Одна на краю света - Марина Галкина

Галечники идут ровные, без крупных камней, веревке не за что цепляться, и поэтому вести каяк по ним довольно легко. На просторах галечников, если ветер сильный, снимаю накомарник, закладываю его под обвязку. Бывает, на обоих берегах проток идут сплошные заросли ольхи, березки, ивы, и тогда на веслах приходится «прорываться» против течения к желанным отмелям, отстаиваясь для отдыха в микроуловах, мизерных бухточках обратного течения за подмытыми корнями кустов. Иногда гребешь под «выпуклым» заросшим берегом, не видя начала галечника, каждый новый поворот с открывающимся новым обзором встречаешь с надеждой, а уж когда видишь простор чистого берега, испытываешь несказанное счастье.

Каждый раз при перечаливании с натяжением наматываю двойную веревку на локоть, подтягивая каяк к себе, аккуратно складываю бухту под обвязку на носу. После форсирования струи разматываю веревку, отталкивая каяк от берега, отпуская его по течению. Этот процесс не всегда проходит гладко, бывает, веревка путается, перекручивается, приходится снова зачаливать каяк, распутывать веревку на отмели, опять подходить к каяку, сталкивать его на воду, постепенно стравливая веревку. А из таких многочисленных моментов и состоит процесс продвижения вперед.

Вот еще характерный эпизод движения, самый неприятный момент для бурлака, когда, например, идешь по острову между протоками и выходишь на его верхний конец. На тебя идет сильное течение перекатов. Справа и слева по берегам кусты, но впереди виднеется начало галечной отмели. Если отчалить сразу от острова, течение неминуемо снесет вниз, до конца переката. Поэтому продолжаешь двигаться вверх по перекату пешком, покуда позволяет глубина. Выше колена уже начинает сбивать течением. Подтягиваешь каяк к себе хоть как-нибудь, лишь бы удержать (тут уж веревка не всегда ложится аккуратно, главное не цеплялась бы за воду), вытаскиваешь весло из носа лодки, засовываешь в каяк одну ногу (при этом надо успеть, чтобы тебя не развернуло течением) и одновременно усиленно начинаешь грести, чтобы не потерять «высоту». Таким манером зачастую удается «пробиться» выше переката.

Через несколько километров, во второй половине дня выхожу на основную протоку Канчалана и понимаю, насколько же он еще мощный. Ширина его здесь достигает местами метров трехсот — четырехсот. Тут уж для выбора лучшей линии движения мне помогает бинокль. Вчера на моторке видимо мы въехали не в ту протоку, здесь, мне кажется, могли бы еще проплыть. Но кто знает. Эх! Посмотреть бы на себя сверху!

Характер реки «покладистый»: перекат — быстроток, перекат — быстроток — плесов нет. За перекатом река обычно намывает косу. За такой мелководной отмелью или косой, выступающей из воды длинной узкой полосой, промывается глубокая яма, заливчик без течения. И тебе нельзя напрямую перейти от того берега, по которому шла, через эту яму к перекату — слишком глубоко, а зачастую вязкий песок с илом засасывает ноги, и шагать так на глубине совсем невесело. Огибаешь бухточку по берегу, но течения в заливе нет, каяк становится неуправляемым, инерция и попутный ветер прибивает его к берегу. Надо в сотый раз сматывать веревку, подходить к каяку, проводить его до струи, разматывать веревку… Процесс нудный и долгий, а преодолеваешь всего каких-нибудь десять-пятнадцать метров. Иногда, видя такой заливчик, бежишь быстрее вперед, отпуская веревку до предела, вытягивая руки, стараешься обогнуть его по берегу до начала косы раньше, чем каяк станет неуправляемым и причалит. Манипулируешь носом и кормой, выводя каяк на течение, и искренне радуешься, если он «вырежется», выйдет, не сядет на мель.

Сделай веревку подлиннее, скажете вы. Ситуации бывают настолько разные, что часто удобнее пользоваться наоборот более короткой веревкой, да и сматывать ее быстрее. В какой-то момент я и вправду сделала веревку чуть длиннее и пользовалась теперь двумя вариантами ее длины.

Теперь на галечниках меня стали встречать новые препятствия: редкие остовы кустов, не смытых течением, лежащие на мелководье — за них цеплялась веревка и, бывало, я шла против течения по воде, чтобы огибать этих корявых монстров.

Залив за косой переката мог быть довольно обширным, метров в 300. Если вовремя не понять и не перегрести из такого «кармана» на основную струю, которая могла быть здесь поуже и помельче залива, попадаешь в тупик — замытую галькой бывшую протоку. Бывает, в залив просачивается вода под галькой, тебе кажется, что там, вроде, есть небольшое течение. Но нет, идти нужно только туда, где сильное течение, хоть тебя и манит «большая» вода и глубина залива.

В этот первый день я поняла, что скорость продвижения вперед вполне ощутимая. Я так спешила, что даже не захотела пообедать. Меня же все всегда спрашивали: «Как ты будешь подниматься?» — «На каяке против течения». — «А возможно это?» — «Ну как же, ходят же люди», — отвечала я, хотя сама не вполне была в этом уверена. Теперь я поняла, что это возможно. Скорость перемещения определяется протяженностью ровных галечников. Если они достаточно длинные, по 200–300 метров, это хорошо, по ним идешь быстро, отдыхаешь. А при частых перечаливаниях скорость теряется. По моим подсчетам, в первый день за девять ходовых часов с одним часовым отдыхом я прошла 22 километра. На ночевку встала на настоящей травяной лужайке под деревцами ивы, даже растянула палатку между двух стволов настоящих деревьев — такое произошло со мной на Чукотке единственный раз. Тент ставить не стала. За этим необычным крохотным оазисом светлой рощи начинались банальные заросли кустов. Надо отметить, что, выскочив ночью из палатки по нужде, я запустила к себе в домик такое количество комаров, что убивала их минут пятнадцать и трупов набралось с добрую горсть, Это при том, что тубус входа за собой я тут же затянула.

Отчетливо помню, что именно этой ночью у меня возник страх. Я осознала, насколько сейчас я оторвана от людей, затеряна среди проток. В желудке шевелилась противная тошнота, видимо, вечером переела маргарина с хлебом. Как же быть, если что… Сколько на моторе забрасывали. Если сейчас что случится, придется преодолевать вниз эти унылые протоки, эту низинную часть реки, которую, слава богу, удалось пройти под мотором. Грести вниз уже пройденным путем вдоль заросших берегов практически без течения. Нет, надо куда-нибудь перевалить, а там уж пусть что-нибудь случается, только не здесь.

Потом я вжилась в окружающую природу, такого животного страха у меня больше не возникало. Страх приходил, но был каким-то отстраненным. Но в ту ночь я явственно почувствовала одиночество и испугалась его.

Мое меланхолическое настроение в тот период еще усугублял фотоаппарат. В Москве я долго колебалась, какой фотоаппарат взять. Я всегда снимала на «Зенит», привыкла к нему, оптика была проверена, кадры получались качественные. Однако весил он целый килограмм! Это очень тяжело. Моя подруга Юлька предложила взять с собой ее «Пентакс», весил он всего 220 граммов, а качество его снимков не хуже, а порой и лучше зенитовских. И я взяла «Пентакс», хотя до этого на него не снимала. Но это был автомат, который, казалось, не требует большого уменья в обращении — сам наводится на резкость, выбирает выдержку и диафрагму. Работает он на батарейках, я не позабыла взять запасную, хотя в нем стояла почти новая. Но с ним что-то случилось, он перестал снимать, и я не могла понять, что произошло и как исправить неполадку.