, что по пути…
— Ты мне мозги-то не парь… Стольник, или вылазь, пехом топай.
Конечно, этот тип мог заломить по случаю ночного времени и два стольника. У меня при себе было три, но не докладывать же ему об этом…
— Слушай, земляк… У меня есть немного, но, боюсь, стольника не наберу.
Водитель засопел.
— Сколько наберешь?
Я держал бабки в разных карманах и, когда извлек из одного пачку разномастных купюр, стриженый даже присвистнул:
— Дешево ты отделался, я гляжу…
Набралось почти девяносто рублей: полтинник, две десятки, пятерка и куча мелких и грязных бумажек.
— Дешево… — проворчал я. — В бумажнике зеленая сотняга была и еще бабки… Девяноста тебе хватит?
Не знаю, что щелкнуло в лысой башке у водителя, но он забрал полтинник и две десятки, оставшуюся мелочь отдал мне.
— Поехали, хрен с тобой… Терпила.
Я промолчал. Обострять отношения сейчас мог только полный идиот, а я таковым себя все же не считаю.
… Еще до того, как въехать в город, меня начало укачивать и клонить в сон. Руки и ноги ныли, в желудке было мерзко.
— Сигаретки не будет? — спросил я.
Стриженый вытащил пачку «Житан» а и нажал прикуриватель. Сигарета мне бодрости не прибавила, но не дала и окончательно расслабиться — не ронять же ее на пол!
Все же я то и дело клевал носом, хотя и не позволял сонливости побороть меня. Водитель оказался молчуном… Интересно, кто он? Судя по машине, птица не такого уж высокого полета, но и не из тех, кого кличут «лохами». Мелкий рэкетир или лавочник… Я, видимо, все-таки задремал, потому что не сразу понял, что стриженый обращается ко мне с вопросом.
— Чего?
— Пашешь где, спрашиваю?
— В речпорту, — соврал я на всякий случай. — Рулевым на рейдовом буксире.
— Тачка есть?
— Откуда?
— А че, платят хреново?
— Как везде.
Стриженый замолчал, не иначе, поверил.
— А че на дороге оказался?
— Говорю же, бумажник забрали и выкинули…
— И че будешь делать?
— Не знаю пока… С женой посоветуюсь.
Водителя, по-моему, даже передернуло от отвращения к моей персоне. Но это было и к лучшему — пусть помалкивает. Не нравился он мне, и разговаривать с ним не хотелось.
Машина тем временем въехала в черту города и, миновав пост ГАИ, двинулась к центру.
— Имей в виду, я не знаю, куда тебе надо, но дальше вокзала не поеду — у меня там дела, — сказал парень.
— Вот там и высади.
Стриженый промолчал.
До вокзала мы доехали без происшествий. Парень остановил машину возле секции коммерческих киосков, и к ней сразу же подошли двое, с рожами, еще менее приятными, чем у водителя.
— Давай, резче вытряхивайся…
Я не стал заставлять себя упрашивать и, покинув машину, двинулся прочь от вокзальной площади. Все эти мелкие гопники — существа непредсказуемые, и если «братаны» вдруг скажут, что не жалкие семьдесят «рябчиков» надо было стряхивать с лоха, а раскручивать конкретно, то черт знает, чем все это может кончиться.
Чтобы доехать до Учительской, я взял такси — хватит мне отрицательных эмоций. Усталость тут же дала себя знать, и всю дорогу я благополучно продремал на переднем сиденье.
— … Рота, подъем!
Я так и подпрыгнул. На меня смотрела ухмыляющаяся физиономия водителя.
— Не спи, замерзнешь… Приехали.
Приехали. Я вышел из машины (расплатился еще в момент посадки — видимо, моя внешность была далека от респектабельной) и направился к знакомому дому, в одной из квартир которого имели удовольствие проживать мы с Татьяной.
Первый час. Танька в ту памятную ночь заявилась примерно в это же время (бесстрашная баба!), а в хате уже орудовали. Логично предположить, что орудуют уже и сейчас… Но не меньше логики и в предположении, что орудовать начнут позже, когда убедятся, что неожиданного возвращения хозяев не произошло.
Тем не менее переть буром через двор и греметь потом ключами на лестнице было нельзя. Я прокрался к подъезду, выбирая наименее освещенные участки и иногда прямо-таки вжимаясь в стену. Если бы меня сейчас заприметили менты, то мне долго пришлось бы доказывать, что я не имею дурных намерений.
В квартире было тихо и пусто. Плотно закрытую дверь с новыми замками я отпер достаточно быстро и не наделав особого шума. Во всяком случае, такой осторожности я еще никогда не проявлял при возвращении домой. Свет зажигать было нельзя, но я убедился, что в хате полный порядок, и, самое главное, копии японского документа не тронуты: оба листка по-прежнему лежали на месте — в одном из ящиков шкафа.
В качестве орудия против жуликов мне не хотелось использовать смертоубийственные предметы — еще не хватало потом сесть за какую-нибудь падаль! Поэтому я вытащил из ванной швабру и отломал от нее перекладину: конечно, не самурайский меч, но кольями я еще с казанских времен шуровать научен.